На хуторе жила некая богатая пара; у них было две дочери; одну звали Маргрьет, а другую — Оулёв. Маргрьет пользовалась большей благосклонностью, и летом её назначали экономкой на пастбище. Как-то летом случилось так, что к ней несколько вечеров, когда она доила, приходил маленький мальчик. У него был с собой маленький деревянный сосуд. Он просил её налить ему туда молока. Маргрьет резко отказывала ему. Мальчик тем не менее продолжал приходить, и у них всё повторялось. Она пригрозила ему, что побьёт его. Тогда мальчик плача ушёл прочь; он вернулся к своей матери и рассказал ей об этом; она сказала, что накладывает на Маргрьет такое проклятие: всё, за что бы она ни взялась, так или иначе придёт к разорению. А когда её родители заметили за ней эти убытки, то отослали её обратно, а вместо неё назначили Оулёв.
Как только она прибыла туда, пришёл тот же самый мальчик со своей маленькой посудиной. Он сказал, что его мать передаёт ей привет и просит налить ей молока в этот сосуд, поскольку у неё грудной ребёнок, а молока нет. Он сказал, что приходил к её сестре с тем же поручением, но ничего не получил. Она напоила мальчика, наполнила сосуд и сказала, чтобы он приходил, когда пожелает. Он поблагодарил её, очень радостный вернулся к своей матери и рассказал, что теперь всё иначе, появилась другая экономка и поведал о своём путешествии. Его мать сказала, что заклинает её так: как всё приходило в запустение у той, так у этой пусть всё растёт и множится.
Два лета подряд мальчик продолжал приходить за молоком на пастбище; но когда последнее лето было на исходе, люди, которые были там с ней, увидели, что она беременна, но скрыли это от её родителей. Как-то ночью люди на пастбище заметили, что у Оулёв начались родовые схватки; одна женщина, которая была там, собралась пойти к ней и увидела тогда, что рядом с ней мужчина и старуха; он дал Оулёв пить из своего рта. Женщина увидела, как та родила ребёнка, старуха приняла дитя, спеленала, после чего передала мужчине. Затем оба они попрощались с Оулёв, причём мужчина сердечнее, и ушли вместе с ребёнком. Тут женщина, которая видела это, вошла и осталась с ней. Оулёв попросила её позаботиться о ней, потому что она нездорова и несколько дней не поднимется на ноги; но каждый день, пока Оулёв лежала, тот мальчик приходил проведать её.
Вот прошло время, и ничего важного не случилось, пока мать Оулёв не заболела и не умерла от этой болезни. Тогда Оулёв стала хозяйкой вместо неё, но после того, как она перестала жить на летнем пастбище, никто не видел её счастливой. Теперь многие молодые мужчины стали свататься к ней, но она всем отказывала, пока её руки не попросил молодой и богатый мужчина, бывший кормильцем своей матери. Отец Оулёв так сильно это поддержал, что она крайне неохотно была вынуждена согласиться, но при условии, что мужчина никого не примет на зимовку без её ведома, что тот и пообещал. Кончилось тем, что она отправилась вместе с ним и взяла на себя всё управление хозяйством, но всегда была безрадостна, пока его мать не попросила Оулёв рассказать ей, в чём причина её печали. Она не хотела говорить, однако сказала, что расскажет, если та сохранит всё в тайне, что та и пообещала. Затем Оулёв поведала всю историю, а её свекровь очень её пожалела.
На третьем году их брака и через двенадцать лет после того, как Оулёв родила ребёнка на летнем пастбище, случилось в конце сенокоса так, что к бонду пришло двое мужчин, на вид различного возраста. Они поздоровались с ним, надвинув шляпы на лицо так, чтобы лиц их было не рассмотреть. Бонд ответил на их приветствие и спросил, куда они направляются. Старший сказал, что они хотят попроситься у него на зимовку. Бонд сказал, что обычно не берёт таких людей. Тот настаивал всё сильнее, пока бонд не сказал, ничего не будет обещать, пока не встретится со своей женой.
— Тогда ты подкаблучник, — сказал пришелец, — и я распространю это, куда бы ни пришёл, вам на поношение.
Тогда бонд сказал:
— Чем это случится, лучше идите ко мне домой.
Затем все они пошли домой. Его жена стояла в дверях хутора. Он пошёл внутрь, а те задержались снаружи. Жена спросила, что за люди сюда пришли. Он сказал, что не знает, но намерение их — попроситься на зимовку. Она спросила, пообещал ли он это. Он ответил, что так оно и есть. Она сказала, что тогда он нарушил своё обещание.
— Тогда я всё же хочу принять кое-какое решение, — сказала она. — Пусть они живут не в доме.
— Как тебе угодно, — сказал он.
Она вошла внутрь и стала плакать, а бонд открыл амбар, который ему принадлежал, и поселил их там, и туда им принесли всё, что им понадобилось, но хозяйка туда никогда не ходила; а каждый вечер они приходили к людям, хотя держались чаще всего в тени и ни с кем не разговаривали, кроме хозяина, если он к ним обращался. А хозяйка делала вид, будто их не видит. Так прошла зима и наступила весна.
Однажды в воскресенье супруги собрались на причастие, и когда они приготовились к поездке и попрощались с народом, как было тогда принято, то тронулись в путь. Но когда они отошли недалеко от хутора, бонд спросил, попрощалась ли она с народом. Она ответила, что так оно и есть. Он сказал:
— И с зимовщиками?
Она ответила, что нет, поскольку не общалась с ними и не имела никаких дел. Он пожелал, чтобы она вернулась домой для этого, а она не хотела, а он настаивал всё сильнее, пока она не сказала, что он ещё увидит, как было бы лучше. Вот она ушла, а когда ему надоело ждать, он тоже пошёл домой и увидел, что амбар открыт. Он подошёл к стене и услышал, как они беседуют. Затем он подошёл к двери и услышал, как она сказала:
— Я испила сладчайшее питьё с твоих губ.
Он подождал, произнесёт ли она ещё-что нибудь, но этого не случилось. Тогда он вошёл внутрь, и оба, его жена и мужчина, лежали в объятиях, умершие от горя, а юноша сидел рядом с ними и плакал. Бонд спросил, что это значит; юноша сказал, что это его родители. Бонд сильно упал духом после этого и затем велел похоронить их обоих. А когда это было сделано, юноша исчез, и никто не знал, что с ним сталось, и так заканчивается эта история.
© Тимофей Ермолаев, перевод с исландского
Редакция перевода: Speculatorius