Младшая песнь о Хильдебранде

— Должен я теперь поехать в страну, — заговорил мейстер Гильдебранд, — путь в которую с давних уже пор был закрыт для меня. Далеко от Берна, в чужих странах, провел я много дней и уже целых тридцать лет не видел фрау Уты.

— Если поедешь ты в эту землю, — заговорил герцог Абелан, — то встретит тебя там прекрасный рыцарь. Это молодой Гильдебранд, живущий в бернских владениях. И хотя выедешь ты сам-двенадцать и будешь одет в крепкую броню, но он все-таки на тебя нападет.

— Если он так надменен, что, сидя на коне, теряет рассудок, то я скоро изрублю его зеленый щит, и это не доведет его до добра. Одним молодецким ударом разобью я ему его драгоценное вооружение, так что ему останется только горько плакаться на это своей матери.

— Нет, Гильдебранд, — сказал Дитрих Бернский, — этого я не хочу. Лучше пропусти его с миром: я люблю этого юношу. Лучше скажи ему от меня ласковое слово: знаю, — при моей любви к нему, он рад будет его слышать.

— Право, меня сердит, что должен я еще ублажать витязя, — сказал про себя Гильдебранд, — для меня это был бы вечный позор. Охотнее стал бы я с ним биться изо всех своих сил: может быть, он был бы рад этому.

Выехал тогда старый Гильдебранд из Розового Сада и после больших трудов приехал в бернскую землю. Тут стремительно налетел на него молодой рыцарь:

— Скажи мне, старик, чего ищешь ты в этой земле?

Твое вооружение, звонкое и светлое, как будто служит тебе значком: ты ослепляешь мои зоркие глаза. Надо тебе отказаться от битв и успокоиться дома у пылающего очага.

Засмеялся старик и сказал:

— Так, должен я сидеть дома и мирно предаваться покою? Много боев приходится мне вести, но это нечасто делает меня слабым; немало войн вел я в Валахии и Венгрии, и оттого-то, верь мне, юноша, и поседела моя борода.

— Увидишь, твою бороду я вырву так, что кровь зальет и окрасит твой панцирь. Твой панцирь и твой зеленый щит должен ты будешь отдать мне и, если захочешь, можешь еще немного пожить у меня моим пленником.

— Панцирь мой и зеленый мой щит часто спасали меня. Эта речь твоя мне очень нравится: счастье легко выпадает мне на долю.

Они отложили в сторону слова и схватились за мечи, — они получили то, чего желали.

Молодой скоро нанес такой сильный удар, что старый Гильдебранд содрогнулся от невыносимой боли и отскочил назад на двадцать пядей.

— Такому прыжку научила тебя женщина, — сказал Гильдебранд.

— Если бы я учился сражаться у женщины, то это было бы мне вечным позором, — я учился у рыцарей и пажей во владениях моего отца; у благородных людей и графов при дворе моего отца учился я владеть мечом_; шпагой и копьем, в чем и теперь еще не перестаю упражняться.

Старик осторожно бился, пока не вышиб из рук молодого его оружие, потом он схватил юношу за спину и повалил навзничь на зеленую траву.

— Кто трется о старый котел, тот сам становится никуда не годен. Скажи же мне, юноша, как-то ты теперь себя чувствуешь? Исповедуйся мне теперь, Я хочу быть твоим духовным отцом. Если ты из породы волчат Вюльфингов, то ты, может быть, еще спасешься от смерти.

— Вюльфинги — это волки, что бегают в лесу; я же в Греции, в городе Петротольфе, доблестный рыцарь; мать мою зовут фрау Ута, и она благородная герцогиня; престарелый и отважный Гильдебранд — мой отец.

— Если мать твоя благородная герцогиня, фрау Ута, то я — добрый Гильдебранд, твой любящий отец.

Снял он тогда с юноши золотой шлем и поцеловал в уста;

— Слава Богу, мы оба с тобою целы и невредимы.

Тут вместе отправились они на родину. Но перед въездом в город они приняли такой вид, будто они только что бились и в битве этой молодой рыцарь остался победителем. Сделали это они для того, чтобы не огорчить мать неудачей, постигшей ее сына. Старика она не узнала, когда он, связанный, вошел в дом.

Не снимая шлема, старый Гильдебранд сидел связанный. Вскоре все сели за стол. Молодой рыцарь снял с него веревки.

— Гость, — сказал он ему, — садись с нами, ешь и будь весел.

— Сын мой, остерегайся своего пленника.

— Молчи, матушка, успокойся и перестань печалиться: на то была воля Божия, и это мой отец. Встреть его, как подобает, и прими его с любовью и почетом.

— Скажи же мне, сын мой, откуда ты его привел?

— Я скажу тебе это, матушка: случилось это поздней ночью, и он, конечно, убил бы меня, если бы не помог мне Господь. Отец мой взял меня в плен только потому, что я успел отвести удар, — иначе я бы погиб.

И я благодарю тебя матушка за то, что ты научила меня этому прыжку и искусству отводить удары. Никогда еще не встречал я никого, кто мог бы сравниться с моим отцом, и до сих пор все, вступавшие со мною в бой, погибали жалкой смертью.

Тогда отпраздновали прибытие старого Гильдебранда со всевозможной роскошью и великолепием. На четырнадцатый день старик стал готовиться к отъезду и в доме своем привел в порядок все, что без него пришло бы в упадок, а также уладил все с рыцарями, пажами и графами, чтобы владения его впредь были еще лучше.

Фрау Ута одна держала двор вместе со своим сыном. Старик Гильдебранд должен был находиться при своем господине, в Ломбардии, в Берне, — туда стремился он душой, и, благословив жену и сына, он пустился в путь.

Когда же прибыл он в Берн, его приняли там с любовью и почетом и стали расспрашивать, как он бился, и он рассказал все, как было. На том мы и окончим наш рассказ с помощью Божией.