Сага объ Эйрикѣ Красномъ

I.
Какъ Гудрида пріѣхала въ Гренландію и пѣла заклинанія.

Торгейръ, сынъ Вифиля, женился и взялъ за себя Арнору, дочь Эйнара изъ Купальнаго Холма, Эйнара, Сигмундова сына, внука Кетиля Чертополоха, который завладѣлъ Чертополоховымъ Заливомъ. Другая дочь Эйнара называлась Хальвейгой.

Ее взялъ въ жены Торбьёрнъ, сынъ Вифиля, и получилъ за нею въ приданое землю при Купальномъ Холмѣ въ Берложной Равнинѣ. Поѣхалъ Торбьёрнъ туда на житье и сдѣлался важнымъ лицомъ. Былъ онъ начальникъ годорда и имѣлъ домъ, что полную чашу.

Гудридой звали дочь Торбьёрна. Это была красавица-дѣвушка и особенно отличалась она мужскимъ характеромъ во всѣхъ своихъ дѣйствіяхъ.

Былъ человѣкъ по имени Ормъ; жилъ онъ на Очажной Вершинѣ; у него была жена Хальда. Ормъ былъ хорошій крестьянинъ и большой другъ Торбьёрну: ужь долгое время Гудрида находилась у него на воспитаніи.

Торгейромъ звали одного человѣка, жилъ онъ у Торгейровой Горы и былъ очень богатъ деньгами; онъ былъ вольноотпущенный. Онъ имѣлъ сына, по имени Эйнара. Былъ Эйнаръ красивый мужчина, отличался мужествомъ и любилъ щегольнуть. Онъ постоянно плавалъ между землями и находилъ въ этомъ удовольствіе: то проводилъ онъ зиму въ Исландіи, то въ Норвегіи.

Нужно теперь разсказать, какъ Эйнаръ, однажды осенью будучи въ Исландіи, поѣхалъ съ товаромъ за мысъ Снѣжной Горы для торговли. Пріѣхалъ онъ къ Очажной Вершинѣ. Ормъ пригласилъ его остановиться у себя, и Эйнаръ принялъ это приглашеніе, такъ какъ существовала дружба между нимъ и Ормомъ. Товаръ Эйнара былъ перетащенъ въ какой-то амбаръ. Тамъ Эйнаръ развернулъ тюки, показалъ Орму и его домашнимъ свои товары и предложилъ ему взять, сколько захочетъ. Ормъ принялъ это предложеніе и сказалъ, что быть Эйнару славнымъ гостемъ и большимъ богачемъ. Когда они занимались этимъ товаромъ, въ двери амбара вошла женщина. Эйнаръ спросилъ Орма, кто эта красивая женщина, которая вышла изъ дверей: „я раньше не видалъ ее здѣсь“. Ормъ отвѣчалъ: — Это Гудрида, моя воспитанница, дочь Торбьёрна, помѣщика изъ Купальнаго Холма. — Эйнаръ сказалъ: „Она будетъ важной невѣстой; я думаю, ужь не мало людей приходило просить ея руки?“ — Извѣстно просили, другъ; да это не легкое дѣло. Подумай-ка, какъ они оба разборчивы въ женихахъ, и она, и ея отецъ! — „Какъ-бы тамъ ни было, сказалъ Эйнаръ, она — такая дѣвушка, какую я хотѣлъ-бы просить себѣ въ жены, и я желалъ-бы, чтобъ ты вошелъ въ переговоры съ ея отцомъ по этому поводу и употребилъ всѣ усилія, чтобъ добиться успѣха, за что я отплачу тебѣ самой теплою дружбой. Благородный Торбьёрнъ можетъ убѣдиться, что мы очень подходили-бы другъ для друга. Хоть онъ человѣкъ высокаго положенія и имѣетъ хорошую усадьбу, а движимое-то его имущество, какъ мнѣ сказывали, совсѣмъ на исходѣ; тогда какъ у меня и у отца нѣтъ недостатка ни въ землѣ, ни въ деньгахъ, и у Торбьёрна много прибавилось-бы власти, еслибы онъ принялъ мое предложеніе“. Ормъ отвѣчалъ: — Конечно пріятно мнѣ быть твоимъ другомъ, а все же неохота заводить съ нимъ такой разговоръ: больно ужь Торбьёрнъ высокомѣренъ и гордъ. — Эйнаръ сказалъ, что не желаетъ отъ него ничего другого, кромѣ передачи своего предложенія. Ормъ объявилъ, что онъ долженъ подумать. Эйнаръ поѣхалъ на югъ и возвратился домой.

Нѣсколько времени спустя Торбьёрнъ справлялъ осенній пиръ: таковъ у него былъ обычай, потому что онъ былъ очень знатный человѣкъ. Пришелъ къ нему Ормъ изъ Очажной Вершины и много другихъ пріятелей. Ормъ завелъ разговоръ съ Торбьёрномъ и сказалъ ему, что у него былъ недавно Эйнаръ съ Торстейновой Горы и что изъ него выходитъ много-обѣщающій малый. Тутъ-то и принялся Ормъ сватать Эйнара, говоря, что по многимъ причинамъ это было-бы дѣломъ подходящимъ. „Тебѣ, благородный, можно-бы было сдѣлаться, помощью этого брака, очень могущественнымъ“. Торбьёрнъ отвѣчаетъ: — Не ожидалъ я отъ тебя, что ты скажешь, чтобъ я отдалъ мою дочь за сына раба! И по твоему мои денежныя дѣла колеблются? Дочь моя больше не поѣдетъ съ тобой, если тебѣ кажется, что она достойна такого ничтожнаго жениха! — Поѣхалъ Ормъ во-свояси, да и всѣ пировавшіе разъѣхались по домамъ. Гудрида осталась у отца и жила дома эту зиму.

Весною справлялъ Торбьёрнъ дружескій праздникъ, устроилъ роскошный обѣдъ; очень много народу собралось у него и шелъ пиръ горой. И вотъ за обѣдомъ Торбьёрнъ потребовалъ тишины и произнесъ такую рѣчь: „Здѣсь прожилъ я долгіе годы. Испыталъ я на себѣ людскую благосклонность и любовь и заявляю, что хороши были наши съ вами отношенія. Но теперь начинаютъ приходить въ упадокъ мои денежныя дѣла, хотя до сихъ поръ, по словамъ другихъ, они не были въ плачевномъ состоянія. Теперь предпочту я перемѣнить мѣсто пребыванія, чѣмъ потерять свое доброе имя, предпочту покинуть родину, чѣмъ обезчестить свою семью; я намѣренъ исполнить то, что предлагалъ мнѣ Эйрикъ Красный, когда мы разставались у Широкаго Залива: я думаю уѣхать въ Гренландію этимъ лѣтомъ, если обстоятельства сложатся такъ, какъ я-бы желалъ“. Гостямъ это намѣреніе показалось большою новостью. Торбьёрнъ съ давнихъ поръ уже былъ любимъ друзьями, и имъ казалось, что онъ сказалъ это только въ шутку и что онъ не оставитъ своего мѣста. Роздалъ Торбьёрнъ подарки гостямъ, и послѣ этого пиръ прекратился; гости разъѣхались назадъ по домамъ.

Торбьёрнъ продалъ свои помѣстья и купилъ корабль, который стоялъ въ устьѣ Залива Лавы. Съ нимъ собралось въ путь три десятка людей. Между ними былъ Ормъ изъ Очажной Вершины, жена его и тѣ изъ друзей Торбьёрна, которые не хотѣли съ нимъ разставаться. Потомъ они отправились въ море. Когда они выѣхали, была благопріятная погода, но когда они вошли въ море, прекратился попутный вѣтеръ, поднялась сильная буря, и путь ихъ былъ весьма затруднителенъ этимъ лѣтомъ. Скоро на путешественниковъ нашла болѣзнь и умерли Ормъ, жена его Хальда и половина людей. Море начало вздуваться; сильные дожди и большая нужда преслѣдовали ихъ всю дорогу, и они приплыли, наконецъ, къ Херьёльфову Мысу въ Гренландіи, въ самомъ началѣ зимы.

Жилъ у Херьёльфова Мыса одинъ человѣкъ, звали его Торкелемъ. Онъ былъ славный малый и самый богатый землевладѣлецъ. Онъ пріютилъ у себя на эту зиму Торбьёрна и всѣхъ его товарищей по плаванью. Торкель обращался съ ними радушно; онъ очень понравился Торбьёрну и всѣмъ его товарищамъ по путешествію.

Въ это время былъ большой голодъ въ Гренландіи: тѣ, что ѣздили на рыбные промыслы, возвратились съ небольшою добычей, а многіе не возвратились совсѣмъ. Была одна женщина въ колоніи, по имени Торбьёрга, предсказательница, прозывали ее Малой Ворожеей. Она имѣла прежде девять сестеръ, всѣ онѣ были гадальщицы, а въ то время въ живыхъ оставалась одна она. Зимой Торбьёрга занималась тѣмъ, что ходила на обѣды и приглашали ее къ себѣ по большей части тѣ, кому хотѣлось узнать свою судьбу пли состояніе погоды; а такъ какъ Торкель былъ тамъ самымъ крупнымъ землевладѣльцемъ, то и считали его обязанностью сходить къ ней узнать, когда окончится то безвременье, которое висѣло надъ ними. Торкель пригласилъ къ себѣ ворожею и устроилъ ей хорошій пріемъ, какой по обычаю долженъ быть сдѣланъ такого рода женщинамъ. Для нея было приготовлено почетное мѣсто, на которое положена подушка; набита она должна была быть куриными перьями. Когда она пришла къ Торкелю вечеромъ, вмѣстѣ съ высланнымъ ей на встрѣчу человѣкомъ, она была одѣта въ завязанный спереди лентами голубой плащъ безъ рукавовъ, который былъ усаженъ драгоцѣнными камнями сверху до низу. На шеѣ у ней были стеклянныя бусы. На головѣ была надѣта черная барашковая шапка, подбитая бѣлымъ кошачьимъ мѣхомъ. Въ рукѣ держала она костыль съ набалдашникомъ; костыль былъ устроенъ изъ мѣди, а на набалдашникъ посаженъ драгоцѣнный камень. На ней надѣтъ былъ поясъ изъ трута, къ нему былъ привязанъ большой кожаный мѣшокъ, въ которомъ она хранила необходимыя для колдовства снадобья. На ногахъ у ней были башмаки изъ телячьей кожи съ волосомъ, на нихъ длинные и крѣпкіе ремни, на концахъ которыхъ были большія латунныя пряжки. На рукахъ ея были надѣты рукавицы изъ кошачьяго мѣха, бѣлыя внутри и пушистыя. Когда она вошла, всѣ мужчины почли долгомъ сказать ей почтительныя привѣтствія, а она принимала ихъ съ такимъ видомъ, будто-бы каждый былъ для нея одинаково пріятенъ. Благородный Торкель взялъ за руку вѣщую женщину и повелъ ее къ тому мѣсту, которое было для нея приготовлено. Онъ просилъ ее обратить вниманіе на своихъ оленей, семью и хозяйство. Она вообще была разговорчива. Подъ вечеръ сѣли за столъ, а потому и нужно разсказать, что было приготовлено на угощенье ворожеѣ. Для нея была сдѣлана кашица на козьемъ молокѣ, а въ видѣ мясного поданы были сердца всякаго рода животныхъ, какихъ тогда можно было достать. У ворожеи была мѣдная ложка и ножъ съ ручкой изъ рыбьяго зуба, стянутый двумя мѣдными обручами; остріе его было обломано.

Когда кушанья были убраны, благородный Торкель подошелъ къ Торбьёргѣ и спросилъ ее, какъ понравилось ей его домашнее хозяйство, что думаетъ она насчетъ опасностей, въ которыхъ находятся его люди, и какъ скоро можетъ она открыть то, о чемъ онъ ее спроситъ и что желаютъ узнать его подчиненные. Она отвѣтила, что не можетъ ворожить раньше какъ но утру и потому должна переспать тамъ эту ночь. На исходѣ слѣдующаго дня ей устроили все нужное для колдовства, но она просила дать ей женщину, которая-бы знала тѣ пѣсни, что необходимы для ворожбы, пѣсни, которыя называются „вардлокки“, но ни одной такой не нашлось. Приходилось искать по селенью, не знаетъ-ли кто этихъ пѣсенъ. Вдругъ Гудрида сказала: „хоть я не колдунья и не ворожея, но моя воспитательница Хальда научила меня въ Исландіи тѣмъ пѣснямъ, которыя называла она вардлокками“. — А ты умѣешь предсказывать погоду? — спросила ее Торбьёрга. „Это такого рода заклинанія и обряды, отвѣчала Гудрида, — что я не желаю принимать въ нихъ участія, такъ какъ я — христіанка“. Торбьёрга отвѣчала на это: „Такъ опредѣлено свыше, что ты окажешь здѣсь помощь этимъ людямъ и, хотя христіанка, на этотъ разъ ты не будешь для дѣла хуже, чѣмъ раньше была-бы; но я предоставляю Торкелю позаботиться о томъ, что мнѣ нужно“. Торкель сталъ принуждать Гудриду и она отвѣтила, что сдѣлаетъ такъ, какъ онъ желаетъ. Женщины образовали замкнутый кругъ, посрединѣ котораго на жреческомъ креслѣ помѣстилась Торбьёрга. Гудрида стала пѣть нужныя заклинанія такъ прекрасно и вѣрно, что, казалось, раньше никто не слыхалъ, чтобъ пѣли ихъ такимъ прекраснымъ голосомъ. Вѣщая женщина благодарила ее за пѣніе. — Многіе духи, сказала она, — услыхали насъ свыше, и любо имъ было слушать твое пѣніе, а раньше хотѣли они скрыться отъ насъ и не обращали на насъ никакого вниманія. А теперь мнѣ открыто много такихъ жребіевъ, которые раньше были сокрыты и отъ меня, и отъ другихъ. Я могу сказать, что этотъ голодъ не будетъ дольше держаться, что погода улучшится, какъ только придетъ весна. Болѣзнь, которая долго лежала, исчезнетъ скорѣй, чѣмъ того ожидаютъ. А тебя, Гудрида, я кстати отблагодарю за оказанную намъ помощь, такъ какъ судьба твоя для меня теперь совершенно ясна. Здѣсь въ Гренландіи выйдешь ты замужъ, бракъ этотъ будетъ почетенъ, хотя и не дологъ, такъ какъ путь твой лежитъ въ Исландію и тамъ произойдетъ отъ тебя большое и славное потомство, и на вѣтви твоего рода засіяетъ блестящій свѣтъ. Такъ будь-же здорова и счастлива, дочь моя! Вслѣдъ затѣмъ къ предсказательницѣ подошли мужчины и каждый спрашивалъ у нея, что ему больше всего нужно было знать; она была очень сообщительна и даже самое ничтожное изъ того, что она сказала, не осталось безъ исполненія. Но тутъ скоро пришли за ней изъ другого дома и она отправилась туда.

Послали за Торбьёрномъ, который не захотѣлъ оставаться дома, пока происходило такое поганство. Погода быстро улучшилась, какъ только началась весна, какъ предсказала Торбьёрга. Торбьёрнъ исправилъ свой корабль и поѣхалъ по направленію къ Крутому Склону. Эйрикъ принялъ его съ распростертыми объятіями и похвалилъ за то, что онъ пріѣхалъ. Втеченіе зимы Торбьёрнъ со своими людьми жилъ у него, а весною Эйрикъ далъ Торбьёрну землю у Мыса Бревенъ; тамъ былъ построенъ приличный дворъ, гдѣ и поселился Торбьёрнъ впослѣдствіи (глава третья).

II.
Первый бракъ Гудриды. — Открытіе Винляндіи.

У Эйрика была жена, по имени Тьёдхильда, и два сына: одинъ Торстейнъ, а другой Лейфъ. Оба сына Эйрика были много-обѣщавшіе юноши. Торстейнъ жилъ дома съ отцомъ, и не было другого мужчины въ Гренландіи, который-бы внушалъ столько надеждъ какъ онъ. Лейфъ-же уѣхалъ въ Норвегію, гдѣ онъ находился при королѣ Олафѣ, сынѣ Трюгвы.

Когда Лейфъ плылъ изъ Гренландіи лѣтомъ, противные вѣтры занесли его на Гебриды. Потомъ вѣтеръ ослабъ, и Лейфъ со своими спутниками былъ задержанъ тамъ надолго этимъ лѣтомъ. Втеченіе лѣта Лейфъ слюбился съ одной женщиной, по имени Торгунной. Она была знатнаго рода и, какъ думалъ Лейфъ, имѣла способность предвидѣнія. А когда Лейфъ сталъ собираться въ обратный путь, Торгунна просилась вмѣстѣ съ нимъ. Лейфъ спросилъ ее, желаютъ-ли этого ея родственники, она отвѣчала, что объ этомъ не заботится. Лейфъ замѣтилъ ей, что совсѣмъ не въ его намѣреніи было-бы увезти столь знатную женщину въ неизвѣстную страну, въ особенности при такой малочисленной дружинѣ. „Не извѣстно еще, полезно-ли будетъ для тебя такое рѣшеніе“, возразила Торгунна. — А я все-таки рискну, и (не возьму тебя), — отвѣчалъ Лейфъ. „Въ такомъ случаѣ я объявляю тебѣ, сказала Торгунна, — что поѣхала-бы не одна, а съ ребенкомъ, который у меня будетъ отъ тебя; кажется мнѣ, что это будетъ сынъ; и если ты не примешь въ немъ никакого участія, я воспитаю его и пошлю къ тебѣ въ Гренландію, когда онъ будетъ въ состояніи ѣхать съ другими; я предвижу, что рожденіе этого ребенка принесетъ тебѣ такую-же пользу, какую приноситъ теперь тебѣ наша разлука; со временемъ и я думаю поѣхать въ Гренландію“.

Лейфъ подарилъ ей золотой перстень, гренландскій плащъ изъ вадмаля и украшенный рыбьимъ зубомъ поясъ. Сынъ его пріѣхалъ въ Исландію и назвался Торгильсомъ. Лейфъ призналъ его своимъ и нѣкоторые разсказываютъ, что этотъ Торгильсъ прибылъ въ Исландію лѣтомъ, передъ Фродаскими чудесами, а потомъ онъ былъ въ Гренландіи и впослѣдствіи жизнь его, казалось, не лишена была необычайнаго.

И такъ Лейфъ и его спутники отплыли въ путь изъ Гебридъ и осенью пристали къ берегамъ Норвегіи. Лейфъ пріѣхалъ ко двору короля Олафа, сына Трюгвы, и король возложилъ на него знатную должность, такъ какъ Лейфъ показался ему хорошо-образованнымъ человѣкомъ. Однажды король завелъ рѣчь съ Лейфомъ и спросилъ его: „Думаешь-ли ты лѣтомъ ѣхать въ Гренландію?“ — Я хотѣлъ-бы ѣхать, если будетъ на то ваша воля, отвѣчалъ Лейфъ. — „По моему это — хорошее дѣло“, сказалъ король, — ты поѣдешь моимъ посломъ, проповѣдывать христіанство въ Гренландіи“. Лейфъ отвѣтилъ, что онъ долженъ подумать, и сказалъ, что, по его мнѣнію, такое порученіе трудно исполнить въ Гренландіи. Король возразилъ ему, что не видитъ никого лучше чѣмъ онъ для этой цѣли, — ты принесешь мнѣ счастье, прибавилъ онъ. — Только въ такомъ случаѣ, отвѣтилъ Лейфъ, — если у меня будетъ ваша помощь.

Какъ только снарядился Лейфъ, такъ и отправился въ море. Долго бросало его непогодой изъ стороны въ сторону и пригнало, наконецъ, къ такой землѣ, существованіе которой онъ не могъ и подозрѣвать раньше. Были тамъ поля самосѣянной пшеницы и дикорастущія виноградныя лозы. Были тамъ также и тѣ деревья, которыя называются кленами; взяли они по нѣскольку образчиковъ всѣхъ этихъ растеній (нѣкоторыя изъ взятыхъ деревъ были такъ велики, что ихъ употребили на постройку дома). Лейфъ нашелъ на обломкахъ корабля людей, повезъ ихъ съ собой домой и доставлялъ зимою имъ всѣмъ пропитаніе. Онъ показалъ большое великодушіе и доброту тѣмъ, что ввелъ христіанство въ страну и спасъ этихъ моряковъ. Его прозвали Лейфъ Удачникъ.

Лейфъ высадился въ Заливѣ Эйрика и поѣхалъ домой къ Крутому Склону. Всѣ приняли его хорошо. Скоро началъ онъ проповѣдывать по землѣ христіанство и вселенскую церковь, открылъ людямъ наказъ короля Олафа, сына Трюгвы, и разсказалъ, какая слава и какая извѣстность слѣдуетъ за этой религіей. Эйрикъ не внялъ увѣщаніямъ оставить свою вѣру, а Тьёдхильда скоро обратилась и велѣла вдали отъ домовъ построить церковь. Этотъ домъ названъ былъ церковью Тьёдхильды; тамъ читали свои молитвы она и тѣ люди, которые приняли христіанство, а такихъ было много. Тьёдхильда не захотѣла больше жить вмѣстѣ въ Эйрикомъ, послѣ того какъ приняла христіанство, а ему это было очень не но сердцу.

Послѣ этого стали по Гренландіи ходить большіе разговоры, что должно, молъ, отыскать открытую Лейфомъ землю. Начальникомъ (составившагося для этого отряда) былъ Торстейнъ, сынъ Эйрика, славный человѣкъ, умный и любимый всѣми. Просили и Эйрика на эту должность, такъ какъ были увѣрены, что онъ со своею удачей и предусмотрительностью пойдетъ далеко. Онъ находился въ это время въ ...., когда друзья уговорили его ѣхать. Потомъ оснастили они тотъ корабль, на которомъ приплылъ Торбьёрнъ; всего въ партіи ихъ было двадцать человѣкъ. У нихъ было мало денегъ, а больше оружія и съѣстныхъ припасовъ. Въ то утро, когда Эйрикъ поѣхалъ изъ дому, взялъ онъ свой маленькій ларецъ, а въ томъ ларчикѣ было золото и серебро. Спряталъ онъ эти деньги, а потомъ поѣхалъ своею дорогой. И какъ только онъ пріѣхалъ къ своимъ людямъ, онъ упалъ съ лошади, сломалъ себѣ ребро и повредилъ плечо; закричалъ онъ: „ай, ай!“ Послѣ этого случая онъ послалъ женѣ своей наказъ, чтобы она взяла въ дорогу тѣ деньги, которыя онъ спряталъ; думалъ онъ, что наказанъ за то, что скрылъ эти деньги.

Весело отплыли они изъ Эйрикова Залива, ожидая хорошаго исхода для своего предпріятія. По тутъ долго носились они по морю, выйдя изъ гавани, и не могли напасть на ту дорогу, на которую хотѣли. Они прошли въ виду Исландіи, а также и видѣли птицъ съ береговъ Ирландіи. Ихъ корабль носило волнами взадъ и впередъ по морю. Подъ осень повернули они назадъ, и истощенные дождями и бурями, изнуренные трудностями пути, возвратились подъ самую зиму въ Эйриковъ Заливъ. Сказалъ тутъ Эйрикъ Торстейну: „Веселѣй было вамъ лѣтомъ, когда вы выѣхали изъ залива, да и теперь надо вамъ радоваться, и теперь мы испытываемъ великое благо (что остались живы)“. — На обязанности начальника, отвѣчалъ Торстейнъ, — лежитъ придумать что-нибудь для этихъ людей, которые въ настоящее время остались безъ пріюта, и доставить имъ пропитаніе. — Это похоже на поговорку, замѣтилъ Эйрикъ, — что „не получивъ отвѣта, мнѣнія не узнаешь“; ты долженъ тоже высказать твои соображенія по поводу этого дѣла… И вотъ всѣ тѣ, у кого не было другого средства пропитанія, собрались къ Эйрику и его сыну. Высадились они на землю и отправились по домамъ.

Слѣдуетъ теперь разсказать, какъ Торстейнъ, сынъ Эйрика, просваталъ за себя Гудриду, дочь Торбьёрна. На его предложеніе послѣдовалъ благосклонный отвѣтъ и со стороны ея, и со стороны ея отца. И порѣшили на томъ, чтобы Торстейнъ ѣхалъ за Гудридой. Свадьбу съиграли въ Крутомъ Склонѣ по осени. Хорошо прошелъ свадебный пиръ, очень онъ былъ многолюденъ. Торстейнъ имѣлъ усадьбу въ Западномъ Поселкѣ, въ той деревнѣ, что зовется деревнею Свѣтлаго Залива. Половину этой деревни имѣлъ другой человѣкъ, тоже Торстейнъ по имени. Его жену звали Сигридой. Осенью Торстейнъ поѣхалъ въ Свѣтлый Заливъ въ своему тёзкѣ, а съ нимъ вмѣстѣ и Гудрида; ихъ тамъ радушно приняли. Они и прожили тамъ до зимы.

Случилось такъ, что при наступленіи зимы болѣзнь напала на это селенье. Тамъ былъ дворецкій, по имени Гардъ, человѣкъ необщительный; онъ заболѣлъ первымъ и умеръ. Заболѣлъ въ это время и Торстейнъ, сынъ Эйрика, и Сигрида, жена другого Торстейна. Однажды вечеромъ Сигрида хотѣла идти въ помѣщеніе, которое находилось противъ входныхъ дверей. Гудрида пошла вмѣстѣ съ нею; онѣ вышли за дверь и Сигрида громко вскрикнула. Гудрида сказала: „Мы поступили неблагоразумно, что вышли на дворъ: ты не можешь выносить холоду; пойдемъ-же скорѣе домой“. — Не легко намъ войти въ комнату, отвѣчала Сигрида, — здѣсь, передъ дверями цѣлая толпа мертвецовъ; тутъ и Торстейнъ, твой хозяинъ; между ними я узнаю и себя; какъ ужасно все это видѣть! Немного погодя она сказала: „Ну, теперь пойдемъ, Гудрида, я больше не вижу призраковъ“. Торстейнъ, который, какъ ей казалось, съ кнутомъ въ рукѣ, хотѣлъ бить мертвецовъ, тоже исчезъ съ ея глазъ. Онѣ возвратились домой, и Сигрида скончалась еще до свѣту; для покойницы сдѣланъ былъ гробъ.

Въ этотъ самый день люди хотѣли ѣхать на рыбную ловлю. Торстейнъ сопровождалъ ихъ до мѣста и въ сумеркахъ поѣхалъ посмотрѣть ихъ уловъ. Въ это время Торстейнъ, сынъ Эйрика, прислалъ ему сказать, чтобы онъ возвращался домой; что, молъ, въ домѣ не ладно: хозяйка хочетъ встать на ноги изъ гроба и хочетъ влѣзть въ нему на постель.

Когда Торстейнъ вошелъ, она влѣзла уже на постель; онъ схватилъ ее руками и приложилъ ей къ груди топоръ.

Торстейнъ, сынъ Эйрика, скончался на исходѣ дня. Торстейнъ-крестьянинъ предложилъ Гудридѣ лечь и заснуть, вызвавшись сторожить покойника ночью. Она такъ и сдѣлала; прошло еще немного ночи, какъ Торстейнъ, сынъ Эйрика, поднялся и заговорилъ. Онъ сказалъ, что желаетъ, чтобъ къ нему позвали Гудриду, что ему надо съ нею поговорить: „Богу угодно даровать мнѣ этотъ часъ для выраженія и дополненія моихъ послѣднихъ желаній“. Торстейнъ-крестьянинъ пошелъ къ Гудридѣ, разбудилъ ее, предложилъ перекреститься и просить Божьей помощи, и разсказалъ ей, что говорилъ ему Торстейнъ, сынъ Эйрика: „онъ желаетъ видѣть тебя, такъ подумай сначала, какъ тебѣ поступить, я-же не могу тебѣ въ этомъ ничего объяснить“. — Можетъ быть, отвѣчала Гудрида, — это чудесное явленіе принадлежитъ къ такимъ необычайнымъ, которыя всѣмъ будутъ памятны; но я надѣюсь на Промыслъ Божій и рискну съ помощью Всевышняго, пойти къ нему и узнать, что онъ хочетъ сказать мнѣ; вѣдь, все равно, отъ бѣды убѣжать я не могу, а хуже будетъ, если онъ пойдетъ дальше; дѣло это важное“.

Гудрида встала и пошла къ мужу; ей показалось, что онъ плакалъ. Онъ прошепталъ ей на ухо нѣсколько словъ, такъ чтобы она одна ихъ услышала; но кромѣ того, онъ сказалъ громко, чтобъ слышали всѣ, что счастливы тѣ, которые тверды въ вѣрѣ, ибо съ вѣрой приходитъ и помощь Божья, и прощеніе; а многіе плохо наблюдаютъ свою вѣру; „нѣтъ церковнаго правила на то, чтобъ хоронить людей въ неосвященной землѣ, читая лишь немногія отходныя молитвы, какъ это дѣлаютъ въ Гренландіи по введеніи христіанства; поэтому я и хочу, чтобъ меня и другихъ теперь умершихъ людей отнесли въ церковь; Гарда-же пусть сожгутъ на огнѣ какъ можно скорѣе: онъ причина того, что покойники бродятъ по этой землѣ“. Онъ упомянулъ ей и объ ея судьбѣ, предсказалъ ей высокую будущность и просилъ не выходить замужъ за гренландца; поручилъ ей часть денегъ положить въ церковь, а часть раздать бѣднымъ и съ этими словами скончался во второй разъ.

Въ Гренландіи, послѣ введенія христіанства, былъ обычай хоронить людей по деревнямъ, гдѣ они помирали, въ неосвященной землѣ. Должно было поставить крестъ надъ грудью покойника, а послѣ, когда приходили въ эту деревню священники, они должны были снять этотъ крестъ, окропить это мѣсто святою водою и прочитать отходную, хотя-бы они пришли много спустя послѣ смерти. Но тутъ трупы были отправлены прямо въ церковь Эйри-кова Залива, и священники прочитали надъ ними отходныя молитвы. Послѣ этого скончался Торбьёрнъ и все его имущество перешло къ Гудридѣ. Эйрикъ принялъ христіанскую вѣру и заботился объ ея нуждахъ (главы 4-я и 5-я).

III.
Второй бракъ Гудриды. Экспедиція въ Винляндію.

Звался Торфяномъ Мужественнымъ одинъ человѣкъ, сынъ Торда Лошадиной Головы; жилъ онъ на сѣверъ отъ Рябиноваго Мыса въ Мысовомъ Заливѣ; о немъ мы и рѣчь поведемъ. Карлсефни былъ человѣкъ родовитый, очень богатый деньгами. Мать его звали Торуной. Карлсефни ѣздилъ въ торговыя поѣздки и считался хорошимъ молодымъ гостемъ. Однимъ лѣтомъ снарядилъ онъ корабль и отплылъ въ Гренландію. Въ дорогу поѣхалъ съ нимъ Сноръ, сынъ Торбранда изъ Лебединаго Залива, и съ ними было всего четыре десятка людей.

Было два человѣка, Бьярнъ, сынъ Гримольфа изъ Широкаго Залива, да Торхаль, сынъ Гамаля изъ Восточнаго Залива; снарядили они свой корабль тѣмъ-же лѣтомъ, какъ и Карлсефни, и отправились тоже въ Гренландію. Ихъ на кораблѣ было четыре десятка людей. Отправились всѣ они въ море на двухъ корабляхъ, оттуда, гдѣ суда были снаряжены. Въ это время не было извѣстно, какъ продолжительно будетъ ихъ путешествіе.

Надо сказать, что оба эти корабля подъ осень пришли въ Заливъ Эйрика. Эйрикъ, а съ нимъ и другіе колонисты пріѣхали на корабли и между ними и корабельщиками быстро завязалась торговля. Рулевые предложили Гудридѣ взять столько товаровъ, сколько ей будетъ угодно, а Эйрикъ выказалъ съ своей стороны большую щедрость тѣмъ, что пригласилъ и тѣхъ, и другихъ корабельщиковъ къ себѣ въ Крутой Склонъ на зимовку. Купцы приняли это предложеніе и поѣхали съ Эйрикомъ. Вслѣдъ за тѣмъ ихъ товаръ былъ отвезенъ въ Крутой Склонъ, такъ какъ тамъ (на берегу) не было хорошаго и крѣпкаго амбара для того, чтобъ хранить товаръ. Очень полюбилось купцамъ жить у Эйрика этой зимою.

Какъ подошли Іольскіе праздники, сталъ Эйрикъ дѣлаться скучнѣе, какъ будто у него на душѣ была какая-то тяжесть. Однажды завязалъ Карлсефни разговоръ съ Эйрикомъ и сказалъ ему: „Тяжело тебѣ, Эйрикъ, что-ли? Кажется мнѣ, что ты сталъ какъ-то молчаливѣе чѣмъ прежде. Ты угощаешь насъ съ такою щедростью, что мы обязаны сказать тебѣ большое спасибо за все то, чтб отъ тебя получили. Скажи-же, что за печаль приключилась съ тобой?“ Отвѣчалъ ему Эйрикъ: „Принялъ я тебя радушно, какъ слѣдуетъ хорошему человѣку. Очень мнѣ-бы было нелюбо, еслибы вамъ пришлось на меня тратиться, а еще больше не по душѣ будетъ мнѣ, если услышу, что ты никогда не проводилъ Іольскаго праздника хуже чѣмъ тотъ, во время котораго угощалъ васъ въ Крутомъ Склонѣ, въ Гренландіи, Эйрикъ Красный“. — Нечего тутъ печалиться, сказалъ Карлсефни, — у насъ на корабляхъ есть и солодъ, и мука, и зерно, и тебѣ вольно взять всего этого, сколько захочешь, и сдѣлать такой пиръ, который соотвѣтствуетъ твоей щедрости. Это предложеніе было имъ принято. Приступили къ устройству Іольскаго пира, и былъ онъ такъ роскошенъ, что рѣдко видали такой великолѣпный пиръ. И вотъ послѣ Іольскаго праздника возбуждаетъ Карлсефни разговоръ съ Эйрикомъ о бракѣ съ Гудридою, такъ какъ онъ зналъ, что Гудрида находится подъ опекою Эйрика, а ему нравилась эта красивая и очень умная женщина. Эйрикъ отвѣтилъ, что съ своей стороны принимаетъ его предложеніе и что онъ представляетъ хорошаго жениха для Гудриды. — Да и то вѣроятно, что она поступитъ, какъ ей предсказано, сказалъ онъ и прибавилъ, что черезъ это (замужество) исполнится счастливое предсказаніе. Послѣ этого завели разговоръ съ самою Гудридою, и она дала именно такой отвѣтъ, какой предвидѣлъ Эйрикъ. Разъ предложеніе принято, медлить было незачѣмъ: праздничный пиръ увеличенъ и вышелъ изъ него свадебный пиръ. Зимою въ Крутомъ Склонѣ было большое веселье: много играли въ разныя игры, сказывали саги и занимались всѣмъ, что придаетъ веселья домашней жизни.

Въ это время ходило въ Крутомъ Склонѣ много разговоровъ, что слѣдуетъ отыскать Добрую Винляндію; говорили, что тамъ навѣрно можно найти хорошую землю для обработки. И кончилось тѣмъ, что Карлсефни и Сноръ со своими людьми снарядили свой корабль и отправились лѣтомъ отыскивать Винляндію. Къ ихъ отряду присоединились Бьярнъ и Торхаль съ своими людьми на своемъ кораблѣ, и та дружина, которая съ ними пришла. Мужъ звался Торвальдомъ, онъ былъ шуринъ Эйрика Краснаго. А Торхаля прозывали Охотникомъ, онъ часто бывалъ съ Эйрикомъ на лѣтнихъ промыслахъ и пользовался большимъ довѣріемъ. Торхаль былъ великъ ростомъ, черенъ, съ виду исполинъ; былъ онъ уже въ лѣтахъ, дикаго характера, молчаливъ, постоянно скрытенъ, двоедушенъ, къ тому-же злоязыченъ и находилъ наслажденіе въ дурномъ. Онъ не вмѣшивался въ новую вѣру, когда она введена была въ Гренландіи. Торхаль не пользовался большою любовью окружающихъ, тѣмъ не менѣе Эйрикъ имѣлъ давнюю привычку спрашивать его совѣта. Онъ былъ на кораблѣ въ дружинѣ Торвальда, потому что ему далеко были знакомы пустыни Гренландіи.

Корабль ихъ былъ тотъ самый, на которомъ пришелъ Торбьёрнъ, и они пустились въ путь вмѣстѣ съ Карлсефни и его людьми; съ ними также было весьма много гренландцевъ. На ихъ кораблѣ было 160 человѣкъ. Они отплыли къ Западному Поселью и къ Медвѣжьимъ Островамъ (= Диско), потомъ поплыли отъ Медвѣжьихъ Острововъ на югъ. Плыли по морю два дня, встрѣтили землю; они поѣхали къ ней на лодкахъ, осмотрѣли ее и нашли тамъ много гладкихъ камней, столь большихъ, что два человѣка могли лежать на нихъ растянувшись другъ противъ друга, подошва къ подошвѣ. Тамъ было много бѣлыхъ лисицъ. Путешественники дали имя этой землѣ и назвали ее Валунною Землею (= Newfoundland).

Потомъ проплыли они два дня все на югъ, и передъ ними открылась земля, на которой былъ большой боръ и много звѣрей. Отъ этой земли къ югу лежалъ островъ; они нашли на немъ медвѣдя и назвали Медвѣжьимъ, а землю назвали они Лѣсною Землею (= Новая Шотландія), такъ какъ на ней былъ этотъ боръ. Тамъ отрядъ жилъ два дня, осматривая землю; потомъ поѣхали огибать ее. Былъ тамъ мысъ, его обогнули. Обогнувъ землю, они оставили ее на старбортѣ (направо); не было мѣста для якорной стоянки, а шли длинныя песчаныя отмели. Они поѣхали въ лодкахъ къ землѣ и нашли на ней киль корабля, почему и назвали это мѣсто Килевымъ Носомъ (= Cape God). Они окрестили также и этотъ берегъ, назвавъ его Страшнымъ Берегомъ, такъ какъ долго приходилось его оплывать. Тутъ земля начала прорѣзываться заливами и они направили въ заливъ свой корабль.

Когда Лейфъ служилъ у короля Олафа, сына Трюгвы, и король просилъ его проповѣдывать христіанскую вѣру въ Гренландіи, онъ (король) далъ ему двухъ шотландскихъ людей, мужчину по имени Хаки и женщину по имени Хекья. Король предложилъ Лейфу взять себѣ этихъ людей на случай, если ему понадобится быстрота бѣга, такъ какъ на бѣгу они были быстрѣе животныхъ. Этихъ людей Эйрикъ и Лейфъ послали въ дружину Карлсефни. Когда они прибыли къ Страшному Берегу, они оставили на землѣ этихъ шотландцевъ, приказавъ имъ бѣжать на югъ искать удобной для поселенія земли и возвратиться до истеченія полутора дня.

Шотландцы были одѣты такъ: на нихъ было платье, называвшееся biafal; оно было скроено такъ, что наверху была шапка, по бокамъ были разрѣзы, на немъ не было рукавовъ и застегнуто оно было между ногами; тамъ его скрѣпляли пуговица и петля; а остальныя части тѣла были не закрыты.

Они выбирали поля и на это тратили данное имъ время. А когда истекли эти полтора дня, они прибѣжали изъ страны назадъ и одинъ изъ нихъ несъ въ рукѣ гроздь винограда, а другая колосъ самородной пшеницы. Они объявили Карлсефни, что, кажется, нашли хорошую землю для обработки. Ихъ взяли на корабль и поѣхали своею дорогой до того мѣста, гдѣ берегъ былъ прорѣзанъ заливами, и поставили корабль въ заливъ. Противъ залива былъ островъ, омываемый сильнымъ теченіемъ, потому они и назвали его Островомъ Теченій (= Martha's Vineyard). Птицъ тамъ было такое множество, что едва можно было поставить ногу между яицъ. Они направили корабль въ заливъ, который назвали Заливомъ Теченій, и, взявъ грузъ съ корабля, высадились тамъ на берегъ. Они привезли съ собою разнаго рода скотъ и искали годной для обработки земли. Мѣстность была гористая и красивая, но они ни о чемъ больше не заботились, какъ чтобъ отыскать хорошую землю. Травы росли тамъ высокія.

Прожили они до зимы; зима случилась крѣпкая, а къ ней не приготовились, и плохо стало съ съѣстными припасами, а рыбныя ловли прекратились. Тогда они выѣхали на островъ въ надеждѣ, что тамъ получатъ что-нибудь рыбною ловлею или найдутъ морскія выкидки. Хоть съѣстныхъ припасовъ было мало, но скоту жилось не худо. Наконецъ они обратились къ Богу, чтобъ онъ послалъ имъ сколько нибудь съѣстныхъ припасовъ, но не получили отвѣта такъ скоро, какъ того ожидали.

Торхаль отправился въ путь, за нимъ пошли и другіе люди; отсутствіе ихъ продолжалось полтора дня. Подъ конецъ втораго дня Карлсефни и Бьярнъ нашли съ своими людьми Торхаля на высокой крутой вершинѣ. Онъ лежалъ на спинѣ, открывъ ротъ, разширивъ глаза и ноздри, и, царапая и щипля самого себя, что-то бормоталъ. Они спросили его, зачѣмъ онъ пришелъ туда? Онъ сказалъ, чтобъ они ему не мѣшали, просилъ не удивляться этому, объявилъ, что такъ долго жилъ на бѣломъ свѣтѣ, что не нуждается въ ихъ совѣтахъ. Они просили его ѣхать съ ними домой, онъ такъ и сдѣлалъ.

Немного спустя, тамъ появился китъ; за нимъ погнались, убили его, но несмотря на это, не знали, что это за китъ. Карлсефни доподлинно зналъ все о китахъ и все-таки не зналъ этого вида. Поварѣ сварили его, мясо съѣли и всѣмъ сдѣлалось дурно отъ этого. Тутъ подошелъ Торхаль и сказалъ: „Развѣ не вышло, что Краснобородый сильнѣе вашего Христа? Вотъ что получилъ я теперь за ту пѣсню, которую спѣлъ всегда ко мнѣ благосклонному Тору. Рѣдко онъ отъ меня отступался!“

Когда люди узнали объ этомъ, они не захотѣли ѣсть это мясо, а обратились за помощью свыше, возсылая молитвы къ Божіей милости. Потомъ они поѣхали съ материка, и не было уже недостатка въ съѣстныхъ припасахъ; пріѣхавъ въ Заливъ Теченій, они съ той и съ другой стороны получили съѣстные припасы: на материкѣ была дичь, на островѣ — мѣста кладки яицъ и морскія выкидки.

Стали они послѣ этого совѣтоваться о предстоящемъ путешествіи и голоса раздѣлились. Торхаль Охотникъ хочетъ ѣхать на сѣверъ по Страшному Берегу вокругъ Килеваго Носа и обогнуть такимъ образомъ Винляндію; а Карлсефни желаетъ ѣхать къ югу по берегу и къ востоку; думаетъ, что чѣмъ больше къ югу, тѣмъ больше земля, и ему кажется основательнымъ изслѣдовать ее въ обѣ стороны. Торхаль направился теперь къ острову, и въ его отрядѣ было не болѣе девяти человѣкъ, а остальные люди поѣхали съ Карлсефни. И однажды Торхаль, наливая воду себѣ на корабль и прихлебывая ее, запѣлъ такую пѣсню:

Какъ пришелъ сюда, говорили мнѣ
Лѣсу мѣднаго дубы — воины:
„Лучше нѣтъ питья, чѣмъ твое вино“
(Нѣтъ укору въ томъ добру молодцу).
А теперь къ ключу тащитъ тотъ ведро,
Кто таскалъ одни крѣпки доспѣхи!
На губахъ вина нѣтъ ни капельки,
Хоть ложись къ ключу, да потягивай
Воду чистую…

Затѣмъ они отправились въ путь и Еарлсефни поѣхалъ за ними до острова. Пока распускали паруса, Торхаль произнесъ такую строфу:

Ѣдемъ снова домой мы; будто ястребъ по небу —
По широкому морю полетитъ нашъ корабль.
Мы покинули храбрыхъ, пусть кита себѣ варятъ
Здѣсь, на Берегѣ Страшномъ: имъ по сердцу тутъ жить.

Потомъ они раздѣлились и Торхаль поѣхалъ на сѣверъ по Страшному Берегу къ Килевому Носу и хотѣлъ обогнуть его на западъ. Тамъ на встрѣчу имъ налетѣла буря и загнала ихъ къ Ирландіи, гдѣ многіе изъ нихъ были обращены въ рабство и жестоко избиты. Тамъ окончилъ жизнь свою Торхаль.

Карлсефни поѣхалъ къ югу вдоль земли и съ нимъ Сноръ и Бьярнъ и остальная дружина. Они плыли долгое время, пока не достигли до рѣки, которая течетъ внизъ по странѣ и, достигнувъ моря, продолжаетъ течь по водѣ. У устья рѣки были большіе острова и нельзя было войти въ рѣку, — развѣ только въ высокій приливъ. Карлсефни со своими прошелъ въ устье рѣки и назвалъ окружающую землю Бурунной. Тамъ нашли они поля самосѣенной пшеницы, гдѣ были низины, и виноградные лозы повсюду на возвышенностяхъ. Каждый ручеекъ кишѣлъ тамъ рыбой. Поселенцы рыли тамъ рвы, чтобъ отмѣривать землю, и наружу выходила вода, а когда рвы наполнялись водою (послѣ прилива?), въ нихъ находили „святыхъ рыбъ“. Въ лѣсу на каждомъ шагу попадались стада звѣрей. Поселенцы пробыли тамъ полмѣсяца, весело проводя время и ничего не опасаясь. Скотъ ихъ находился при нихъ. Но однажды, рано утромъ, дѣлая обходъ вокругъ поселенія, они увидѣли девять коженыхъ лодокъ, съ которыхъ махали человѣкообразными носовыми украшеніями, стучавшими точно молотильные цѣпы; ими вертѣли по солнцу.

— Что это должно означать? сказалъ Карлсефни. — Можетъ быть, это мирный знакъ, отвѣчалъ Сноръ, — возьмемъ и мы бѣлые щиты и покажемъ ихъ имъ въ свою очередь. Такъ и сдѣлали, а потомъ поѣхали имъ на встрѣчу; тѣ испугались и вышли на берегъ. Они были низкаго роста, безобразны на видъ, волосы у нихъ на головѣ были растрепаны. У нихъ были большіе глаза и широкія скулы. Они пробыли тамъ съ часъ времени, потомъ испугались и поплыли на югъ отъ мыса. У моря сдѣлали они себѣ жилища, изъ которыхъ нѣкоторыя были дальше внутрь материка (у рѣки), а нѣкоторыя у самаго моря. Тамъ жили они во время зимы. Въ эту зиму совсѣмъ не было снѣгу и весь скотъ ходилъ тогда на подножномъ корму.

Однажды, въ началѣ весны, пошли переселенцы рано утромъ на дозоръ и видятъ, что съ юга къ мысу плыветъ много коженыхъ лодокъ, такъ много, что море, казалось, засыпано было угольемъ; съ каждаго судна махали деревянными носовыми украшеніями. Поселенцы выставили вверхъ щиты, выложили свои товары, и этотъ народъ весьма скоро сталъ покупать красный товаръ, платя за него мѣловымъ и невыдѣланными мѣхами. Они хотѣли также вымѣнять мечъ и копье, но Карлсефни и Сноръ воспротивились этому. Они мѣняли на матерію отборные мѣха, беря за мѣхъ кусокъ ткани, длиною въ пядень; ею обвертывали они себѣ головы; такой обмѣнъ происходилъ нѣкоторое время. А когда матеріи стало меньше, они (норманы) разрѣзы-вади куски на двое, такъ что выходили кусочки не больше одного пальца шириной, а Скрелинги и за нихъ давали столько-же или еще и больше.

Такъ обстояло дѣло, какъ вдругъ, громко мыча, выбѣжалъ изъ лѣсу принадлежавшій людямъ Карлсефни быкъ. Эскимосы перепугались, побѣжали къ лодкамъ и стали гресть къ югу отъ земли. Цѣлыхъ три недѣли не было объ нихъ ни слуху ни духу. А какъ протекло это время, переселенцы увидѣли, какъ съ юга шло великое множество эскимосскихъ лодокъ, стремительно, будто потокъ; съ лодокъ махали противъ солнца всѣми носовыми украшеніями и всѣ эскимосы страшно кричали. Переселенцы взяли красные щиты и выставили ихъ въ свою очередь. Обѣ стороны сошлись и стали сражаться; завязалась упорная битва. Эскимосы были вооружены кистенями. Вдругъ Карлсефни, Сноръ и ихъ дружина видятъ, какъ эскимосы поднимаютъ на шестахъ очень большіе шары, величиною съ овечій желудокъ, чернаго цвѣта; шары эти полетѣли къ землѣ на дружину (нормановъ) и, стукнувшись о землю, издали ужасный звукъ. Это навело сильный ужасъ на Карлсефни и его дружину, такъ что они только о томъ и думали, какъ-бы убѣжать и спрятаться около рѣки, такъ какъ имъ казалось, что толпы эскимосовъ набѣгаютъ на нихъ со всѣхъ сторонъ, и они не остановились, пока не добѣжали до одного холма, тамъ и приготовили они врагу суровую встрѣчу.

Фрейда (жена Бьярна) вышла изъ дому и, увидѣвъ, что они спрятались, сказала: „Зачѣмъ ты позволяешь столь храбрымъ людямъ бѣжать отъ такой дряни, которую навѣрно тебѣ удалось-бы перебить какъ скотъ? Еслибы у меня было оружіе, кажется, я лучше могла-бы сражаться, чѣмъ каждый изъ васъ“. А тѣ не придали никакого значенія словамъ ея. Она хотѣла идти за ними, но могла двигаться очень тихо, такъ какъ была беременна; но все-таки она пошла за ними въ лѣсъ и эскимосы напали на нее. Она увидѣла впереди трупъ Торбранда, сына Снора; въ головѣ его торчалъ плоскій камень, а вблизи лежалъ мечъ; она взяла этотъ мечъ и приготовилась имъ защищаться. А когда эскимосы подбѣжали къ ней, она отдернула рубашку съ груди и ударила себя въ грудь мечемъ. Эскимосы испугались, пустились бѣжать назадъ къ своимъ лодкамъ и исчезли изъ виду. Люди Карлсефни нашли Фрейду и хвалили ее за ея мужество. Изъ дружины Карлсефни двое пало въ битвѣ, изъ эскимосовъ четверо, хотя на ихъ сторонѣ было превосходство силы. Переселенцы отправились теперь къ своимъ жилищамъ узнать, сколько тамъ враговъ изъ тѣхъ, что слѣдовали за ними сухимъ путемъ, и они увидѣли, что былъ всего одинъ отрядъ враговъ, прибывшій на лодкахъ, а что другой отрядъ былъ только маревомъ.

Эскимосы нашли трупъ, вблизи котораго лежалъ топоръ. Одинъ изъ нихъ ударилъ этимъ топоромъ объ камень и разбилъ топоръ. Они подумали, что топоръ никуда не годится, потому что не устоялъ противъ камня, и бросили его на земь.

Теперь они (норманы) убѣдились, что хотя земля тамъ и очень удобна для обработки, но надъ ней виситъ опасность и страхъ передъ болѣе ранними обитателями; поэтому они собрались въ путь и отправились на родину. Они поплыли къ сѣверу и встрѣтили въ морѣ пятерыхъ эскимосовъ, спящихъ въ коженыхъ лодкахъ; у нихъ были трубы изъ тростника и звѣриный мозгъ, смѣшанный съ кровью; предполагали, что они были отбиты отъ берега. Этихъ эскимосовъ убили. Потомъ встрѣтили одинъ мысъ и на немъ множество звѣрей; мысъ этотъ казался кучею помета животныхъ, которые лежали на немъ втеченіе цѣлаго года. Затѣмъ пришли они въ Заливъ Теченій, гдѣ былъ избытокъ въ съѣстныхъ припасахъ.

Существуютъ разсказы нѣкоторыхъ лицъ, что Бьярнъ и Фрейда пріѣхали сюда обратно; съ ними было десять десятковъ людей, и они не поѣхали дальше. А Карлсефни и Сноръ со своими людьми поѣхали къ югу; съ ними было сорокъ человѣкъ; въ Бурунной Землѣ пробыли они не больше двухъ мѣсяцевъ и ушли назадъ въ то-же самое лѣто. Карлсефни на одномъ кораблѣ поѣхалъ отыскивать Торхаля; за нимъ послѣдовали и его люди; они поплыли на сѣверъ къ Килевому Носу и оттуда отправились на западъ; земля отъ нихъ была на бакбортѣ (налѣво). Это были одни только пустынныя пространства. А когда они прошли дальше, имъ попалась текущая съ востока на западъ рѣка; они взошли въ устье этой рѣки и стали на якорь у южнаго низкаго берега.

Однажды утромъ люди Карлсефни увидѣли въ лѣсной прогалинѣ какое-то пятно, блестѣвшее передъ ними, и вскрикнули отъ удивленія. Пятно двигалось, и это былъ Одноножка; онъ ковылялъ къ тому мѣсту, гдѣ они стояли. Торвальдъ, сынъ Эйрика, сидѣлъ на рулѣ и Одноножка пустилъ стрѣлу ему въ пахъ. Торвальдъ вытащилъ вонъ стрѣлу и сказалъ: „Нашли мы здѣсь добрую землю: брюхо мое обросло жиромъ“. А Одноножка побѣжалъ отъ нихъ на сѣверъ. Они погнались за нимъ, по временамъ его видѣли, и замѣтно было, какъ онъ скрывался. Наконецъ, онъ спрятался въ какую-то бухту и они бросились назадъ. Тогда кто-то сказалъ такую эпиграмму:

Наши гнали — правду скажу я —
Тутъ Одноножку по побережью,
А онъ — чудо-юдо — далъ отъ нихъ тягу
По морю прямо. Слышь-ты, Карлсефни!

Они поѣхали въ путь, снова на сѣверъ, и казалось имъ, что они видятъ Землю Одноножекъ, но они не хотѣли болѣе рисковать своими людьми. Они угадали, что одна и та-же горная цѣпь была и въ Бурунной Землѣ и та, которую они теперь нашли, что онѣ соотвѣтствуютъ другъ другу и обѣ находятся на равномъ разстояніи отъ Залива Теченій. Между матросами въ это время возникало много ссоръ: одинокіе нападали на женатыхъ. Въ первую осень появился на свѣтъ Сноръ, сынъ Карлсефни, и ему было три зимы, когда они уѣхали оттуда.

Когда они отплыли отъ Винляндіи, у нихъ былъ вѣтеръ съ юга; они достигли Лѣсной Земли и нашли тамъ пятерыхъ эскимосовъ, изъ которыхъ одинъ былъ бородатый (мужнина), двѣ женщины и два ребенка. Люди Карлсефни взяли къ себѣ мальчишекъ, а взрослые выскользнули и скрылись подъ землю (въ землянки). Мальчишекъ они удержали у себя, научили ихъ говорить (по-нормански) и окрестили. Они называли свою мать Ветильдой, а отца Увегомъ. Они разсказывали, что землей эскимосовъ управляютъ короли; одного изъ нихъ звали Авальдамонъ, а другого Вальдидида. Они говорили, что у нихъ нѣтъ домовъ, а что люди лежатъ въ норахъ и землянкахъ; разсказывали, что тамъ, съ другой стороны напротивъ ихъ земли, есть страна, куда приходятъ люди въ бѣлыхъ одеждахъ; люди эти громко кричатъ, носятъ жерди и ихъ одежды въ лохмотьяхъ. Полагаютъ, что это Земля Бѣлыхъ Людей. Вскорѣ путешественники прибыли въ Гренландію, а къ зимѣ уже были съ Эйрикомъ Краснымъ.

Тѣмъ временемъ Гримольфова сына Бьярна занесло въ Ирландское море, и корабль его попалъ въ „червивое море“. Они не обратили на это вниманія, пока корабль подъ ними не былъ съѣденъ червями. Тогда они начали спрашивать другъ у друга, что предпринять. У нихъ была позади корабля привѣшена лодка, намазанная тюленьимъ жиромъ, а люди говорятъ, что черви не заползаютъ въ то дерево, которое намазано тюленьимъ жиромъ. Большинство совѣтывало посадить въ лодку столько людей, сколько она выдержитъ. А когда сдѣлали пробу, то лодка подняла не больше половины людей. Бьярнъ сказалъ, что нужно пересаживаться въ лодку, но пересаживаться по жребію, а не по званію. А такъ какъ каждый изъ нихъ желалъ идти въ лодку, хотя она и не могла принять всѣхъ, то и порѣшили опредѣлить жребіемъ, кому переходить съ корабля въ лодку. По жребію вышло, что надо пересѣсть въ лодку Бьярну и почти половинѣ людей. Тогда вынувшіе счастливый жребій перешли съ корабля въ лодку. Когда они усѣлись тамъ, одинъ молодой исландецъ, бывшій спутникомъ Бьярна, сказалъ ему: „Неужели, Бьярнъ, ты хочешь здѣсь разстаться со мной?“ — Такъ быть должно, отвѣчалъ Бьярнъ. — А отчего-же ты другое говорилъ мнѣ тогда, когда я ѣхалъ съ тобой изъ Исландіи, изъ дому моего отца? — Но я не вижу другого исхода. Что-жъ ты можешь предложить намъ? Тотъ сказалъ на это: „Я вижу такой исходъ: помѣняемся мѣстами; ты пойдешь сюда, а я туда“. — Пусть будетъ такъ, сказалъ Бьярнъ, — я вижу теперь, что ты слишкомъ привязанъ къ жизни и тебѣ очень не хочется умирать. И они помѣнялись мѣстами: этотъ человѣкъ сошелъ въ лодку, а Бьярнъ полѣзъ на корабль, и ходитъ людская молва, что Бьярнъ и тѣ люди, которые были съ нимъ на кораблѣ, погибли въ „червивомъ морѣ“. А лодка и тѣ, кто въ ней были, поѣхали своею дорогой, пока не достигли земли, и потомъ разсказали эту сагу.

На слѣдующее лѣто Карлсефни поѣхалъ въ Исландію вмѣстѣ со Сноромъ, и поѣхалъ онъ въ свою усадьбу на Рябиновомъ Носѣ. Его мать думала, что онъ женился на бѣдной, и потому не жила дома первую зиму. А когда узнала по опыту, что Гудрида — примѣрная женщина, такъ возвратилась домой и между ними установились хорошія отношенія.

Дочь сына Карлсефни, Снора, была Хальфрида, мать епископа Торлака, Рунольфова сына. У нихъ былъ сынъ, по имени Торбьёрнъ, а у него дочь Торуна, мать епископа Бьярна. У Снора, сына Карлсефни, былъ сынъ, по имени Торгейръ, отецъ Юнгвильды, матери епископа Бранда Ранняго. И здѣсь конецъ этой сагѣ (главы 6 — 15).

Перевод: С. Н. Сыромятников

Источник: С. Н. Сыромятниковъ. Сага объ Эйрикѣ Красномъ. С.-Петербургъ, 1890.

OCR: Тимофей Ермолаев

© Tim Stridmann