Жил некогда один герцог, у которого была молодая жена. Они сильно любили друг друга, однако долгое время у них не было детей. И это их огорчало. Как-то раз госпожа вместе со своими служанками отправилась на прогулку в одну прекрасную рощу, чтобы развеяться. Там её одолел столь крепкий сон, что она не могла уйти оттуда, и пока она спала, снилось ей, будто пришли к ней три женщины в тёмно-синих одеждах и говорят:
— Знаем мы, что множит это печаль твою — то, что нет у тебя детей. Нынче мы пришли сюда, чтобы подсказать тебе, что́ ты должна делать, когда проснёшься. Ступай отсюда к ручью, который пробегает здесь неподалёку: в нём ты увидишь одну форелину. Ты должна прилечь у этого ручья там, где плавает форель, и испить из него, и продолжай так до тех пор, пока рыба не заплывёт тебе в рот, и сразу после этого вы с твоим мужем зачнёте дитя. Мы навестим тебя к тому сроку, когда ты будешь рожать этого ребёнка, поскольку мы хотим распоряжаться тем, как он должен быть назван, — и затем они исчезли.
Она проснулась и обдумала этот сон, пошла к тому ручью и увидела там форель. Она поступила так, как ей было велено, и затем отправилась домой.
И вот, время шло, и она почувствовала, что носит ребёнка, и оба они весьма этому радовались. Недалеко оттуда располагался один небольшой хутор. Там жили бонд и его жена1. Была у них юная дочь, которую звали Хельгой; она рано стала подавать большие надежды. Как только жена герцога почувствовала, что близится то время, когда она должна была разрешиться от бремени, то послала она к жене бонда, дабы она прибыла к ней, что та незамедлительно и сделала. Тогда она сказала ей:
— Ты будешь мне прислуживать и помогать мне при родах, пока мне будет нездоровиться. Я ожидаю, что сюда придут три женщины. Ты должна встретить их так хорошо, как только умеешь. Съестные припасы и прочее необходимое для них я уже подготовила.
Вскоре после этого она родила необычайно прекрасную девочку, и в тот же самый день, когда это произошло, туда пришли три женщины2 и все назвались именем Блаукаупа [Тёмно-синяя Накидка]. Жена бонда вышла к ним и пригласила их к столу, и подала двум из них так, как ей указала госпожа, но то, что предназначалось для третьей, самой младшей, она прикарманила себе, и когда та увидела, что по сравнению с другими ею пренебрегли, то преисполнилась гнева. Они попросили, чтобы им предоставили возможность увидеть дитя, что им незамедлительно и было позволено. Старшая из них первой взяла ребёнка и сказала:
— Тебя будут звать Майртётль в честь моей матери; и я предрекаю, что ты станешь превосходнейшей из женщин, как обликом, так и умом; и вдобавок к этому, заклинаю я тебя так, что всякий раз, когда ты плачешь, все твои слёзы обратятся в золото3; а делать это ты будешь чаще, чем любая из когда-либо живших женщин.
Затем она передала ребёнка своей сестре, которая сидела рядом; та сказала:
— Я согласна с тем, чтобы тебя называли Майртётль в честь моей матери; я желаю, чтобы ты обрела всё то хорошее, что моя сестра тебе предрекла, и чтобы ты была украшена всеми женскими добродетелями; я предрекаю так, что ты выйдешь замуж за славного королевича, и вы будете настолько крепко любить друг друга, что тебя ждёт почёт и уважение до конца дней твоих; больше мне тебе предречь нечего.
Потом она вручила девочку своей сестре, самой младшей из них; она приняла её и сказала:
— От меня ты удовольствуешься тем, что будешь зваться Майртётль в честь моей матери, и тем, что я не хочу портить тех хороших пророчеств, которые мои сёстры наговорили тебе, и это несмотря на то, что твоя мать без всякой на то причины попыталась опозорить меня. Однако ты всё же кое-чем заплатишь вместо неё, и потому я заклинаю тебя так: в первую ночь, когда ты будешь спать вместе с тем королевичем, за которого должна будешь выйти замуж, ты превратишься в воробья и улетишь в окно. Ты никогда не избавишься от этого заклятья, если в третью ночь никому не удастся помочь тебе, спалив это воробьиное обличье. Первые три ночи ты сможешь ненадолго выходить из этого обличья, но после — уже нет.
Когда другие её сёстры услышали это, то очень на неё рассердились за то, что она предрекла такое зло ребёнку, они вскочили на ноги и поспешили прочь, и больше их никогда не видели.
Дитя росло у отца и матери; истинным было и то, что всякий раз, когда оно плакало, слёзы его превращались в золото, так что герцог сделался из-за этого настолько богатым, что город его весь был отделан золотом. Он безумно любил свою дочь. Он велел соорудить для неё горницу и позволил Хельге бондовой дочке быть там при ней. Они ладили друг с другом самым наилучшим образом. По всем странам разносилась весть о том, будто у одного герцога дочь всякий раз плачет золотом. Прознал об этом, среди прочих, и один могущественный королевич. Он торжественно пообещал, что женится на ней, или же ни на какой женщине вовсе. Как можно скорее он снарядился в поездку и плыл от страны к стране до тех пор, пока не прибыл к городу герцога. Увидал он, что всё там отделано золотом. Он послал к нему со своего корабля и велел рассказать ему, по какому делу он явился туда. Тот воспринял это хорошо и пригласил его к себе вместе с его людьми, хотя с другой стороны ему было грустно от того, что он может лишиться своей дочери. Он велел позвать её и Хельгу к себе и сказал:
— Вы должны поменяться одеждами. Ты, Хельга, должна вместо Майртётль предстать перед королевичем, когда он придёт сюда.
Они обещали сделать так, как он им приказал, и когда королевич пришёл в город, то попросил, чтобы ему позволили увидеть Майртётль. Герцог сказал, что так тому и быть. Хельга выступила вперёд. Королевич долго смотрел на них обеих, и более прекрасной ему показалась та, что шла позади. Он сказал:
— Я хочу убедиться, правда ли то, что мне доводилось слышать о твоей дочери, — и отвесил обеим по пощёчине.
И тогда та, что выступила вперёд, заплакала как все прочие женщины, а от другой вниз посыпалось золото. Тогда королевич сказал:
— Теперь я вижу, что герцог собирался провести меня, и что Майртётль — та, что шла позади.
Он сказал ей, что теперь больше нет нужды скрываться, и чтобы они поменялись одеждами обратно. Он усадил её к себе на колени и уплыл вместе с ней прочь. В качестве её приданого было почти всё то золото, которое там имелось. Хельга бондова дочка отправилась с ней. Им выдался попутный ветер по дороге в королевство его отца. Тот взял их обоих за руки и велел немедленно начать готовить роскошнейшую свадьбу. Застолье шло хорошо, и когда невесту повели к ложу, она попросила, чтобы ей разрешили отойти и побыть наедине вместе с Хельгой бондовой дочкой. Ей это позволили. Тогда она сказала Хельге:
— Ты долго была верна мне. Сейчас я прошу тебя проявить свою преданность мне и провести три ночи, оставаясь девой, в объятиях королевича, поскольку случится то, что мне было предначертано. А теперь, поменяемся внешностью и одеждами.
Хельга сказала:
— Я хочу сделать всё, что в моих силах, чтобы угодить тебе, но одного я страшусь более всего: как ты знаешь, королевич каждый вечер даёт тебе платок, который ты наполняешь золотом своих слёз и возвращаешь ему на следующее утро. И я знаю, что это будет стоить мне жизни, когда я не смогу вручить ему этого золота.
Та сказала:
— Ты должна уколоть его сонным шипом4, когда вы будете ложиться спать, так чтобы он быстро уснул. Затем уходи от него и иди на тот холм, который находится отсюда неподалёку, и позови меня так, чтобы я могла слышать. Мне дозволено выходить из этого обличья в течение трёх ночей, и я могу поплакать для тебя, пока мы беседуем.
Она сказала, что с радостью готова сделать всё, что в её силах, дабы помочь ей. Они поменялись одеждами и обе были сильно опечалены. Хельга легла спать с королевичем, а Майртётль накрыла их одеялом и сразу же после этого обратилась в воробья и улетела прочь. Королевич думал, что подле него спит Майртётль, и вручил ей свой платок, чтобы плакать в него. Хельга уколола его сонным шипом и затем незаметно встала с постели. Она поднялась на тот холм, о котором они говорили, и позвала:
Приди, приди, Майртётль,
приди, моя подруга,
приди, светлая дева,
на вересковую тропу;
я должна золотом заплатить,
а наплакать не могу.5
Сразу же туда прилетел воробей и уселся возле неё. Вот Майртётль вышла из этого обличья и наплакала полный платок. Затем она незамедлительно снова скрылась в обличьи, а Хельга улеглась рядом с королевичем и утром вручила ему золото. Так же всё прошло и во вторую ночь. В третью ночь Хельга намеренно уколола королевича сонным шипом несколько небрежнее, чем прежде, и затем встала, взошла на холм и позвала как раньше; туда прилетел воробей. И тогда Майртётль сказала Хельге:
— Теперь мы никогда уж больше не увидимся, поскольку не осталось у меня никакой надежды освободиться от этого заклятья. Я благодарю тебя за всю ту преданность, которую ты мне выказала, и да сопутствует всегда тебе удача; больше всего мне хотелось бы, чтобы ты женилась на королевиче, если бы я могла решать.
Долгое время они оставались в объятиях друг друга, поскольку очень сильно не хотели прощаться.
Теперь нужно упомянуть о том, что королевич проснулся из-за того, что сонный шип выпал из его головы. Его напугало то, что невеста пропала, и он вскочил с постели и выбежал наружу. Он осмотрелся и увидел на одном холме двух женщин. Он незаметно подкрался туда и услышал, о чём они говорили. Он увидел там воробьиное обличье и схватил его. А обе девушки так испугались, что упали в обморок. Он убежал с обличьем и как можно скорее сжёг его, затем вернулся к ним, дал им пригубить вина и сопроводил в дом. Тогда Майртётль поведала свою историю. Все посчитали это счастьем для неё, что королевич смог избавиться от обличья. Справили тогда по-новому свадьбу, и после не возникло никаких нареканий. Королевич очень любил Майртётль, у них родились дети, и жили они очень счастливо. Хельгу выдали замуж за лучшего человека в том государстве, и её всегда восхваляли за её верность Майртётль.
И здесь заканчивается сказка о Майртётль.
1 karl og kerling — букв. «муж и жена» или «старик со старухой», но здесь по смыслу больше соответствует традиционному русскому сказочному «мужик и баба», т. е. люди невысокого социального положения, крестьяне.
2 komu þar að húsum þrjár konur — фраза и вся эта ситуация в целом созвучны проблемной, непонятной и вероятно испорченной строфе 17 «Прорицания вёльвы», где говорится о том, что куда-то пришли то ли три аса, то ли три великанши-норны (чтобы принести в мир судьбу и тем самым нарушить счастье и безмятежность «золотого века»).
3 Имя Mærþöll и способность лить золото вместо слёз явно связаны с богиней Фрейей и одним из её имён (см. «Видение Гюльви» гл. 35, а также кеннинги золота: «слёзы» или «плач Мардёлль»). Интересно также отметить, что из всех источников только в Codex Upsaliensis используется форма Marþǫll (причём, последовательно: во всех трёх случаях, когда это имя встречается), а в остальных источниках: Mardǫll.
4 stinga honum svefnþorn — устойчивый фразеологизм и фольклорный мотив, упоминаемый уже в нескольких сагах о древних временах («Сага о Хрольве Жердинке» гл. 7; «Сага о Хрольве Пешеходе» гл. 24–25; см. также использование этой фразы в качестве остроумной метафоры убийства стрелами в гл. 17 «Саги о Курином Торире»), однако самое раннее упоминание об этом колдовском усыплении связано с валькирией Сигрдривой (см. прозаическую вставку перед основными строфами «Речей Сигрдривы», вторящий ей фрагмент в гл. 20 «Саги о Вёльсунгах», а также строфу 43 «Речей Фавнира»). Точно неизвестно, что именно из себя представляет этот шип сна, но считается, что его вставляли в ухо или в волосы на голове, и человек не мог проснуться, пока шип не извлекут или он не выпадет сам. В датском переводе этой сказки (Antiquarisk tidsskrift 1861–1863, стр. 319) поясняется, что речь идёт о неких «рунах сна» (упоминаются иногда в датских балладах), которые вырезались на кусочке дерева, который затем вставлялся в чьи-либо волосы. Против варианта с волосами свидетельствует рассказ в «Саге о Хрольве Жердинке»: королева Олёв использует шип на конунге Хельги, после чего обривает его налысо, а следовательно, он должен был проснуться, если бы шип был в волосах.
5 В оригинале приведена шестистрочная виса в эддическом размере fornyrðislag. С учётом этого, высказывались предположения о том, что источником сказки могла быть утраченная «сказовая поэма» (исл. sagnakvæði) — разновидность редкого исландского поэтического жанра раннего Нового времени, бытовавшего параллельно с римами и считающегося органическим продолжением эддических традиций (см., например, статью Адальхейд Гвюдмюндсдоуттир «The Tradition of Icelandic sagnakvæði», 2013). Первые строки висы сравнивали также с первыми строками поздних эддических поэм «Песнь о Хюндле» (Vaki mær meyja, vaki mín vina, Hyndla systir) и «Заклинания Гроа» (Vaki þú, Gróa, vaki þú, góð kona).
© Speculatorius, перевод с исландского и примечания