Чертёнок на балке в церкви

Púkinn á kirkjubitanum

Жил однажды священник, но не упоминается, где он служил. В одно воскресенье он, как и всегда, совершал богослужение, и всё у него шло своим чередом, согласно обыкновению, и ничего особенного заметно не было до тех пор, пока он не поднялся на кафедру и не начал читать проповедь: тогда под конец проповеди один мужчина в нефе расхохотался. Ни священник, ни остальные не обратили на это тогда никакого внимания, и кроме того раза этого больше не повторялось. Священник окончил проповедь, после мессы спустился с кафедры к алтарю и исполнил все священнические обязанности, как должно, и, завершив службу, вышел из церкви.

На улице священник принялся расспрашивать о том мужчине, который во время богослужения вызвал возмущение среди прихожан, и ему рассказали, кто это. Тогда священник велел вызвать этого человека к себе и спросил его, неужели то, о чём он сегодня говорил с кафедры, показалось тому настолько забавным, что он не сумел сдержать смеха и возмутил этим собравшихся, и что же заставило его это сделать? Мужчина ответил, что у него и в мыслях не было смеяться над проповедью священника.

— Однако я увидел кое-что, — говорит он, — чего вы, добрый священник, вероятно, не видели, и едва ли кто-либо ещё из прихожан.

— Что это было? — спрашивает священник.

— Когда вы, мой священник, только взошли на кафедру, — говорит мужчина, — две старухи, которые сидели с женской стороны на скамье у входа, начали спорить и осыпали друг друга проклятьями. В этот миг я случайно посмотрел вверх на балку. Тут я увидел, что на неё забрался чертёнок. В одной лапе у него была ссохшаяся кожаная заплатка, а в другой он держал лошадиную кость. Чертёнок кивал каждому бранному слову, что произносили старухи, и тщательно прислушивался, тут же записывая всё, что они говорили, лошадиной костью на заплатке от башмака, пока той для этого хватало. Но в конечном счёте оказалось, что она слишком мала. Тогда чертёнок не растерялся: тут он начинает её растягивать, с одной стороны он хватается за неё зубами, а с другой — лапами, — и тогда её ему хватило ещё на какое-то время. Вот он с усердием продолжает, пока не исписывает всю заплатку от башмака. Тогда он снова делает, как раньше: растягивает заплатку и опять берётся за письмо. Это повторяется раз за разом: чертёнок во все стороны тянет заплатку всегда, когда на ней перестаёт хватать места. В конце концов, однако, он исписал всю заплатку от края до края и растянул её так, что она больше уже не тянулась. Но поскольку старухи всё продолжали болтать языком, а чертёнку ни в коем случае не хотелось упустить чего-нибудь из их перебранки, он берётся снова и тянет, как только можно. И когда он со всей силы хватается за неё зубами, заплатка от башмака рвётся, и чертёнок из-за этого валится назад и падает с балки. И он, наверняка, рухнул бы вниз и растянулся бы во весь рост на полу церкви, не уцепись он, пока падал, за балку когтями. И тогда-то, добрый священник, я и засмеялся, и теперь я смиренно прошу у вас и у прихода прощения, если вызвал ваше недовольство.

Священник счёл, что этого человека можно простить за то, что ему не посчастливилось совершить проступок, и как предостережение остальным наложил на него лёгкую епитимью. Однако священник сказал, что хочет, чтобы у этих старух в следующий раз, когда они пойдут в церковь, было другое занятие, нежели развлекать там чёрта постыдными словами.