Конунг Аттила из Сусы узнал, что Сигурд Юнец мёртв, но осталась жива его жена Гримхильд, которая была всех женщин умнее и краше, а он был сейчас не женат. Он послал за своим родичем Осидом в Херраланд, чтобы тот пришёл к нему.
Когда герцог узнал, что его родич конунг Аттила хочет с ним встретиться, то он совершил поездку в Сусу, и с ним поехало двадцать рыцарей. Конунг Аттила хорошо принял его, сказал, что послал ему сообщение, и хочет, чтобы тот отправился по его поручению в Нивлунгаланд. Конунг Аттила хотел отправить его сосватать ему в жёны Гримхильд, сестру конунга Гуннара, на которой был женат Сигурд Юнец. Герцог Осид ответил, что поедет, куда бы конунг ни захотел отправить его. Вот он приготовился к этой поездке с великой пышностью и взял с собой сорок учтивейших рыцарей и многих хорошо снаряжённых слуг. Они отправились в путь, пришли в Нивлунгаланд и встретились с конунгом Гуннаром в Вернисе. Там их хорошо приняли. Он оставался там несколько дней.
Однажды он позвал конунга Гуннара на беседу и вместе с ним Хёгни и Герноца, и когда они собрались, герцог Осид молвил:
— Конунг Аттила из Сусы шлёт добрый привет конунгу Гуннару и Хёгни, его брату. Конунг Аттила хочет жениться на вашей сестре Гримхильд с таким большим приданым, которое вам подобает прислать ему, и он будет вашим другом. Но прежде чем я уеду отсюда, я должен выслушать исход моего дела, какой бы он ни был.
Тогда конунг Гуннар отвечает:
— Конунг Аттила — могущественный муж и великий властитель. Хёгни и Герноц, мои братья, хотят того же, что и я, ведь мы не можем отказать ему в этом.
Тогда Хёгни отвечает:
— Мне кажется, нам будет оказана великая честь тем, что могучий конунг Аттила женится на нашей сестре. Он из всех конунгов самый могущественный и великий. Благодаря этому мы сможем быть бо́льшими людьми, чем есть сейчас. Но об этом деле следует всё же рассказать ей, поскольку у неё столь гордый норов, что конунг Аттила и никто другой в мире не сможет жениться на ней без её желания.
Герноц предложил решать конунгу и Хёгни и выразил своё одобрение, если им нравится.
Теперь конунг Гуннар и с ним Осид отправились и нашли Гримхильд, и конунг Гуннар рассказал ей все эти новости и спросил, по душе ли ей этот брак. А она ответила, что не посмеет отказать конунгу Аттиле стать её мужем, ведь он такой могучий конунг и выбрал такого человека, чтобы выполнить его поручение, что она предпочтёт согласиться на это, если на то будет позволение конунга Гуннара, её брата. А конунг сказал, что не хочет препятствовать этому браку, раз это не против её желания. Конунг Гуннар и его братья обговорили всё это дело с герцогом Осидом, как оно будет разрешено.
После этого герцог Осид собрался ехать домой. Когда же он был полностью готов, конунг Гуннар взял позолоченный щит и шлем, которыми владел Сигурд Юнец и которые были лучшими из всего оружия, и подарил Осиду, и они расстались добрыми друзьями. Герцог поскакал домой в Хуналанд и рассказал конунгу Аттиле всё о своей поездке. Конунг поблагодарил его и сказал, что его поездка состоялась наилучшим образом.
Немного позднее конунг Аттила снарядился в поездку, чтобы отправиться теперь в Нивлунгаланд за своей невестой Гримхильд. Эта поездка была подготовлена очень пышно. Конунг Аттила взял пять сотен рыцарей и множество слуг. Когда конунг Гуннар узнал, что конунг Аттила и Тидрек пришли в его страну, то выехал им навстречу со всеми своими лучшими людьми, и когда они встретились, конунг Гуннар подъехал к конунгу Аттиле и поздоровался с ним, а его брат Хёгни — к конунгу Тидреку, они поцеловались и встретились как самые лучшие друзья, все вместе они поехали обратно в город Вернису, и теперь был приготовлен роскошнейший пир, и на этом пиру конунг Гуннар выдал за конунга Аттилу Гримхильд, свою сестру.
Когда же пир закончился, конунг Аттила и конунг Тидрек уехали прочь, и на прощание конунг Гуннар подарил конунгу Тидреку Грани, коня Сигурда Юнца, меч Грам он подарил маркграфу, а конунгу Аттиле — Гримхильд и так много серебра, чтобы его уважить, и они расстались добрыми друзьями. Конунг Аттила с конунгом Тидреком вернулся домой и некоторое время заботился о своём государстве. Но его жена, Гримхильд, ежедневно оплакивала своего любимого мужа, Сигурда Юнца.
Прошло семь зим, как Гримхильд жила в Хуналанде, и одной ночью она молвит конунгу Аттиле:
— Государь конунг Аттила, великое горе, что за эти семь зим я не встречалась со своими братьями. Когда ты, государь, пригласишь их? Я могу рассказать тебе известия, хотя, возможно, ты уже знаешь, что у Сигурда Юнца, моего мужа, было столько золота, что в мире не было ни одного такого же богатого конунга, а сейчас этим великим богатством владеют мои братья, и они не хотят отдавать мне ни единой монеты. Но мне кажется более достойным, государь, чтобы я распоряжалась этими деньгами, и знай наверняка, что если я получу это золото, то ты будешь владеть им всем вместе со мной.
Когда же Аттила услышал эти слова, то тщательно обдумал то, что она говорила, и понял, что это правда. А конунг Аттила был чрезвычайно жаден, и ему не понравилось, что он не получит сокровище Нивлунгов, и он ответил таким образом:
— Я знаю, госпожа, что у Сигурда Юнца было много золота, во-первых, то, что он забрал у великого дракона, которого он убил, затем то, что он добыл в походе, так и то, которое принадлежало его отцу, конунгу Сигмунду. Но всего этого мы лишились, хоть конунг Гуннар наш дражайший друг. Сейчас я хочу, госпожа, чтобы ты пригласила, если хочешь, своих братьев, а я не поскуплюсь, чтобы устроить им как можно более пышный пир.
На этом они прервали свой разговор. Немного спустя Гримхильд позвала к себе двух людей и известила их о своём деле: она хотела послать их в Нивлунгаланд:
— Чтобы исполнить моё поручение, а в эту поездку я снаряжу вас золотом, серебром, хорошей одеждой и хорошими лошадьми.
И эти простолюдины сказали, что охотно сделают всё, что она просит. Теперь она приготовила их поездку так пышно, как только могла, и дала им письмо и печати конунга Аттилы и свои.
Эти люди проделали весь свой путь, пока не пришли в Нивлунгаланд и не встретились с конунгом Гуннаром в Вернисуборге. Конунг Гуннар хорошо принял посланцев конунга Аттилы, своего зятя, и они жили там в полном довольстве.
Когда посланцы пробыли там короткое время, встал тот, кто выполнял поручение, подошёл к конунгу Гуннару и молвил:
— Конунг Аттила из Сусы и его королева Гримхильд шлёт привет конунгу Гуннару в Вернису и его братьям Хёгни, Герноцу и Гисльхеру и всем друзьям бога и своим. Мы хотим пригласить вас на пир и в знак дружбы в нашу страну. Конунг Аттила уже стар, и ему тяжело править своим государством, а его младшему сыну Альдриану всего лишь несколько лет. Сейчас нам кажется, что вы наиболее достойны править этим государством вместе с вашими родичами, братьями его матери, то время, пока он сам не станет достаточно взрослым, чтобы позаботиться о своём государстве. Сейчас вы должны последовать нашему посланию, управляйте страной вместе с нами, как бы ни представлялось нам из-за принятия этого дела впоследствии, и возьмите с вами столько людей, сколько вам подобает, и будьте здоровы.
Прочитав это письмо, конунг Гуннар позвал для обсуждения своих братьев Хёгни, Герноца и Гисльхера. Он рассказал об этом деле и попросил их совета, как следует поступить.
Тогда Хёгни отвечает:
— Это возможно, государь, чтобы вы пожелали отправиться в Хуналанд по приглашению вашего зятя, конунга Аттилы, но поскольку ты отправишься в Хуналанд, то не вернёшься обратно, и никто, кто будет сопровождать тебя, поскольку Гримхильд женщина коварная и умная, и может быть так, что она строит нам козни.
Теперь конунг Гуннар отвечает:
— Конунг Аттила, мой зять, отправил мне послание по дружбе, чтобы я явился в Хуналанд, и эти люди говорят правду. А твой совет, Хёгни, что я не должен ехать, но этот совет ты даёшь мне подобно тому, как твоя мать давала моему отцу, когда каждый следующий раз был хуже предыдущего. Сейчас я не хочу принять это от тебя. Сейчас я действительно должен поехать в Хуналанд, и я надеюсь, что вернусь по моему желанию, и прежде чем я уеду из Хуналанда, весь Хуналанд будет отдан под мою власть. А ты, Хёгни, сопровождай меня, если хочешь, или же сиди дома, если не посмеешь ехать.
Тогда Хёгни молвил:
— Я говорю об этом не потому, что боюсь за мою жизнь больше, чем ты за твою, и биться мне по душе не менее, чем тебе. Но воистину я могу сказать тебе, что, если ты отправишься в Хуналанд, много ли ты возьмёшь с собой людей или мало, никто из них не вернётся живым в Нивлунгаланд. Но если ты хочешь поехать в Хуналанд, то я останусь. Или ты не помнишь, конунг Гуннар, как мы расстались с Сигурдом Юнцом? Но поскольку ты не помнишь, то я знаю человека в Хуналанде, который должен помнить, а это Гримхильд, наша сестра, и она, конечно, напомнит тебе, когда ты придёшь в Сусу.
Тогда конунг Гуннар отвечает:
— Даже если ты так боишься своей сестры Гримхильд, что из-за этого не смеешь ехать, я тем не менее поеду.
Хёгни теперь рассердился, что его так часто попрекают его родичами со стороны матери. Он встал, пошёл в палату к своему родичу Фолькхеру и сказал ему:
— Ты поедешь в Хуналанд вместе с нами, как конунг Гуннар решил после сообщения Гримхильд, и с нами отправятся все наши люди, вооружайтесь теперь и быстро собирайтесь, и должны поехать только те, кто осмелится биться.
Тогда встала королева Ода, мать конунга Гуннара и Гисльхера, подошла к конунгу и сказала ему:
— Государь, мне приснился сон, который ты должен услышать. А в этом сне было то, что я увидела в Хуналанде так много мёртвых птиц, что вся наша страна осталась без птиц. Сейчас я слышу, что вы, Нивлунги, собираетесь поехать в Хуналанд, но эта поездка, знаю я, принесёт большое несчастье и Нивлунгам, и гуннам, и мне кажется, что многие мужи лишатся жизни, если вы поедете. Пожалуйста, государь, не езди! Лишь одно плохое принесёт то, если вы поедете.
Тогда Хёгни отвечает:
— Конунг Гуннар уже решил насчёт своей поездки, чего бы это ему ни стоило, и нас не беспокоят ваши, старухины, сны. Мало хорошего вы знаете. Ваши слова не смогут воспрепятствовать нашей поездке.
Тогда королева отвечает:
— Пусть конунг Гуннар решает насчёт своей поездки, как и ты, Хёгни. Поедете ли вы в Хуналанд или нет, но мой младший сын Гисльхер должен остаться дома.
— Да, — говорит Гисльхер, — если мои братья поедут, то я, конечно, не останусь, — и он вскочил и схватился за своё оружие.
Теперь конунг Гуннар разослал приказ по своей стране, чтобы к нему пришли все его люди, которые были самые отважные, самые доблестные и самые ему преданные. И когда этот поход был готов, у конунга Гуннара было десять сотен человек, добрых воинов, хорошо снаряжённых белыми кольчугами, блестящими шлемами, заточенными мечами, острыми копьями и быстрыми конями, и много прекрасных женщин осталось сидеть дома без своих мужей, сыновей и братьев. Теперь взял Хёгни знамя конунга Гуннара в свою руку. Это знамя в верхней части было окрашено словно золото, посредине белое и с изображением орла в короне из красного шёлка, а нижняя часть знамени зелёная. Конунг Гуннар имел подобного орла на всех своих доспехах, а у Хёгни тоже был орёл на доспехах, но без короны. У Герноца и Гисльхера были красные щиты с золотыми ястребами, и этот знак все они имели на своих доспехах, и такого же цвета были их стяги. Благодаря этому можно было узнать их со своей свитой, куда бы они ни приехали. Вот Нивлунги проделали весь свой путь, пока не пришли к Рину, туда где сливаются Дуна129 и Рин. Там, где встречались реки, было широкое место, но они не нашли судна. Они остановились там на ночь в своих шатрах.
Вечером, когда они поужинали, конунг Гуннар сказал Хёгни, своему брату:
— Кто из наших людей будет стоять на страже этой ночью? Назначьте, кого сочтёте нужным.
Тогда Хёгни отвечает:
— Можете назначить тех, кого захотите, для стражи выше реки, но ниже я сам хочу быть дозорным, потому что тогда мы сможем понять, добудем ли мы какой-нибудь корабль.
А конунгу Гуннару это понравилось.
Когда остальные люди отправились спать, Хёгни взял всё своё оружие и пошёл вниз вдоль реки, ярко светила луна, и он мог разглядеть дорогу. Вот пришёл Хёгни к озеру, которое называется Мёри, и он увидел каких-то людей на озере, и он увидел, что их одежда лежит у воды между ним и рекой. Он взял одежду и спрятал. А эти люди были не кто иные как те, которых называют морскими жёнами. Они происходят из моря или озёр. А эти морские жёны прибыли в это озеро из Рейна чтобы поразвлечься. Вот морская жена окликнула его, попросила отдать ей её одежду и вышла из воды.
Теперь Хёгни отвечает:
— Скажи мне сперва, переправимся ли мы через эту реку и обратно? Если ты не скажешь мне того, о чём я тебя спрашиваю, то не получишь свою одежду.
Тогда она молвила:
— Вы все сможете переправиться через эту реку невредимыми, но обратно не вернётесь, и тебя ждут величайшие неприятности.
Теперь Хёгни обнажил свой меч, убил морскую жену и разрубил пополам их обеих вместе с её дочерью.
Некоторое время он спускался вдоль реки. Тогда увидел он судно посередине реки и человека на нём и попросил его подплыть к берегу и перевезти одного человека Эльсунга. А крикнул он так потому, что они явились в государство ярла Эльсунга Младшего, и он думал, что перевозчик поплывёт к нему быстрее.
Тогда перевозчик отвечает:
— Я возьму на борт человека Эльсунга не скорее, чем кого-либо другого, и я, конечно, никуда не поплыву без уплаты.
Тогда Хёгни сказал, сняв своё золотое кольцо и подняв его вверх:
— Смотри сюда, добрый человек, на свою плату. Вот золотое кольцо. Его я дам тебе в плату за переправу, если ты перевезёшь меня.
Когда же этот перевозчик узнал, что в оплату за переправу ему предлагают золотое кольцо, то ему вспомнилось, что недавно он женился на красивой женщине, которую он очень любил, и он захотел во что бы то ни стало получить это золото для неё. Он заработал вёслами и поплыл к берегу.
Вот Хёгни прыгнул на борт, дал перевозчику своё золотое кольцо и прошёлся по судну. Теперь перевозчик захотел переплыть реку, но Хёгни приказал ему плыть вверх вдоль берега, а перевозчик не хотел этого. Хёгни сказал, что тот будет плыть, как он захочет, даже если тому не хочется. Теперь перевозчик испугался и стал грести, как хотел Хёгни, и они оба работали вёслами, пока не пришли к войску Нивлунгов.
Конунг Гуннар и все его люди были уже на ногах и раздобыли одну лодку, и она была совсем крохотной. И на этой лодчонке несколько людей поплыли через реку, но едва они отчалили от берега, вся лодка наполнилась водой и перевернулась, и они с трудом добрались до берега.
Но когда Хёгни пришёл к ним с этим большим судном, Нивлунги обрадовались. Конунг Гуннар сам взошёл на борт и с ним сто человек. Они выплыли на середину реки. Хёгни грёб так сильно, что при гребле сломал оба весла и вырвал уключины, и он сказал, что не будет благоденствовать тот, «кто подготовил нам эти уключины», вскочил, выхватил меч и отрубил голову перевозчику, который сидел перед ним на палубе.
Тогда конунг Гуннар спросил Хёгни:
— Зачем ты совершил этот злой поступок? Что ты ставишь ему в вину?
Тогда Хёгни отвечает:
— Я не хочу, чтобы известие о нашем приезде в Хуналанд опередило нас. Теперь он не сможет ничего рассказать.
И тогда конунг Гуннар сердито молвил:
— Одно зло ты творишь ныне и всякий раз, и ты никогда не весел, если только не творишь зло.
Тогда Хёгни отвечает:
— Что мне сдерживать себя в злодеяниях, покуда мы идём вперёд? Я точно знаю, что никто из нас не вернётся обратно.
Конунг Гуннар управлял судном, и вдруг порвался рулевой канат, и судно, лишившись руля, понеслось по течению и ветру. Тут Хёгни поспешно подскочил к рулю и крепко ухватился за рулевой канат. Когда он починил канат и стал за руль, берег был уже недалеко, и в это мгновение судно перевернулось, и когда они подошли к берегу, одежда у тех, кто был на борту, была насквозь мокрая. Они подвели судно к берегу, починили то, что сломалось и отправили своих людей обратно за своим войском, и перевозили всех через реку, пока всё войско не переправилось. И после этого они весь тот день ехали своим путём.
Вечером они улеглись, оставив Хёгни на страже. Когда же все люди уснули, Хёгни пошёл в одиночку на разведку далеко от войска. Он пришёл туда, где лежал и спал какой-то человек. Он был с оружием, а свой меч положил под себя, и выглядывала только рукоять. Хёгни взял этот меч, вытащил из ножен и отбросил в сторону. Он наступил своей правой ногой ему на бок и приказал просыпаться.
А этот человек вскочил, схватился за меч, заметил его пропажу и сказал:
— Горе мне за этот сон, которым я сейчас спал. Я лишился своего меча, и мой государь будет недоволен охраной своих владений, раз я так уснул.
Тут он увидел, что явилось войско, и сказал ещё:
— Горе этому сну, которым я сейчас спал. Ныне в земли моего государя, маркграфа Родингейра, явилось войско. Я же бодрствовал три дня и три ночи и только поэтому уснул.
Поняв, что это добрый муж, Хёгни, сказал ему:
— Ты, должно быть, добрый муж. Вот моё золотое кольцо. Его я подарю тебе за твоё мужество, и ты распорядишься им лучше, чем тот, кому его дарили раньше. Я также отдам тебе твой меч, — и так он сделал.
Тут этот человек отвечает:
— Да возблагодарит тебя бог за твой подарок, сперва ты даёшь мне мой меч, а затем своё золотое кольцо.
Тут Хёгни молвил:
— Ты не должен беспокоиться об этом войске, если ты охраняешь землю маркграфа Родингейра. Он наш друг. Нашим войском руководит конунг Гуннар из Нивлунгаланда и его братья. Скажи мне ещё, добрый человек, куда ты направишь нас на ночлег, и как тебя зовут?
— Меня зовут Эккивард, — сказал он. — И ныне я удивляюсь тому, как ты поступаешь. Не ты ли Хёгни сын Альдриана, который убил моего господина, Сигурда Юнца? Будь осторожен, покуда ты в Хуналанде. Здесь у тебя может быть много недоброжелателей. Но я не могу указать тебе лучшего ночлега, чем в Бакаларе, у маркграфа Родингейра. Он добрый правитель.
Тогда Хёгни молвил:
— Ты направил нас туда, куда мы сами направлялись. Скачи теперь домой в город и скажи, что мы придём туда. Скажи также, что мы сильно вымокли.
Вот они расстались, Эккивард поехал домой, а Хёгни вернулся к своим людям и рассказал конунгу Гуннару всё, что с ним случилось, и попросил их всех вставать поскорее и ехать к этому городу, так они и сделали. Эккивард поскакал домой во всю прыть к городу, и когда он вошёл в палату, маркграф Родингейр поел и собирался идти спать. Тогда Эккивард сказал, что он встретил Хёгни, и о том, что туда явился конунг Гуннар с большим войском и хочет приехать к ним на ночлег. Маркграф Родингейр встал, позвал всех своих людей и приказал им поспешно готовиться как можно лучше и пышнее и украшать свои дома. А сам маркграф Родингейр взял своих коней и хотел выехать им навстречу со многими рыцарями, и все его люди были теперь в работе и приготовлениях.
Когда же маркграф Родингейр выехал из города, ему повстречался конунг Гуннар со всем своим войском. Маркграф Родингейр радушно принял Нивлунгов и пригласил их к себе на веселье. А конунг Гуннар радостно принял приглашение, и Хёгни попросил Эккиварда принять большую благодарность бога за то, что он так исполнил их поручение.
Вот Нивлунги пришли во двор маркграфа Родингейра и соскочили со своих коней. А люди маркграфа Родингейра приняли их и хорошо присмотрели за ними. Как и сказал Эккивард, маркграф велел развести на дворе два костра, ведь они вымокли, и у одного костра сели конунг Гуннар, Хёгни, их братья и некоторые их люди, а остальные — у другого костра. А те, кто был главным, сопроводили маркграфа в палату, и он определил для всех места. Нивлунги сняли свою одежду у огня.
Тогда молвила Гудилинда, жена маркграфа (она была сестрой герцога Наудунга, который пал у Гронспорта):
— Нивлунги привезли сюда много белых доспехов, много крепких шлемов, острых мечей и новых щитов, и всего печальнее то, что Гримхильд ежедневно оплакивает Сигурда Юнца, своего мужа.
Когда же эти костры выгорели, конунг Гуннар, Хёгни и их братья вошли в палату, сидели тот вечер и пили с величайшей радостью и очень веселились. И затем они пошли спать.
Маркграф Родингейр лежал в своей постели со своей женой, и они беседовали. Тут маркграф Родингейр молвил:
— Госпожа, что мне подарить конунгу Гуннару и его братьям, чтобы им было достойно принять, а мне было честью дарить?
Она отвечает:
— То, господин, что вам покажется разумным. В этом деле все твои решения будут и моими.
И ещё маркграф Родингейр молвил:
— Я могу сказать тебе о юном господине Гисльхере, если бы это было вашим решением, первым подарком я бы выдал за него юную госпожу, мою дочь.
Гудилинда отвечает:
— Будет хорошо, что ты выдашь за него нашу дочь, если он сможет воспользоваться этим, но это меня страшит.
Когда рассвело, маркграф Родингейр встал и оделся, как и его рыцари, и Нивлунги уже встали и попросили свою одежду. А маркграф Родингейр предложил им остаться у него на несколько дней, но Нивлунги хотели уже ехать и не задерживаться. И тогда маркграф Родингейр сказал, что поедет вместе с ними со своими рыцарями, и теперь они сели за стол, пили доброе вино и очень веселились. Там были всяческие игры и прочие развлечения.
Теперь маркграф Родингейр велел принести один шлем, оправленный золотом и со вставленными драгоценными камнями, и подарил конунгу Гуннару, и за этот подарок конунг Гуннар хорошо поблагодарил, посчитав величайшим сокровищем. Тогда взял маркграф Родингейр один новый щит и подарил Герноцу.
Затем маркграф дал свою дочь Гисльхеру и сказал:
— Добрый господин Гисльхер, эту девушку я хочу отдать тебе в жёны, если ты захочешь.
Гисльхер ответил, пожелал ему всего наилучшего и сказал, что примет это с благодарностью.
И ещё маркграф Родингейр молвил:
— Вот, молодой господин Гисльхер, меч, который я хочу подарить тебе. Он называется Грам. Им владел Сигурд Юнец. Я думаю, это будет лучшим оружием в вашей поездке.
И Гисльхер опять поблагодарил за этот подарок и попросил бога вознаградить его за все почести, которые он оказал ему в этой поездке.
Теперь маркграф Родингейр сказал Хёгни:
— Добрый друг, Хёгни, какое сокровище ты видишь здесь у меня, что хотел бы получить больше всего?
Тогда Хёгни отвечает:
— Сдаётся мне, тут висит один щит, — говорит он. — Он тёмно-синего цвета. Он большой и крепкий, надеюсь. Он выдержал много ударов. Его хочу я принять в дар.
Тогда маркграф Родингейр отвечает:
— Он попадёт в хорошие руки, поскольку этот щит носил добрый воин, герцог Наудунг, и он выдержал могучий удар лезвия Мимунга от сильного Видги, прежде чем он пал.
Когда же это услышала госпожа Гудилинда, то стала горько оплакивать своего брата Наудунга. И теперь этот щит был подарен Хёгни. Они очень сердечно благодарили маркграфа Родингейра за подарки и благодеяние.
Насытившись, они велели привести их коней, собрались, и вместе с ними маркграф Родингейр, и с ним самые доблестные рыцари, и они выехали из города, когда были готовы. Госпожа Гудилинда пожелала им доброго пути и вернуться с почётом и славою. И маркграф поцеловал свою госпожу Гудилинду, прежде чем уехать прочь, и попросил её хорошо править его государством, пока они не встретятся.
Об их путешествии не рассказывается кроме того, что они скакали день за днём. И в тот день, когда они приехали в Сусу, погода была очень сырая и ветреная, и Нивлунги и их одежда насквозь промокли. Когда же они приблизились к городу, который называется Торта, навстречу им выехал человек. Это был посланец конунга Аттилы и должен был отправиться в Бакалар и пригласить маркграфа Родингейра на пир, а он ехал впереди войска со своими людьми.
Когда же они встретились, маркграф спросил:
— Какие новости в Сусе?
Этот человек отвечает:
— Самая главная новость в Сусе о том, что Нивлунги явились в Хуналанд и конунг Аттила готовит им ныне пир, а меня отправили тебе навстречу пригласить тебя на сей пир. Но теперь я поверну обратно вместе с вами, поскольку уже выполнил своё поручение.
Теперь он повернул обратно вместе с ними и поехал рядом с маркграфом Родингейром.
Тогда маркграф Родингейр сказал посланцу:
— Насколько большой пир собирается устроить конунг Аттила, и сколько людей приглашено?
Тогда посланец отвечает:
— Мне кажется, у вас с собой не так уж мало спутников, но конунг Аттила пригласил на пир много людей. А королева Гримхильд собрала вдвое больше своих друзей, и она собирает со всего своего государства людей, которые хотят оказать ей помощь, и к этому пиру так подготовились, что хотя здесь будет огромное множество людей, он будет продолжаться долго.
Родингейр приказал этому человеку ехать вперёд к городу и сказать, что сейчас Нивлунги подходят к городу конунга Аттилы. Он тотчас поскакал к конунгу Аттиле и рассказал ему эти новости, что Нивлунги и маркграф Родингейр уже подходят к его городу.
Теперь конунг разослал по всему этому городу [приказ], чтобы каждый дом был подготовлен, некоторые до́лжно украсить занавесками, а в некоторых — развести огонь, и теперь были великие приготовления в городе Сусе. Конунг Аттила заговорил с конунгом Тидреком и попросил его, чтобы тот выехал им навстречу. Он так и сделал, и выехал со своими людьми, и когда они встретились, очень обрадовались друг другу и все вместе поехали в город.
Королева Гримхильд стояла на башне и наблюдала за приездом своих братьев и тем, как они въехали в город Сусу. Теперь она увидела там много новых щитов, много белых доспехов и много славных воинов.
Теперь Гримхильд молвила:
— Это зелёное лето прекрасно. Вот едут мои братья со множеством новых щитов и множеством белых доспехов, и теперь я вспомнила, как меня печалят огромные раны Сигурда Юнца.
Теперь она стала очень горько оплакивать Сигурда Юнца, вышла навстречу Нивлунгам, сказала им добро пожаловать и поцеловала того, кто был к ней ближе всего, и каждого за другим. Теперь этот город был почти переполнен людьми и лошадьми, и также рядом с Сусой было много сотен людей, как и лошадей, так что и не сосчитать.
Конунг Аттила хорошо принял своих шуринов, их проводили в палаты, которые были подготовлены, и для них развели огонь. Но Нивлунги не сняли своей брони и пока не расстались со своим оружием.
Вот Гримхильд вошла в палату, где её братья сидели у огня и сушили свою одежду. Она увидела, как рубаха у кого-то задралась, и под ней были белые доспехи. Тут Хёгни увидел свою сестру Гримхильд, сразу взял свой шлем, надел себе на голову и крепко застегнул, и так же поступил Фолькхер.
Гримхильд молвила:
— Будь здоров, Хёгни! Привёз ли ты мне сокровище Нивлунгов, которым владел Сигурд Юнец?
Хёгни отвечает:
— Я везу тебе, — говорит он, — большого врага в сопровождении моего щита и моего шлема вместе с моим мечом, и мою броню я не оставил.
Теперь конунг Гуннар сказал Гримхильд:
— Госпожа сестра, иди сюда и сядь здесь.
Теперь пошла Гримхильд к своему младшему брату Гисльхеру, поцеловала его и села подле него, между ним и конунгом Гуннаром, и теперь она горько заплакала.
Гисльхер спросил:
— Что ты плачешь, госпожа?
Она отвечает:
— Это я вполне могу рассказать тебе. Сейчас, как и всегда, меня мучит та великая рана, которую Сигурд Юнец получил между плеч, а его щит никакое оружие не оцарапало.
Тогда Хёгни отвечает:
— О Сигурде Юнце и его ране сейчас помолчим и не будем упоминать. Возлюбим ныне конунга Аттилу из Хуналанда так, как прежде был для тебя Сигурд Юнец. Он вдвое могущественнее, а рану Сигурда Юнца уже нельзя залечить. Так что пусть теперь будет так, как уже случилось.
Тогда поднялась Гримхильд и пошла прочь.
Вслед за этим пришёл туда Тидрек из Берна и крикнул, чтобы Нивлунги шли к столу. Его сопровождал сын конунга Аттилы, Альдриан. Тут конунг Гуннар встретил юношу Альдриана и заключил в объятия. А конунг Тидрек из Берна и Хёгни были такими хорошими друзьями, что положили друг другу руки на плечи, так вышли из палаты и шли всю дорогу, пока не приблизились к палате конунга. И на каждой башне, и в каждой палате, и в каждом саду, и на каждой городской стене стояли сейчас учтивые женщины, и все хотели увидеть Хёгни, поскольку он был знаменит во всех странах своей отвагой и мужеством. Вот они пришли в палату конунга Аттилы.
Теперь конунг Аттила сел на свой трон и справа от себя посадил конунга Гуннара, своего шурина, затем сел молодой господин Гисльхер, затем — Герноц, Хёгни и Фолькхер, их родич. Слева от конунга Аттилы сели конунг Тидрек из Берна и маркграф Родингейр, затем мастер Хильдибранд. Все они сидели на троне вместе с конунгом Аттилой. Сперва в этой палате расселись самые знатные люди, а затем все остальные. В тот вечер они пили доброе вино, и был здесь очень славный пир со всем, что только было возможно, и все веселились. И такое великое множество людей пришло сейчас в город, что каждый дом в городе был почти переполнен. И той ночью они спали в добром мире в очень весёлом настроении и в хороших постелях.
Когда рассвело и люди встали, к Нивлунгам пришёл конунг Тидрек, Хильдибранд и много других рыцарей. Теперь конунг Тидрек спросил, как им спалось той ночью. Хёгни ответил, что хорошо выспался. «Однако моё настроение не лучше, чем обычно».
Теперь конунг Тидрек молвит:
— Будь весел, мой добрый друг Хёгни, и радостен, добро к нам пожаловать, и будь настороже здесь в Хуналанде, поскольку твоя сестра Гримхильд до сих пор ежедневно оплакивает Сигурда Юнца, и всё это тебе понадобится, пока ты не вернёшься домой.
И Тидрек был первым, кто предостерёг Нивлунгов. Когда они были готовы, то вышли в сад. По одну сторону от конунга Гуннара шёл конунг Тидрек, а по другую — мастер Хильдибранд, а Фолькхер шёл с Хёгни. Все Нивлунги уже поднялись, ходили по городу и развлекались.
Теперь конунг Аттила встал, вышел на балкон и увидел, где идут Нивлунги. И много людей пришло сейчас посмотреть на их роскошное шествование, и чаще всего спрашивали, где Хёгни, столь он был знаменит. Вот конунг Аттила увидел идущих Хёгни и Фолькхера, и их наряд был не хуже, чем у конунга Гуннара, и конунг Аттила не был уверен, где Хёгни, а где Фолькхер, поскольку не мог хорошо их рассмотреть, потому что шлемы скрывали их лица, и он спросил, кто идёт вместе с конунгом Гуннаром и конунгом Тидреком.
Герцог Блодлинн отвечает:
— Полагаю, что это Хёгни и Фолькхер.
Тогда конунг говорит:
— Я хорошо могу узнать Хёгни, поскольку некоторое время он жил у меня, и я и королева Эрка посвятили его в рыцари, и, конечно, он был тогда нашим добрым другом.
Вот Хёгни и Фолькхер пошли по городу, положив друг другу руки на плечи, и увидели там много учтивых женщин. Тут они сняли свои шлемы и позволили себя рассмотреть. А Хёгни легко было узнать вот по этому: он узок в талии и широк в плечах, лицо у него длинное и бледное, словно пепел, один глаз, очень зоркий, и тем не менее он был очень мужественным. Вот стали Нивлунги со своими людьми снаружи у городской стены, смотрели на город и развлекались. А Тидрек из Берна пошёл сейчас домой в свой двор, где у него были дела.
Теперь конунг Аттила увидел, как много людей здесь собралось, и что у него не получится усадить всех в одной палате. А погода сейчас была хорошей, и ярко светило солнце. Он велел устроить пир в яблоневом саду.
Как раз в это время королева Гримхильд пришла в палату Тидрека из Берна побеседовать с ним наедине. Он радушно встретил её и спросил, что она хочет. Она с плачем и стенаниями говорит:
— Добрый друг, Тидрек, я пришла ныне к тебе за добрым советом. Я хочу попросить тебя, добрый господин, чтобы ты оказал мне помощь и я отомстила за самое большое своё горе — за смерть Сигурда Юнца. Я хочу отомстить за это Хёгни, Гуннару и остальным их братьям. Поможешь мне в этом, добрый господин, и я подарю тебе столько золота и серебра, сколько ты сам пожелаешь. И вдобавок я окажу тебе поддержку, чтобы ты поехал за Рин и отомстил за себя.
Тогда конунг Тидрек говорит:
— Госпожа, я, конечно, не могу этого сделать, и каждый, кто сделает это, поступит супротив моего совета и моего желания, поскольку они мои лучшие друзья, и я скорее принесу им пользу, чем вред.
Теперь пошла она плача прочь и в ту палату, где был герцог Блодлинн. Она ещё сказала:
— Господин Блодлинн, не хочешь ли помочь мне отомстить за моё горе? Мучительно мне вспоминать, как Нивлунги поступили с Сигурдом Юнцом. Я хотела бы теперь отомстить им, если ты окажешь мне помощь. И если ты сделаешь так, то я дам тебе большую власть и всё, что ты попросишь.
Блодлинн отвечает:
— Госпожа, если я сделаю это, то вызову на себя великую вражду конунга Аттилы, ведь он их большой друг.
Тогда пошла королева прочь оттуда, и пришла она к конунгу Аттиле и опять сказала ему, как раньше:
— Государь конунг Аттила, где то золото и то серебро, которое мои братья привезли тебе?
Конунг Аттила ответил, что они не привезли ему ни золота, ни серебра, однако он радушно примет их, раз они посетили его.
Тогда королева молвила:
— Государь, кто же отомстит за мой позор, если ты не хочешь? Для меня всё ещё величайшее горе то, как подло был убит Сигурд Юнец. Будь так добр, государь, отомсти за меня, и тогда ты сможешь получить сокровище Нивлунгов и весь Нивлунгаланд.
Конунг молвил:
— Госпожа, перестань и впредь не говори этого. Зачем мне предавать своих шуринов, когда они доверились мне, и ни ты, и никто не должен обидеть их.
Теперь она пошла прочь очень недовольная.
Теперь конунг Аттила вышел в яблоневый сад, где должен был пройти пир, и позвал к себе приглашённых, и теперь все столпились там.
Теперь королева сказала Нивлунгам:
— Вы теперь должны отдать мне на хранение ваше оружие. Здесь никто не должен ходить вооружённым. Сами можете увидеть, что гунны сделали так.
Хёгни отвечает:
— Ты одна королева, для чего же тебе касаться оружия мужчин? Мой отец учил меня, когда я был молод, чтобы я никогда не доверял моё оружие женщине, и покуда я нахожусь в Хуналанде, не расстанусь со своим оружием.
Тут Хёгни надел свой шлем и крепко-накрепко застегнул его. И все поняли, что Хёгни сейчас очень сердит и в плохом настроении, но не знали, что это значит.
Тогда Герноц отвечает:
— Хёгни не был в хорошем настроении, с тех пор как отправился в эту поездку, и сегодня он, возможно, покажет своё мужество и мудрость.
Теперь Герноц заподозрил, что будет предательство и что Хёгни заранее знает, чем закончится для Нивлунгов эта поездка, и тоже надел свой шлем, крепко застегнул и пошёл вот так в сад.
Тут конунг Аттила обнаружил, что Хёгни ведёт себя сердито и крепко застегнул свой шлем, и спросил у Тидрека из Берна:
— Кто там надел свои шлемы и ведёт себя сердито?
Тидрек отвечает:
— Мне кажется, это Хёгни и его брат Герноц, и оба добрые воины в незнакомой стране, и это они делают в великом гневе.
И ещё конунг Тидрек молвил:
— Они, конечно, добрые воины, и более вероятно, государь, что в этот день ты сможешь воочию увидеть, произойдёт ли то, что я ожидаю.
Теперь конунг Аттила встал, пошёл навстречу конунгу Гуннару и Гисльхеру и взял своей правой рукой руку конунга Гуннара, а левой рукой — руку молодого господина Гисльхера, и позвал Хёгни и Герноца, и конунг Аттила посадил всех их на почётные места по правую сторону от себя, одного за другим, как уже было рассказано. В саду развели большой костёр, и вокруг этого костра поставили стол с сиденьями. И теперь все Нивлунги вошли в сад в своих шлемах, белых доспехах и с острыми мечами, а свои щиты и пики отдали на хранение, и это они поручили своим слугам, а двадцати слугам они приказали следить и сообщить им, если может случиться предательство или раздор, и об этом распорядились Хёгни и Герноц. Фолькхер сидел возле воспитанника Альдриана, сына конунга Аттилы. Королева Гримхильд велела поставить свой стул напротив конунга Аттилы, там же был и герцог Блодлинн.
В это время королева Гримхильд пришла к своему рыцарю, который командовал другими рыцарями и которого звали Ирунгом, и сказала ему:
— Добрый друг, Ирунг, хочешь отомстить за мой позор? Не хочет мстить ни конунг Аттила, ни конунг Тидрек, и никто из моих друзей.
Ирунг сказал:
— За кого ты хочешь отомстить, госпожа? Отчего ты плачешь так горько?
Королева отвечает:
— Мне всё время приходит на ум, как был умерщвлён Сигурд Юнец. За него я хотела бы отомстить, если бы кто-нибудь захотел мне помочь.
Затем взяла она позолоченный щит и молвила:
— Добрый друг, Ирунг, хочешь отомстить за мой позор? Я дам тебе этот щит, наполненный червонным золотом так, как только ты сможешь заполнить, и всю мою дружбу в придачу.
Ирунг сказал:
— Госпожа, это большое богатство, однако ещё ценнее для меня ваша дружба, — и он быстро встал, вооружился, позвал к себе своих рыцарей и приказал им вооружиться, и рыцарей было сто. Теперь он поднял свой стяг вверх, и королева сказала, чтобы он сперва пошёл и убил их слуг, и не пускал в сад никого из Нивлунгов, кто прежде был снаружи, и чтобы никто не ушёл живым из тех, кто уже внутри.
Королева поспешно пришла в сад, где был пир, и уселась на свой трон, и тут подбежал к ней Альдриан, её сын, и поцеловал её.
И теперь королева молвила:
— Мой милый сын, ты, должно быть, похож на своих родичей и обладаешь мужеством. Ты должен пойти к Хёгни, и когда он наклонится к столу и возьмёт еду с тарелки, замахнись кулаком и ударь его по щеке изо всей силы. Тогда ты будешь хорошим воином, если осмелишься на это.
Мальчик сразу побежал к Хёгни, и когда Хёгни наклонился к столу, мальчик ударил кулаком его по щеке. А удар оказался сильнее, чем можно было ожидать от такого юного мужа.
И теперь своей левой рукой Хёгни схватил мальчика за волосы и сказал:
— Ты сделал это не по своему разумению и не по совету конунга Аттилы, своего отца, а по наущению своей матери, и на сей раз это не пойдёт тебе на пользу.
Своей правой рукой Хёгни обхватил рукоять своего меча, вытащил из ножен, отрубил мальчику голову и бросил её в грудь Гримхильд, и Хёгни молвил:
— В этом яблоневом саду пили хорошее вино, и за это нам придётся дорого заплатить. Первый долг я заплачу этим сестре Гримхильд.
И ещё он ударил над головой Фолькхера воспитателя мальчика и отсёк тому голову.
— Ныне я вознаградил королеву, как следует, за то, как ты присматривал за этим мальчиком.
Тут конунг Аттила вскочил и крикнул:
— Вставайте, гунны, все мои люди, вооружайтесь и убейте Нивлунгов.
И теперь вскочил каждый, кто был в этом саду, и Нивлунги обнажили свои мечи. По совету Гримхильд снаружи ворот в сад были расстелены сырые коровьи шкуры. Когда же Нивлунги выбегали из сада, то падали на шкуры, и со многими там получилось так, что они погибли. А Ирунг стоял там со своими людьми и убил много добрых воинов. Нивлунги тоже убили в саду много людей, и теперь убитые лежали в саду многими сотнями.
Когда же Нивлунги обнаружили, что теряют своих людей, которые выходят из сада, то повернули обратно, оказали натиск во второй раз и бились с гуннами в саду, и они не останавливались, пока не убили всех гуннов, которые не обратились в бегство. Конунг Аттила стоял на вершине замка и оттуда подстрекал своих людей к нападению на своих шуринов, Нивлунгов. А конунг Тидрек из Берна со всеми своими людьми пошёл домой в свой двор, очень печалясь из-за того, что так много его добрых друзей должны разделиться на два лагеря и биться.
А королева Гримхильд весь тот день делала вот что: она брала доспехи, шлемы, щиты и мечи, которые принадлежали конунгу Аттиле, и вооружала ими людей, которые хотели биться, и время от времени она выходила в город, подстрекала людей к атаке и кричала, чтобы каждый, кто хочет получить от неё золото, серебро и драгоценности, нападал на Нивлунгов и убивал их. Таковы были её поступки весь тот день.
Теперь случилось ожесточённое сражение в тот день, когда гунны нападали на сад, а Нивлунги защищались, и сад, в котором происходило сражение, назывался Садом Битвы130, и по сей день он называется Садом Битвы Нивлунгов. Здесь было убито много народу, как со стороны гуннов, так и Нивлунгов, и тогда гуннов погибло вдвое больше, однако туда стекалось много людей из округов и других городов, так что теперь у гуннов было вдвое больше войско, чем вначале, когда всё началось.
Теперь Хёгни сказал Гуннару, своему брату:
— Мне кажется, много гуннов и Эмлунгов будет убито, но сколько бы гуннов мы ни убили, собирается вдвое больше из округов, словно мы ничего и не делали, а хёвдинги гуннов не приближаются, и мы бьёмся чуть ли не с их рабами. Но больше всего меня печалит, что мы не выйдем из этого сада и не можем сами выбирать, с кем нам биться. Но сразу видно, как пройдёт эта потеха, если всё останется в таком положении. Нивлунги падут, даже если они испытают копья и стрелы гуннов, а не их мечи, но мы не совершим подвигов, если не воспользуемся против гуннов рубящим оружием. И ныне я хочу, — говорит он, — чтобы мы попытались отважно выбраться из этого сада.
А вокруг этого сада была построена каменная стена, скреплённая известью как городская стена, и эта самая каменная стена есть там и по сей день. Теперь Хёгни и остальные побежали к западной части сада. Там была весьма высокая каменная стена. Нивлунги стали мощно проламывать стену и не останавливались, пока у сада не появился выход. Хёгни сразу выбежал через этот выход, и снаружи там была широкая улица, покатая с обеих сторон, но не просторная. Герноц и Гисльхер следовали за ним, и много Нивлунгов, и они устремились вперёд между домами. Тогда им навстречу вышел ярл Блодлинн со своим отрядом, и теперь случилась там между ними жестокая битва.
Тут гунны затрубили в свои трубы и закричали, что Нивлунги вышли из сада, и теперь туда стекались все гунны, и герцог Блодлинн вышел на бой с Нивлунгами. Гунны стекались на это сражение, так что каждая улица поблизости была заполнена гуннами, и теперь Нивлунги оказались в меньшинстве и отступили обратно в сад, но Хёгни поднялся к палате, упёрся спиной в двери палаты, которые были заперты, выставил перед собой щит и рубил своею рукою одного за другим, отсекая кому руки или ноги, кому — голову, а некоторых разрубая пополам, и никто из нападавших на него не получал подобного обхождения. И там вокруг была такая давка, что те, кто был убит, с трудом могли упасть на землю, и он так защищался своим щитом, что не получал ран. А по левую сторону от Нивлунгов находилась палата конунга Тидрека, и он сам стоял там на бойнице со всем своим войском во всеоружии. Герноц, Гисльхер и Фолькхер свернули с улицы к палате, стали там спина к спине и очень отважно защищались, убив там много людей, и гунны с большим упорством нападали на них.
Теперь Герноц сказал конунгу Тидреку:
— Лучшее, что ты можешь сейчас — прийти со своими людьми нам на помощь и таким образом не позволить многим биться против одного.
Теперь конунг Тидрек отвечает:
— Добрый друг, Герноц, более всего меня печалит то, что поднялась эта буря. Я утрачу здесь много добрых друзей и ничего не могу поделать. Я не хочу биться с гуннами, людьми конунга Аттилы, моего господина, и не хочу причинять вреда Нивлунгам в таком положении.
Конунг Гуннар узнал теперь, что Хёгни, Герноц и Гисльхер, его братья, выбрались из сада, как и то, что его встретили превосходящие силы и бьются с ним, а все покинули его и вернулись в сад. Конунг Гуннар стоял и защищал восточные ворота, где находился Ирунг и его люди. Когда же конунг Гуннар услышал, что Хёгни нужна подмога, то бросился на запад к тому выходу из сада, что выломали Нивлунги, и без колебаний вышел со своими людьми наружу. Сразу за оградой стояли гунны во всеоружии, и случилось там очень жестокое сражение, и конунг Гуннар упорно продвигался вперёд, однако никто из его людей не был так силён, чтобы суметь последовать за ним.
Теперь вышел против конунга Гуннара герцог Осид, родич конунга Аттилы, величайший из витязей, и бились они с конунгом Гуннаром с великим рвением долгое время, пока не настала тёмная ночь. И поскольку конунг Гуннар в одиночку оказался среди войска гуннов, и ему пришлось иметь дело с величайшими витязями, его одолели, пленили, отобрали оружие и затем связали. А когда гунны одержали эту победу, раздался громкий боевой клич, и тогда Аттила и королева крикнули, чтобы к ним привели конунга Гуннара и не убивали. Осид принёс конунга Гуннара к ногам конунга Аттилы. По совету королевы его бросили в змеиный застенок131, и там он простился с жизнью, и эта башня стоит посредине Сусы.
Теперь Хёгни и Герноц услышали, как гунны кричат, что они схватили конунга Гуннара. Хёгни так разъярился, что выбежал из двери на улицу и рубил направо и налево, и сейчас ничто не могло его удержать. И Герноц увидел это, повернул на улице к нему и рубил гуннов направо и налево, и его меч не останавливался не раньше, чем у земли. А за ним следовал молодой господин Гисльхер и убил много людей своим мечом Грамом, и они так отличились, что никто не выстоял против них, и все гунны бежали, а некоторые были убиты. И теперь Нивлунги вышли на улицу из сада, издали громкий боевой клич и закричали, что гунны злые собаки и бегут, когда Нивлунги хотят отомстить за себя. Тут они побежали по всему городу и убивали людей, куда бы ни пришли, и теперь настала очень тёмная ночь, а гунны ходили отрядами и бились с ними.
Конунг Аттила поднялся в свой дворец и велел запереть ограду и защищать так, чтобы Нивлунги ничего не смогли там сделать. Маркграф Родингейр поднялся в палату конунга Тидрека и некоторое время оставался там вместе с ним. Герцог Блодлинн отправился в одну палату со своими людьми, и Ирунг — со своими людьми. В эту ночь в город стеклось множество людей. Вот и стемнело.
Хёгни велел теперь трубить в свою трубу и призвал к себе всех Нивлунгов, а сам Хёгни уже пришёл к городской стене. Теперь пришли к нему все Нивлунги.
Тогда Хёгни молвил Герноцу:
— Сколько людей мы потеряли вместе с конунгом Гуннаром?
Герноц отвечает, что на это легко ответить.
— Мы сейчас сделаем смотр нашим людям. По правую руку от Хёгни должен стоять Гисльхер со своим стягом, а мои люди, — сказал Герноц, — по левую руку от Хёгни, и после меня люди, которые следовали за теми знамёнами, что остались, а за Гисльхером должны быть люди, которые следовали за знамёнами конунга Гуннара, и Фолькхер вместе с ними.
Так и расставили своё войско Нивлунги. Теперь они посчитали, сколько людей потеряли, и потеряли они три сотни человек, а семь сотен осталось. И тогда Хёгни молвил, что у них ещё большое войско, и гунны ещё потеряют многих, прежде чем все Нивлунги склонятся, и все согласились.
Теперь Хёгни молвил:
— Будь сейчас день, а не ночь, и мы могли бы сражаться, то сейчас одержали бы победу. Ныне у конунга Аттилы немного больше людей, чем у нас. Но если мы будем ждать здесь, пока рассветёт, то к городу стянутся войска из округов, и тогда нам придётся иметь дело с превосходящими силами. И я не знаю, совершим ли мы какой-нибудь подвиг, прежде чем нас лишат жизни. И большое горе, что у нас нет огня, тогда бы мы ещё могли биться.
Тут Хёгни с несколькими людьми отошёл в сторону, и рядом там была одна кухня, и там они раздобыли огонь и с его помощью сразу подожгли это здание, и оно запылало, и теперь стало светло во всём городе.
Затем Нивлунги подняли свои знамёна, пошли по городу с криками и звуками труб и подстрекали гуннов атаковать их, когда приблизились к дворцу. А гунны стояли наверху в бойницах и стреляли в них, а те отвечали, гунны не хотели биться до начала дня, и всё же Нивлунги убили много людей той ночью. Когда рассвело, гунны, которые прибыли из округов, поднялись в город и вошли внутрь, и теперь у них было огромное войско.
Обе стороны подняли свои знамёна и затрубили во все свои трубы, и затем случилось очень напряжённое и долгое сражение, и гунны мужественно продвигались вперёд. Все подбадривали друг друга, и королева Гримхильд подстрекала каждого, чтобы Нивлунгов убивали кто как только может, и сулила за это золото и серебро. В этот день герцог Блодлинн и Ирунг участвовали в битве, но конунга Аттилы поблизости не было. Герноц велел нести свой стяг против Блодлинна, и оба войска сошлись с большим рвением. Теперь Герноц сражался лучше всех своих людей, рубил по обе стороны и убил множество людей. И тут вышел против него герцог Блодлинн. Они начали там свой поединок с сильных ударов и долгое время нападали с превеликой отвагою, и Герноц ушёл оттуда, отрубив ярлу Блодлинну голову. И теперь Нивлунги очень отличились. И вот погиб один хёвдинг гуннов.
Маркграф Родингейр услышал, что герцог Блодлинн погиб, очень разгневался и крикнул своим людям, что они должны теперь биться и убить Нивлунгов, и велел он отважно вынести своё знамя вперёд в сражение, и Нивлунги падали перед ним, и теперь он бился долгое время.
Теперь Хёгни в одиночку углубился в середину войска гуннов, и одною своею рукою рубил то налево, то направо, то перед собой гуннов, насколько мог достать своим мечом, и также многих он поразил своим копьём, и руки его были полностью окровавлены до самых плеч, и вся его броня была в крови. И он бился уже так долго и так далеко зашёл в войско гуннов, что начал уставать, и теперь он не знал, сможет ли вернуться к своим людям, и он повернул к какой-то палате, взломал её, вошёл внутрь, повернулся в двери, остановился и стал отдыхать.
Маркграф Родингейр ринулся против Нивлунгов, и случилось там сейчас великое сражение. Теперь гунны нападали на палату, внутри которой был Хёгни, а он защищал вход и убил много людей. Гримхильд увидела, где был Хёгни и что он убил много людей. Она громко окликнула гуннов и приказала, чтобы они подожгли палату, поскольку из дерева была сделана крыша палаты, и так было сделано.
Тогда Гримхильд позвала своего милого друга Ирунга.
— Добрый Ирунг, — сказала она, — ты сейчас можешь напасть на Хёгни, который находится там в доме. Принеси мне сейчас его голову, а я наполню твой щит червонным золотом.
Вот Ирунг быстро направился к той палате, как попросила королева, и сейчас в палате, где находился Хёгни, стало дымно. Ирунг очень смело вбежал в палату и, войдя, очень смело так ударил своим мечом Хёгни по бедру, что разрубил броню и отсёк от бедра такой огромный кусок, что для котла его пришлось бы кромсать. Затем он сразу выбежал из палаты.
Тут Гримхильд увидела, что Хёгни истекает кровью, подошла к Ирунгу и сказала:
— Слушай, мой любимый Ирунг, лучший из всех воинов, ты ныне нанёс Хёгни рану, а в другой раз убьёшь его.
Она взяла два золотых кольца, прикрепила одно к завязке шлема справа, а другое — слева, и молвила:
— Ирунг, добрый воин, принеси мне теперь голову Хёгни. Ты получишь так много золота и серебра, чтобы заполнить твой щит по твоему хотению, и ещё столько же.
Ирунг побежал во второй раз в палату к Хёгни, и теперь Хёгни защитился, повернулся к нему и воткнул своё копьё под его щитом ему в грудь, так что пронзил броню и тело, и остриё вышло между плеч. И тогда Ирунг свалился у каменной стены, эта каменная стена и по сей день называется Стеной Ирунга. И копьё Хёгни застряло в этой каменной стене.
Тогда Хёгни молвил:
— Заплати я Гримхильд за её злодейство так, как я сейчас отплатил Ирунгу за мою рану, то мой меч доблестно бы звенел в Хуналанде.
В этот миг случилось важное событие. Маркграф Родингейр упорно наступал и убивал Нивлунгов, ему навстречу вышел юный господин Гисльхер, и теперь они применили своё оружие. Меч Гисльхера, Грам, резал так хорошо, что когда он рубил щиты, броню и шлемы, рассекал их словно ткань. Маркграф Родингейр упал там от руки Гисльхера мёртвым на землю с великими ранами, и всё это он получил от меча, который ранее подарил Гисльхеру в знак дружбы. Герноц и Гисльхер быстро продвигались вперёд, ворвались в палату конунга Аттилы и убили там много людей. А Фолькхер быстро и отважно продвигался вперёд к палате, где внутри был Хёгни, и он так рубил одного за другим, что тела падали не на голую землю, а на другое тело.
Тут Хёгни увидел, как один человек из Нивлунгов идёт, убивает гуннов и хочет оказать ему подмогу. Вот Хёгни спрашивает:
— Кто этот человек, что так храбро пробивается ко мне?
Тогда тот отвечает:
— Я — Фолькхер, твой товарищ. Вот дорога, которую я прорубил.
Тогда Хёгни говорит:
— Прими большую благодарность бога за то, что ты заставляешь свой меч так звенеть о шлемы гуннов.
Тут конунг Тидрек увидел, что маркграф Родингейр мёртв. Тогда он громко закричал:
— Мой лучший друг, маркграф Родингейр, мёртв. Я уже не могу оставаться спокойным. Возьмите, все мои люди, своё оружие, и теперь я вынужден биться с Нивлунгами.
Теперь Тидрек пошёл вниз по улице, и в немецких песнях говорится, что трусам невозможно было находиться там, где сошлись в битве Тидрек и Нивлунги, и по всему городу было слышно, как Эккисакс звенит о шлемы Нивлунгов. Тидрек был очень разгневан, что Нивлунги хорошо и отважно защищаются и убивают много Эмлунгов, людей конунга Тидрека, и много Нивлунгов пало в этом сражении.
Поединок монаха Ильзана (брата Хильдебранда) с Фолькером из Альцая (миниатюра XV в. из рукописи поэмы «Большой розовый сад»).
Тидрек со своими людьми так упорно продвигался вперёд, что добрый воин Хёгни из Трои со своим острым мечом отступил. Там внутри были также Гисльхер и Герноц, конунг Тидрек ринулся за ними, и мастер Хильдибранд тоже. Теперь внутри палаты были Хёгни, Герноц, Гисльхер и Фолькхер. Конунг Тидрек очень смело пошёл внутрь палаты, но перед ним в дверях стоял Фолькхер и не пустил его, и первый удар конунг Тидрек нанёс своим мечом по его шлему, так что голова отлетела. И тогда вышел против него Хёгни, и начали они там свой поединок. А мастер Хильдибранд напал на Герноца, и случилась там сильная буря, и теперь Хильдибранд рубил Герноца могучим Лагульвом, и тут Герноц получил смертельную рану и пал мёртвым на землю. И теперь в этой палате не осталось тех, кто мог бы держать оружие, кроме этих четверых: Тидрек и Хёгни со своим поединком, и в другом месте Хильдибранд и Гисльхер.
И теперь пришёл конунг Аттила из своей башни туда, где они бились.
Тогда Хёгни молвил:
— Будет благородным поступком, конунг Аттила, если вы пощадите этого юношу, Гисльхера. Он невиновен в убийстве Сигурда Юнца, и я один нанёс ему смертельную рану. Позвольте Гисльхеру не расплачиваться за это. Он может стать благородным мужем, если сможет сохранить свою жизнь.
Тогда Гисльхер молвил:
— Я бы не говорил о том, что не осмелюсь защищать себя. Моя сестра Гримхильд знает, что когда был убит Сигурд Юнец, мне было пять лет, и я лежал в кровати своей матери рядом с ней, и я невиновен в этом убийстве. Но меня не волнует моя жизнь без моих братьев.
И теперь Гисльхер напал на мастера Хильдибранда и наносил ему удар за ударом. Но их поединок закончился так, как можно было ожидать: мастер Хильдибранд нанёс Гисльхеру смертельную рану, и тот теперь пал.
Теперь Хёгни сказал конунгу Тидреку:
— Мне кажется, что здесь наша дружба, какой бы она ни была, закончится, и сейчас я буду так сильно нападать ради моей жизни, что случится одно из двух: либо я лишусь ныне моей жизни, либо отберу твою жизнь. Проведём этот поединок с мужеством, и пусть никто из нас двоих не посрамит свой род.
А конунг Тидрек отвечает:
— Я не прошу ничьей подмоги в этом поединке, и я, конечно, одержу победу умением и мужеством.
Они бились долго и упорно, и трудно было понять, кто одержит верх, и их бой продолжался так долго, что оба уже утомились и были изранены. И теперь конунг Тидрек так рассердился, и такой великий гнев его обуял из-за сожаления, что он долго бьётся с одним противником.
Тогда он молвил:
— Это, конечно, великий позор, что я весь день стою здесь, а мне противостоит и бьётся со мной сын альва.
Хёгни отвечает:
— Что может быть хуже для сына альва, чем сам дьявол132?
Тут конунг Тидрек так разгневался, что огонь вылетел из его рта, и броня Хёгни так нагрелась, что он обжёгся, и она не защищала его, а обжигала.
И теперь Хёгни молвил:
— Сейчас я охотно помирюсь и сдам моё оружие. Я обжёгся от колец моей брони. Будь я сейчас рыбой, а не человеком, то уже так бы поджарился, что часть моей плоти была бы съедобной.
Тут конунг Тидрек взялся за него и сдёрнул с него броню.
Тут Гримхильд пошла и взяла большую головню там, где горел дом, подошла к Герноцу, своему брату, и сунула пылающую головню ему в рот, желая узнать, мёртв ли тот или жив. Но Герноц был несомненно мёртв, и теперь подошла она к Гисльхеру и сунула головню ему в рот. Гисльхер был ещё жив, но от этого умер.
Конунг Тидрек из Берна увидел, что делает Гримхильд, и молвил конунгу Аттиле:
— Смотри, как дьяволица Гримхильд, твоя жена, мучит своих братьев, благородных воинов, и сколько мужей лишилось жизни из-за неё и сколько добрых мужей она погубила, гуннов, Эмлунгов и Нивлунгов, и точно также она хотела бы отправить на тот свет тебя и меня, если бы могла.
Конунг Аттила молвил:
— Конечно, она дьяволица. Убей её, и это было бы добрым поступком, сделай ты так семью ночами ранее. Тогда были бы целы многие славные воины, которые сейчас мертвы.
Конунг Тидрек подбежал к Гримхильд и перерубил её пополам.
Теперь пошёл конунг Тидрек к Хёгни и спросил, можно ли его исцелить. Хёгни ответил, что проживёт ещё несколько дней, но нет надежды на то, что он не умрёт от этих ран. Конунг Тидрек велел отнести Хёгни в свою палату и перевязать его раны. Херад звали родственницу конунга Тидрека. Ей он поручил перевязать тому раны.
Вечером Хёгни попросил конунга Тидрека, чтобы тот дал ему женщину, и сказал, что хочет спать с ней ночью. Тидрек так и сделал.
Утром Хёгни молвит этой женщине:
— Теперь, может быть, когда пройдёт некоторое время, у тебя будет сын от меня, и пусть этого мальчика назовут Альдрианом. Вот ключи, которые ты должна сохранить и отдать мальчику, когда он вырастет. Эти ключи открывают кладовую Сигисфреда, в которой хранится сокровище Нивлунгов.
И после этого Хёгни умер. И теперь прекратилась жизнь Нивлунгов, так и всех самых могущественных людей в Хуналанде, кроме конунга Аттилы, конунга Тидрека и мастера Хильдибранда. В этом сражении погибла тысяча Нивлунгов и четыре тысячи гуннов и Эмлунгов.
Немецкие мужи рассказывают, что в древних сагах нет более знаменитого сражения, чем это. И после этого сражения в Хуналанде случилось такое великое разорение среди знатных людей, что во времена конунга Аттилы не появлялось столь же выдающихся людей в Хуналанде, как было до того, как начался этот раздор. Теперь исполнилось то, что королева Эрка предсказала конунгу Аттиле, будто всем гуннам навредит, если он женится в Нивлунгаланде.
Здесь можно было сейчас услышать рассказ, как происходили эти события, немецких мужей, которые родились в Сусе, где произошли эти события, и много дней видели неизменными места, где случились эти события, где пал Хёгни или погиб Ирунг, или змеиную башню, где лишился жизни конунг Гуннар, и сад, который до сих пор называется Садом Нивлунгов и находится полностью в таком состоянии, как тогда, когда были убиты Нивлунги, и ворота, старые ворота, восточные, где сперва началось сражение, и западные ворота, которые называют Воротами Хёгни, где Нивлунги проломили выход из сада, они сейчас называются так же, как и тогда. Также об этом нам рассказывали люди, которые родились в Бримаре или Мюнстрборге133, и никто из них не знал других, и все рассказывали одинаково, и в основном в соответствии с тем, как рассказывают древние песни на немецком языке, сочинённые в этой стране.
129 Дуна — Дунай, или же Дюнн (нем. Dhünn), небольшая речка, приток Рейна.
130 Сад Битвы (Hólmgarðr) — по странному совпадению, этим же словом, «Хольмгард», скандинавы называли Новгород (hólmr можно перевести как «островок», так и «поединок, бой»; garðr — «ограда», «двор», «сад» и т. д.).
131 Здесь место смерти Гуннара называется ormagarðr («огороженное место со змеями», традиционно переводится «змеиный ров, яма со змеями»), в гл. 394 — ormaturn (букв. «змеиная башня»).
132 В пряди «Поход Тидрека против Эрминрека» в главе 336 есть примечание о том, что по немецким источникам мать Дитриха во время беременности посетил демон. Возможно, этой фразой Хёгни тоже намекает на тёмное происхождение Тидрека, как ранее в своей фразе Тидрик сделал отсылку к нечеловеческому происхождению Хёгни. И дальше снова идёт, как и в главе 336, эпизод с огненным дыханием Тидрека.
133 Бримар — Бремен, Мюнстрборг — Мюнстер, города в северо-западной Германии.
© Тимофей Ермолаев, перевод с древнеисландского
Большое спасибо Александру Рогожину и Павлу Григорьеву за правки и замечания.