Ауртни Оддссон

Árni Oddsson

Ауртни был сыном скаульхольтского епископа Одда Эйнарссона. Он получил хорошее образование как в стране, так и за границей, три зимы жил в Копенгагене, а затем, в возрасте двадцати лет был назначен главой школы в Скаульхольте (1612 год), как рассказывает Эспоулин. После этого он начал заниматься правоведением, что оказалось для него полезным, как до, так и после того, как он стал лёгманном. В 1606 году наместником здесь в стране стал человек, которого в народе долго называли «Херлегдауд», а на самом деле его звали Херлуф Доэ1. Он был в ссоре со многими важными людьми и не в последнюю очередь со скаульхольтским епископом Оддом. Херлегдауд очень плохо отзывался о епископе за границей и очернял его перед королём, особенно за то, что епископ рукоположил в священники несколько необразованных человек, которые не обучались в латинской школе2 и не знали латыни, из-за родственных связей, дружбы или денег. Но епископу Одду удалось опровергнуть эти обвинения. Хотя имелись веские основания как для этих, так и для других обвинений: епископ неохотно принимал в скаульхольтскую школу детей бедняков, если только за ними не давали землю или участок земли, и порой наместнику приходилось вмешиваться, чтобы таких детей приняли безвозмездно. С другой стороны, у епископа были веские причины жаловаться на наместника: во-первых, наместник дал разрешение на брак троюродных брата и сестры без ведома короля и вопреки совету епископа; во-вторых, наместник, как кажется, подмешал ему яд, так что он пролежал после этого два или три дня. У наместника и епископа было друг к другу ещё много других нареканий.

В ходе этих споров епископ отправил своего сына Ауртни в 1617 году за море, чтобы там отстаивать своё дело против Херлегдауда, и тот та́к представил своё ходатайство королю, что он на следующее лето послал сюда своих представителей, чтобы рассудить это и другие дела.

Пока Ауртни жил следующей зимой в Копенгагене, случилось так, что он проходил мимо открытого окна дворца, где король как раз беседовал с Херлегдаудом. Ауртни сразу заметил это и приостановился. Он услышал, как король спросил Херлегдауда, сколько налогов поступает с Исландии. Херлегдауд ответил:

— Семьдесят.

Тут Ауртни не смог удержаться и закричал:

— Сейчас Херлегдауд лжёт королю, поскольку налогов никак не семьдесят, а семь раз по семьдесят, кто-то же говорит: семьдесят раз по семьдесят!

Херлегдауд очень встревожился, когда его выставили лжецом перед королём, и попросил короля устроить проверку следующим летом, и король пообещал это. Затем Херлегдауд вызвал Ауртни в суд на альтинге следующим летом.

В начале следующего лета (1618 год) сюда прибыли королевские послы, чтобы рассмотреть дела наместника и епископа, а также других людей. Но Ауртни не явился, ни чтобы выступить в защиту своего отца, ни чтобы защищать себя против наместника. Люди съехались на альтинг, но никто не слыхал о прибытии Ауртни, хотя доподлинно было известно, что все корабли, которые должны были приплыть в Исландию этим летом, уже тут. Когда собрание началось, епископ Одд обеспокоился, как из-за отсутствия своего сына, так и из-за того, что он видел, что проиграет вместе с сыном тяжбу, ведь все доказательства отсутствовали — они были у Ауртни. Вот пришла пора епископу и наместнику предстать перед судом. Ауртни дважды вызывали в судилище через определённые промежутки времени. А Херлегдауд уже решил, что дело против отца и сына у него в кармане, и между первым и вторым вызовом он поддразнил епископа насмешливыми словами про то, чем же сейчас якобы занимается его сын Ауртни. Епископ сделал вид, будто не заметил этого. Вот Ауртни вызвали во второй раз. Когда вызов закончился, епископ попросил королевских послов дать ему небольшой перерыв, пока он отлучится на минутку, и ему это позволили. Затем епископ Одд вышел на край ущелья Альманнагьяу, чтобы осмотреться — вдруг он сможет увидеть что-нибудь, что бы его утешило.

А об Ауртни рассказывается, что зимой 1617–1618 года он жил в Копенгагене, как уже говорилось. В то время он думал исключительно о деле своего отца и своём собственном, чтобы подготовиться к альтингу следующим летом, но только не о том, как добраться сюда. Херлегдауд меньше думал о подготовке к тяжбе, чем о том, как он и Ауртни прибудут сюда, но о себе, конечно, в первую очередь, поэтому он договорился о месте для себя на военном корабле, на котором плыли королевские послы, а с другой стороны, он настрого запретил одним корабельщикам перевозить Ауртни через Исландское море, другим же дал денег, чтобы те этого не делали. Весной, когда исландские купцы покидали Копенгаген, Ауртни обошёл всех капитанов, сперва тех, кто плыл в Южную Четверть, а затем тех, у кого были торговые дела в других местах Исландии, но ни о чём не договорился, поскольку никто не осмеливался взять его на борт из-за козней Херлегдауда. Так, когда все корабли уплыли в Исландию, Ауртни остался с носом в последний момент. Когда до альтинга летом оставалась всего неделя, Ауртни однажды шёл вдоль побережья у Копенгагена; некоторые говорят, что у него там жил хороший друг преклонных лет, Ауртни явился к нему очень печальный и попросил его перевезти себя через Исландское море. Старику это показалось трудным делом, однако он сказал, что приложит все усилия ради этого; тут он вытащил из своего шкафа маленький выдвижной ящик, отнёс его к морю, отправил Ауртни на нём в Исландию и привёл его к берегу в Вопнафьёрде, когда до альтинга было два дня. Но гораздо правдоподобнее другая история, которая рассказывает, что Ауртни, когда бродил вдоль побережья, как упоминалось ранее, увидел недалеко от берега человека в лодке; он окликнул этого человека и попросил перевезти его через Исландское море, поскольку его жизнь и честь его отца зависят от того, успеет ли он туда в определённое время. Человек пообещал ему перевоз, и Ауртни тотчас прыгнул в лодку. Моряк поднял парус и некоторое время плыл при сильном ветре. Когда прошло время, моряк спросил Ауртни, достаточна ли скорость. Ауртни сказал, что они идут слишком медленно. Тогда моряк несколько увеличил скорость, и так они шли вперёд некоторое время. После этого моряк спросил Ауртни во второй раз, кажется ли ему скорость достаточной. Ауртни ответил:

— Можно и лучше, если получится.

Тогда моряк опять увеличил скорость, так что Ауртни показалось, что лодка летит словно брошенный по воде камушек. Тогда моряк спросил его в третий раз, кажется ли Ауртни скорость достаточной. Ауртни сказал:

— Этого достаточно, ежели богу угодно.

Больше об их плавании не говорится, пока они не пристали к берегу в Вопнафьёрде за два дня до альтинга. О том, что́ Ауртни дал перевозчику за это плавание и как они расстались, не упоминается.

А как только Ауртни высадился на берег, он купил задорого двух отборных коней и ехал на них весь день; одного из них он загнал до смерти, а второй совсем выбился из сил, когда он прискакал к какому-то хутору в Ёкюльдале. Там он попросил продать ему лошадей, на которых он сможет доехать за полторы суток кратчайшим путём без отдыха на альтинг. Ему показали коня на одном хуторе в той долине и сказали, что достаточно будет его одного, если только он сможет напиться. Ауртни получил этого коня, и неизвестно, что он за него отдал. Этот конь был карей масти, тощий как шнурок, с длинным телом и округлыми боками. Ауртни взял коня и ехал верхом до самого Бру; это самый высокий хутор в Ёкюльдале и последний, когда едешь по Фьятлавегу и Спрейнгисанду на юге. Ауртни пришёл туда, где доили овец, как раз когда выдаивали последние капли. Он попросил дать ему попить. В хлеву была женщина, и она пошла домой за сливками, но тут же вышла с чем-то в переднике. Пока Ауртни пил, женщина сказала:

— Я полагаю, тебе тоже хочется выпить глоток, мой Карий.

Затем она налила свежее молоко в ведро, которое вмещало больше четверти, подошла к коню и поставила ведро перед ним. А Карий заржал в ответ и не останавливался, пока не осушил это ведро. Пока Карий пил, женщина непрестанно похлопывала его и вздыхала над ним. Ауртни показалось, что она знакома с этим конём, и он спросил её, как это получилось; а она сказала, что вырастила его у себя в доме и рассталась с ним поневоле, и она надеется, что на нём можно ездить верхом. Затем Ауртни поблагодарил женщину за услугу и сел на коня, но тут женщина взяла кусок масла из своего передника, сунула его в рот коню и сказала:

— Это не первый кусочек свежевзбитого масла, который ты получил, Карий.

Ауртни радушно попрощался с женщиной, а она пожелала ему и коню всего хорошего. После этого Ауртни отправился по самой длинной горной дороге, что существует в Исландии, на закате, то есть почти за полторы суток до начала альтинга.

Теперь надо вернуться к рассказу о том, что епископ Одд вышел на край ущелья Альманнагьяу и всматривался там вместе со своими слугами в разные направления, откуда дороги вели к альтингу. Когда они провели там некоторое время, епископ взглянул на Аурманнсфетль и увидел, что там поднимается дым от лошадиных копыт, который перемещался так стремительно, что слуги епископа посчитали это дивом. Понаблюдав некоторое время за этим столбом дыма, епископ сказал:

— Будь мой сын Ауртни здесь в стране, я бы сказал, что это он там скачет.

После этого епископ пошёл в судилище. Имя Ауртни было названо уже в третий раз, когда епископ вернулся. Но в конце концов, Ауртни появился так вовремя, что смог услышать вызов, и сразу же ответил с коня, сказав:

— Ауртни Оддссон прибыл сюда милостью божьей, но не твоей, Херлегдауд.

Ауртни сразу соскочил с коня, а тот тогда выглядел, словно замёрзший комок земли, и из его ноздрей валил пар. Слуги епископа позаботились о Карем, а Ауртни пошёл к своему отцу, поцеловался с ним и затем, как был, предстал перед судом. Там он предъявил такие неоспоримые доказательства в деле своего отца и своём собственном, что королевские послы с позором присудили Херлегдауда к лишению полномочий наместника и большому штрафу в пользу короля, а епископ Одд и Ауртни были признаны невиновными. Благодаря этому слава и почёт Ауртни так возросли, что он позднее стал лёгманном юга и востока Исландии. А о Карем люди говорят, что никогда не рождалось в Исландии лучшего и более надёжного коня, чем он.

Примечания