Во введении к сказкам о мёртвых было упомянуто о том, что фильгьи могут быть либо «возвращенцами», либо «пробужденцами», и такое сложившееся представление о них ныне сделалось всеобщим. Однако в древности всё было совсем иначе, поскольку в ту эпоху фильгьи обычно выступают как духовные существа, ведь время от времени их называют дисами2, которые будто бы следуют за каждым отдельным человеком, защищают его и даруют благополучие, и это почти то же самое, как если представлять себе, что фильгья — это хамингья3 или какие-либо другие духи удачи4. Но как у каждого отдельного человека была своя фильгья, так были фильгьи и у целых родов или семейств5, которые, как кажется, оказывали каждый своему роду поддержку в духовных и материальных вещах. В древних сагах можно обнаружить, что когда тот, у кого имелась фильгья, был обречён или в тот миг, когда он умирал, она или искала себе новую возможность закрепиться у какого-нибудь другого его близкого родственника6, или же тому человеку в его смертный день удавалось передать свою, и своего рода, удачу [gifta] тому, кому он желал или кто казался ему наиболее подходящим для неё7, и имеются даже примеры того, как живые и здравствующие люди делились с другими своей удачей [hamingja], в том числе и столь наихристианнейший человек, как конунг Оулав Святой8. С другой стороны, кажется, будто существовало такое общее поверье, что каждая фильгья умирает вместе со своим человеком, и отсюда происходит такая поговорка, что все дисы также смертны9 (или, как чаще всего говорят ныне: «не все дисы ещё мертвы»), или что дисы становятся злы или враждебны к тому, кого покинула удача10. Говорят, будто у некоторых было много фильгий, а не одна, и часто это проявляется в том, что одни из них злые, а другие добрые11.
Касательно происхождения фильгий, преобладающим мнением среди тех, кто писал по этой теме12, является то, что они образуются из детского последа. Как известно, вокруг ребёнка в чреве матери есть мешок (кожа [hamur]) или оболочка. Во время родов этот мешок рвётся на части вокруг ребёнка13, но не выходит из матери прежде, чем пройдёт короткое или не очень время после рождения ребёнка. Эти оболочки или мешок всё ещё называются «послед» или «детский послед»14, и в древности о них было ничуть не меньше поверий. Профессор Финн уверенно говорит, что послед будто бы всегда считался святыней, которую никоим образом нельзя было осквернять, и потому обыкновенно его закапывали под дверным порогом там, где мать проходит каждый день, когда она поднимается из кровати. А причина того, почему послед считался священным, заключается в том, что люди представляли себе, будто некая часть души плода остаётся в последе, когда ребёнок рождается, а затем выходит вместе с ним. Если же детский послед был выброшен на открытой местности там, где до него могут либо добраться злые духи, и тем самым причинить ребёнку вред, либо его съедят падальщики, или если он был сожжён, то этот ребёнок оказывается без фильгьи, а это считалось столь же плохим, как если бы у кого-то не было тени15. Когда детский послед закапывали так, как было сказано ранее, у этого человека была фильгья (человеческая фильгья) в облике какого-либо животного, на которого он сам более всего был похож, как нравом, так и внешним видом, например, в облике медведя или орла, волка или быка или вепря, льва или леопарда; фильгьи коварных людей, пройдох и колдунов были в облике различных лисиц16, а красивых женщин — в облике лебедя. Во всех этих образах фильгьи показывались [в каком-либо месте] заранее и предвещали приход тех людей, кому они принадлежат.
1 Существительное fylgja (в древнем произношении: фюльгья) связано с глаголом-омонимом ‘следовать за кем-л., преследовать, сопутствовать, сопровождать, идти в одном направлении с кем-л.’ и т. п. Как отмечается далее в тексте, суть этого термина в новоисландском фольклоре по сравнению с древними представлениями претерпела изменения, не представляется возможным перевести слово так, чтобы при сохранении одной и той же формы слова отражались бы оба совершенно различных смысла: «дух-хранитель, неотступно следующий за человеком и приносящий ему удачу» (можно было бы перевести как «попутчик, спутник») и «драуг, который преследует и терроризирует конкретного человека, семью, хутор и т. п.» (можно было бы перевести как «преследователь»). Поэтому было принято решение слово транслитерировать. — прим. перев.
2 См. «Прядь о Тидранди о Торхалле» (гл. 4, в некоторых изданиях — 3).
3 См. «Сагу об Олаве Святом» (в «Круге земном» гл. 69).
4 að fylgja sé sama og hamingja, gifta eða gæfa, auðna eða heill — трудно перевести эту фразу, поскольку перечисляются различные слова-синонимы, означающие удачу, успех, счастье, благосостояние и т. п., причём не как абстрактные понятия, но скорее именно как персонифицированные сущности. Из всех этих терминов только первый, хамингья, получил большое распространение в русскоязычной среде; gifta и gæfa этимологически связаны с семантикой дарения (т. е. удача как нечто, даруемое высшими силами), auðna — с семантикой богатства, изобилия, благодати, heill — здоровья, целостности, полноты. — прим. перев.
5 См. «Сагу о Вёльсунгах» (гл. 4), «Сагу о Торде Пугало» (гл. 7), «Сагу о людях из Озёрной Долины» (гл. 36), «Прядь о Тидранди о Торхалле» (гл. 4).
6 См. «Песнь о Хельги, сыне Хьёрварда» (проза перед строфой 31 и далее), «Сагу о Глуме Убийце» (гл. 9), «Сагу о Халльфреде Трудном Скальде» (гл. 11).
7 См. «Сагу о людях из Лососьей Долины» (гл. 26) и прядь «Сон Торстейна сына Халля с Побережья».
8 См. указанную в прим. 3 сагу.
9 См. «Сагу о Хальве и воинах Хальва» (третья строфа в гл. 15) и «Сагу о Ньяле» (гл. 41).
10 См. «Речи Гримнира» (строфа 53) и «Гренландские Речи Атли» (строфа 28).
11 См. «Прядь о Тидранди о Торхалле» (гл. 4), а также о женщинах из сна Гисли сыне Кислого в саге о нём (гл. 22, 24, 30, 33).
12 Лучше всего об этом написали профессоры Финн Магнуссон («Eddalæren og dens oprindelse», т. IV, Копенгаген, 1826, стр. 35–49) и доктор К. Маурер («Die Bekehrung des Norwegischen Stammes zum Christenthume», т. II, Мюнхен, 1856, стр. 67–71, 402; «Isländische Volkssagen…», Лейпциг, 1860, стр. 79–80, 82–83).
13 Существовала, и существует до сих пор, вера в то, что исключительным счастливчиком будет тот, кто «родился в победной рубашке». А победная рубашка — это оболочка, которая на ребёнке или вокруг него сверху и до живота, или ниже, когда он рождается, и она есть ничто иное как тот мешок, в котором ребёнок лежит в чреве матери и который лопается или рвётся вокруг него при родах. Из-за того, что такое случается редко, что дети рождаются в победной рубашке, возникло поверье, будто такой человек должен стать ясновидящим, ему не навредить колдовством и он всегда выйдет победителем в любом деле, если будет носить на себе высушенную победную рубашку («Eddalæren…», IV, стр. 141); и ещё есть такое поверье, что тот ребёнок, которому дали высушенную победную рубашку, — ведь её всегда сохраняли, — чтобы играться, когда он уже немного подрос, и если он не порвёт и не повредит её, станет тогда самым настоящим баловнем судьбы (согласно рассказу Гвюдрид Магнусдоуттир, повитухи в Рейкьявике).
14 fylgja eða barnsfylgja — нужно отметить, что в словарях и в корпусе древнескандинавского языка при беглом поиске не удалось обнаружить ни одного случая употребления слова fylgja в значении ‘послед’; слово barnsfylgja встретилось только раз в «Саге о епископе Гудмунде» (1-ая пол. XIV в.). Также в тот же период времени зафиксировано слово eftirburðr, от которого пошли современные континентальные скандинавские варианты (дат. efterbyrd, норв. букм. etterbyrd, швед. efterbörd), однако в переводных датских медицинских текстах XV в. исл. eftirburðr глоссирует др.-дат. barnæ skin. — прим. перев.
15 См. «Чёрная Школа» (I. 475–476) в рассказах о Саймюнде Мудром.
16 tófa, refkeila — оба слова означают лисицу; в сугубо исландском контексте речь может идти о песце. — прим. перев.
© Speculatorius, перевод с исландского