Джорджо Башью
(Университет Кальяри)

Повредился при передаче? Новое предложение по порядку следования вопросов в древнескандинавской поэме Svipdagsmál

1. Введение.

Названием Svipdagsmál («Речи Свипдага») традиционно обозначают группу из двух древнескандинавских поэм: Grógaldr («Заклинания Гроа», Gg) и Fjǫlsvinnsmál («Речи Фьёльсвинна»1, Fj) — из шестнадцати и пятидесяти строф соответственно. Долгое время считалось, что Gg и Fj представляют собой самостоятельные, независимые песни. Так продолжалось до 1850-ых годов, когда Грундтвиг и Бугге обнаружили, что на самом деле они являются взаимно дополняющими друг друга частями одной и той же истории, и следовательно, составляют единое целое (см. Grundtvig 1856: 238–239, 668–673; Bugge 1861). Именно Бугге и придумал общее название Svipdagsmál.

Согласно последним научным исследованиям, Svipdagsmál была сочинена в первой половине XIII века (Einar Ól. Sveinsson 1975: 306–307; Robinson 1991: 397–407). По стилю и просодии поэму можно отнести к традиции эддической поэзии1, однако история Свипдага не засвидетельствована ни в ключевом эддическом манускрипте GKS 2365 4to (Институт Ауртни Магнуссона, Рейкьявик), ни в AM 748 I 4to (Институт Ауртни Магнуссона, Рейкьявик). Снорри также никак не упоминает о ней в своей «Прозаической Эдде». Всё это заставляет подозревать, что Svipdagsmál проникла в эддическую традицию на более позднем этапе, возможно после ок. 1300 г. (Harris 2014: 426).

Поэма рассказывает историю юноши, которого его злая мачеха вынудила отправиться в долгое и опасное путешествие, чтобы отыскать девушку по имени Менглёд. Опасаясь за свою жизнь, парень ищет помощи у своей матери Гроа, которую он пробуждает из мёртвых. Гроа пропевает своему сыну девять защитных заклинаний, а затем отправляет его в путь с сердечным благословением. Так завершается Grógaldr. В Fjǫlsvinnsmál странствие юноши, обстоятельно о котором ничего не рассказывается, в конце концов приводит его к вратам чертога Менглёд, где он сталкивается с великаном Фьёльсвинном (‘Многомудрый’). Страж спрашивает имя странника, и юноша представляется как Виндкальд (‘Ветрохладный’). После кратких препирательств история переходит к ключевой части Fj (строфы 7–42), т. е. к серии из тридцати шести строф, состоящих из восемнадцати вопросов, которые Виндкальд задаёт Фьёльсвинну, и восемнадцати ответов2 (далее я буду обозначать эту часть термином собственного изобретения: fréttatal ‘перечень вопросов’). В ходе своих расспросов, Виндкальд узнаёт о владениях Менглёд, об организации их обороны, об обитателях и удивительных достопримечательностях. Конечная цель протагониста заключается в том, чтобы найти способ проникнуть в чертог девушки, который, однако, оказывается недостижимым, так как для входа требуется выполнить ряд принципиально неосуществимых задач. Тем не менее, ответ Фьёльсвинна на последний вопрос гостя обнаруживает, что никто не может преодолеть эти оборонительные ухищрения, кроме человека по имени Свипдаг; ему одному Менглёд предназначена судьбой. Услышав это, парень велит великану отворить врата, ведь он и есть Свипдаг. В тот же миг дом открывается сам собой, свирепые псы, сторожившие вход, начинают ластиться, а Менглёд привечает своего суженого поцелуем. После чего поэма завершается обещанием совместного пожизненного счастья, которое девушка сулит Свипдагу.

Svipdagsmál — это впечатляющее и мастерски сложенное поэтическое произведение со своим уникальным сочетанием мотивов и оригинальным мифологическим фасадом, но его долгая и запутанная рукописная традиция не оставила его безупречным. Пергамент XIII века, на котором оно было изначально записано, давным-давно был утерян; также не было обнаружено никакой средневековой копии. История Свипдага сохранилась в массе поздних бумажных рукописей (в сорока шести), большей частью датируемых XVIII столетием3. Практически все существующие рукописи демонстрируют признаки порчи и поздней ревизии, и лишь горсть наиболее старых манускриптов — датируемых начиная от второй половины XVII века — содержат версии поэмы, которые, пусть и несовершенны, кажутся менее испорченными, чем остальные (Robinson 1991: 1–14). Поэтому местами поэма непонятна или бессвязна, и хотя многие сомнительные пассажи подверглись убедительной эмендации, некоторые из них всё ещё остаются весьма невразумительными, а какие-то и вовсе могут оказаться безнадёжно испорчеными.

В этом эссе предпринимается попытка разрешить одну из вызывавших затруднения проблем Svipdagsmál, а именно — порядок следования строф в fréttatal, зафиксированный в имеющихся манускриптах. Схематический план диалога между Свипдагом и Фьёльсвинном для конкретно этой части Fj представлен ниже в Таблице 1, которая может оказаться читателю полезной для того, чтобы увязывать последующие ремарки с общим контекстом.

2. Странности в порядке следования строф 13–24 и эмендация Мёллера.

Некоторые исследователи сходятся во мнении, что отрывок, охватывающий строфы 13–24, демонстрирует определённую непоследовательность. В частности, кажется странным, что петух Видовнир упоминается вскользь в строфе 18, без всякого объяснения кто или что это такое, за пять строф до того, как он должным образом будет представлен Свипдагу и аудитории. Также, переход от секции про то, как пройти через псов Гива и Гери (строфы 15–18), к секции про дерево Мимамейд (строфы 19–22) происходит резко: в строфе 18 Свипдаг узнаёт, что единственной пищей, которую он может дать псам, чтобы отвлечь их, является мясо с тела Видовнира, а затем в строфе 19 он меняет тему и задаёт вопрос о дереве; строфа 25, где он спрашивает как можно убить петуха, была бы более подходящим продолжением к строфе 18.

В свете этих соображений, Мёллер (1875) предложил изменить последовательность строф, передвинув секцию о псах (строфы 13–18) после секций о дереве (строфы 19–22) и о петухе (строфы 23–24). В таком случае, вопросы юноши касательно защиты чертога Менглёд (о вратах и стене) сменяются вопросами о дереве, о петухе и о псах — которые могут быть отвлечены лишь пищей, полученной путём убийства этого петуха — и, наконец, теми, которые предназначены чтобы узнать как петуха можно убить (строфы 25–30)4.

Такой реорганизованный порядок следования успешно устраняет обозначенные выше неувязки. К тому же, помещая строфы 15, 17 и 25 в прямой последовательности, создаётся череда из трёх вопросов, основанных на формуле hvárt sé ‘есть ли’ + род. п. мн. ч. + nøkkut ‘какой-нибудь’5. Наконец, если строфы 25–30 следуют непосредственно за строфами 17–18, то тогда стихи, описывающие круг неисполнимых задач, оказываются надлежащим образом сгруппированы.

Предлагая эти преимущества, исправление Мёллера, однако, вместе с тем также вводит и новые затруднения. Во-первых, в рукописном порядке три преграды, которые стоят между протагонистом и его целью — врата Трюмгьёлль, стена Гастропнир и псы Гив и Гери, — упомянуты одна за другой. Этот логический (и символический6) порядок в исправленной последовательности оказывается нарушен. А во-вторых, переход от секции про Видовнира (строфы 23–24) к секции о псах (строфы 13–18) столь же резок, как и исходный переход от секции о псах к секции о дереве, о чём говорилось выше.

Таким образом, рекомендованный Мёллером порядок следования строф не предлагает в полной мере адекватного решения очерченных проблем, и в конечном итоге также не кажется более приемлемым, чем рукописный порядок. В действительности, лишь Геринг и Сеймонс (1888: 203–206), Хильдебранд (1904: 201–204) и Брэй (1908: 166–171) принимают его в своих изданиях поэмы. Все остальные издатели следуют рукописному порядку7.

3. Расширение сферы анализа: строфы 9–40.

Хотя предложенная Мёллером эмендация может быть в конечном счёте и неудовлетворительной, но всё же её ценность заключается в том, что она пытается разрешить одну интересную и важную проблему поэмы, которая требует дальнейшего исследования. В сути своей, догадка Мёллера верна. Ей лишь недостаёт масштабности охвата. И действительно, более широкий диапазон анализа этого отрывка Fj показывает, что присущие поэме странности не ограничиваются лишь строфами 13–24, но затрагивают куда более объёмную часть fréttatal. В следующих параграфах я собираюсь более пристально рассмотреть порядок следования тридцати шести строф fréttatal.

Свипдаг открывает эту последовательность (строфы 7–8) важнейшим вопросом: кто здесь правит? Вполне очевидно, что его в первую очередь заботит подтверждение того факта, что он и правда нашёл то место, которое разыскивал. Затем он спрашивает о трёх препятствиях, отделяющих его от Менглёд: вратах, стене и псах (строфы 9–14). После этого юноша задаёт два вопроса (строфы 15–18) с целью найти способ проникнуть в чертог минуя псов. Так он узнаёт, что его единственная возможность — накормить этих грозных часовых двумя кусочками мяса Видовнира. Имплицитное следствие этого — необходимость убить Видовнира, о котором, однако, нам пока ещё ничего не известно.

Затем тема резко переходит от того, как отвлечь псов, к дереву (строфы 19–24): как оно называется? Что насчёт его плодов? И как зовут того петуха, который сидит в его ветвях? В последней из этих строф (24-ой), наконец-то, должным образом представлен Видовнир.

Теперь Свипдаг вновь возвращается к прерванному в строфе 18 обсуждению и задаёт ещё три вопроса (строфы 25–30) с целью найти путь через преграды: есть ли какое-нибудь оружие, способное убить Видовнира? Можно ли его раздобыть? Как? Ответы Фьёльсвинна не оставляют никаких шансов: великанша Синмара отдаст Свипдагу оружие для убийства Видовнира только в обмен на перо, выщипанное из тела самого этого Видовнира. В общем, чтобы убить Видовнира, нужно сначала убить Видовнира. Единственный очевидный вывод таков: протагонист никогда не достигнет своей цели.

Поняв, что в дворец ему не попасть, Свипдаг задаёт пять дополнительных вопросов (строфы 31–40) о достопримечательностях и обитателях владений Менглёд, по всей видимости, из чистого любопытства: как называется этот чертог? Кто его воздвиг? Как называется гора, на которой восседает благородная дева? Как зовут девушек, расположившихся в ногах у Менглёд? Помогают ли они тем, кто жертвует в их честь? Это определённо странная реакция для того, кто проделал долгий путь, преодолев множество опасностей, только лишь для того, чтобы выяснить, что все его надежды разбиваются вдребезги буквально в нескольких шагах от осуществления.

Под конец, направленность вопросов Свипдага снова резко изменяется, когда он спрашивает есть ли вообще хоть кто-то, кто может спать в объятьях Менглёд (строфы 41–42).

Итак, в ходе этого анализа обнаруживается несколько нестыковок, некоторые из коих уже рассматривались и потому будут лишь кратко намечены здесь. Во-первых, Видовнир упомянут (строфа 18) за пять строф до того, как должным образом представлен (строфа 23). Во-вторых, переход от строф о псах (13–18) к строфам о дереве (19–22) резок. В-третьих, общая информация касательно достопримечательностей и обитателей владений Менглёд разбивается как минимум на три неравные по длине части (строфы 7–8, 19–24, 31–40). К тому же, кажется, что третья из этих частей (строфы 31–40) находится не на своём отрезке повествовательной линии, и не только из-за того, что это неуместно для Свипдага — задавать пять вопросов, мотивированных чистым любопытством, сразу же после осознания того, что его миссия безнадёжна. Череда потенциально выполнимых задач, описанных в строфах 25–30, подпитывает надежды Свипдага, но затем они в конце концов рушатся. Это создаёт сюжетное напряжение, которое ожидаемо должно придти к некоторой кульминации. Однако это затейливое развитие событий прерывается — и напряжение ослабевает — пятью вопросами в строфах 31–40, предшествующих фактической развязке, т. е. заключительному вопросу Свипдага и coup de théâtre3. И наконец, сама структура расспросов Свипдага в целом выглядит так, будто она не подчинена никакому организующему принципу. Кажется, что вопросы следуют один за другим совершенно в случайном порядке, а главные темы fréttatal излагаются в подчёркнуто фрагментарной манере.

4. Новый пересмотр последовательности строф fréttatal.

По моему мнению, результаты этого анализа указывают на вероятность того, что в действительности порядок строф fréttatal в архетипе мог отличаться от порядка, засвидетельствованного в дошедших до нас рукописях, даже сильнее, чем предполагал Мёллер. Просматривая текущую последовательность в попытке выяснить, мог ли первоначальный порядок быть другим, я пришёл к одному интересному заключению. На самом деле, существует такой порядок строф, который, будучи основанным на гипотезе Мёллера, способен привести к адекватному решению описанных выше проблем. Кроме того, эта альтернативная последовательность даёт ещё несколько дополнительных преимуществ, которые я и попытаюсь продемонстрировать.

В этой новой последовательности, которую я предлагаю, строфы 7 и 8 сохранены в качестве открывающих, поскольку кажется естественным, что в первую очередь Свипдаг должен выяснить, действительно ли та обитель, к которой он прибыл, этот auðsalr ‘богатый чертог’ (строфа 7,6), принадлежит Менглёд. Убедившись, что он нашёл то место, которое разыскивал, видится разумным, чтобы Свипдаг задал ряд вопросов с целью разузнать побольше об этой необычной стране и о mirabilia4 и существах, привлекших его внимание. Поэтому строфы 9–18 следует сдвинуть на более отдалённую точку повествования, так как они касаются врат, стены и псов, а они фактически не являются частью земель Менглёд — это преграды, которые стоят между юношей и самими этими землями. Напротив, вопросы Свипдага в строфах 31–40 очень хорошо подходят именно в этот момент, и они выстроены в логичном и убедительном порядке: его вопрос о названии чертога (строфа 31) продолжает тему про auðsalr, только что упомянутый в предыдущем вопросе (строфа 7,6); в своём ответе, Фьёльсвинн использует слово auðrann ‘богатый дом’ (строфа 32,4) — синонимичный вариант auðsalr. Затем Свипдаг спрашивает о происхождении Люра (строфа 33), и ответ на этот вопрос исчерпывает тему чертога. Вслед за этим, внимание Свипдага смещается к Лювьябергу, что не должно удивлять, учитывая тот факт, что огромную гору весьма трудно не приметить и что на её склоне он впервые видит свою возлюбленную (строфа 35). Он спрашивает о названии самой горы (строфа 35), потом об именах тех девушек, которые сидят на её склоне (строфа 37), и наконец о том, помогают ли девушки тем, кто приносит им жертвы (строфа 39).

Теперь, когда он узнал об именах и свойствах Лювьяберга и девушек, можно ожидать, что далее Свипдаг перейдёт к третьей бросающейся в глаза достопримечательности жилища Менглёд — гигантскому дереву под названием Мимамейд. Поэтому строфы 19–24 должны следовать после строфы 40: Свипдаг спрашивает название дерева (строфа 19), потом выясняет про его плоды (строфа 21), и наконец про петуха, который сидит в его ветвях (строфа 23). Видовнир вводится в повествование (строфа 24).

Теперь, когда Свипдаг разузнал об удивительных особенностях и обитателях владений Менглёд, кажется естественным, что внимание юноши в итоге должно сосредоточиться на конечной цели, т. е. на проникновении в чертог (строфы 9–18). В той альтернативной последовательности, которую я предлагаю, его следующие вопросы, таким образом, связаны с тремя преградами, блокирующими ему путь: вратами (строфа 9), стеной (строфа 11) и псами (строфа 13). Он прощупывает почву. Свипдаг, очевидно, полагает, что псы являются самой сложной из трёх преград, поскольку последующие вопросы нацелены на то, чтобы найти способ миновать их (строфы 15, 17). Так он узнаёт, что дабы пройти мимо псов он должен убить Видовнира (строфа 18).

В этот момент вполне очевидно, что Свипдаг должен уточнить столь важную информацию, выяснив ка́к можно убить Видовнира; следовательно, строфы 25–30 необходимо переместить сюда. Юноша спрашивает, существует ли какое-нибудь оружие, способное сразить петуха (строфа 25), можно ли его заполучить (строфа 27), и если да, то как (строфа 29). Повествовательное напряжение нарастает. Ответы Фьёльсвинна распаляют в протагонисте надежду, до тех пор пока не становится очевидной закольцованная природа тех задач, которые нужно выполнить, чтобы войти. Затем, когда всякая надежда кажется потерянной, последний отчаянный вопрос Свипдага знаменует собой его неожиданный триумф (строфы 41–42).

Чтобы нагляднее продемонстрировать предложенные изменения, в Таблице 2 приведён схематический план диалога в fréttatal с учётом эмендаций в последовательности строф.

Пересмотренный порядок требует перестановки двух групп строф (19–24 и 31–40). И хотя он предполагает более обширную правку, чем у Мёллера, у которого она подразумевает перестановку лишь одной группы строф (13–18), это приведёт к меньшему количеству проблем. Даже напротив, такой альтернативный порядок даёт значительные преимущества: он может быть разбит на две различные и равновесные части из девяти вопросов каждая, а внутри каждой части может быть легко выделена чёткая структура.

В первой части вопросы Свипдага нацелены на получение информации касательно этого незнакомого места, и они следуют в разумном порядке, как объяснено выше. Более того, эта группа из девяти вопросов может быть разбита дальше на три группы из трёх вопросов, каждая из которых связана с определённой темой. Первая группа из трёх вопросов касается чертога: его хозяйки, её имени и его создания. Вторая группа сосредоточена на горе: её названии, именах девушек, которые сидят на ней, и их роли. Наконец, третья группа уделяет внимание дереву: его названию, природе его плодов и имени петуха, который на нём обитает.

Во второй части вопросы Свипдага уже больше не мотивированы «любопытством». У всех у них есть общая цель: проникнуть в жилище Менглёд. И опять же, вопросы следуют чёткой схеме и могут быть разбиты на три группы по три. Первая группа касается защиты чертога: врат, стены и псов. Во всех следующих трёх вопросах в четвёртой строке используется формула hvárt sé + род. п. мн. ч. + nøkkut, а сами они сосредоточены на том, как миновать неусыпную стражу в лице псов. Юноша спрашивает, можно ли прокрасться пока они спят, или, возможно, дать им какой-то еды дабы отвлечь, и как эту еду раздобыть. В последнем вопросе применена конструкция knegi ‘мочь’ + инфинитив (строфа 25,5–6). Третья и последняя группа вопросов сосредоточена на том, как получить оружие Лэватейн от Синмары, и в конечном итоге эта задача оказывается невыполнимой. Повествование достигает своего пика, и в конце концов, ситуация меняется на прямопротивоположную. Самый последний вопрос в этой группе — есть ли вообще такой мужчина, который может спать в объятьях Менглёд — тоже использует конструкцию knegi + инфинитив (строфа 41,5–6).

Ещё одна схема, из трёх вводных вопросов с последующим свя́зным набором из шести других, также проявляется в каждой из двух половин пересмотренного fréttatal. В первой части первые три вопроса знакомят Свипдага с дворцом Менглёд, тогда как последующие шесть имеют дело с тремя его атрибутами: Лювьябергом, девушками и Мимамейдом — каждый из которых обладает качествами, которые, судя по всему, особенно благоприятны для женщин8. Во второй части первые три вопроса помогают Свипдагу освоиться с тремя защитными элементами обители Менглёд. Последующие шесть — пять из которых объединяет использование формулы hvárt sé + род. п. мн. ч. + nøkkut — сосредоточены исключительно на обходе этих защитных элементов и формируют последовательность неразрешимых задач, тем самым порождая эдакое крешендо, которое достигает своего пика вместе с последним вопросом.

5. Пересмотренная последовательность строф в общем контексте Svipdagsmál.

Симметрия, проистекающая из исправленного таким образом порядка строф, поразительна, равно как и закономерность, коей она может быть аккуратно разбита на тематические единицы, сформированные из групп троек и девяток. Конечно же, тот факт, что перекомпоновка строф fréttatal способна привести к подобной упорядоченности и такому связному развитию повествования, может быть всего лишь случайностью, чистым совпадением. Однако многие из стилистических предпочтений автора как в Grógaldr, так и в Fjǫlsvinnsmál, по-видимому, могут свидетельствовать об обратном. Первым и самым очевидным указанием на то, что такая последовательность на самом деле может быть ближе к замыслу автора, чем рукописная, является тот факт, что числовой мотив из девяток очень часто встречается как в структуре, так и в «мифологии» Svipdagsmál: Гроа пропевает девять заклинаний для своего сына (Gg 6–14); Свипдаг задаёт Фьёльсвинну восемнадцать вопросов и получает восемнадцать ответов (Fj 7–42); девять девушек сидят в ногах у Менглёд (Fj 37–38); согласно убедительной интерпретации Робинсоном строфы Fj 34, чертог Менглёд Люр был построен девятью существами; оружие Лэватейн хранится под девятью замка́ми (Fj 25–26). В свете этой явной увлечённости автора нумерологией кажется возможным, и даже вероятным, что он должен был придать символический смысл столь важному разделу своего опуса, каковым является fréttatal, составив его из наделённых численным значением сегментов.

Использование симметрии и симметричного повторения с целью привлечь внимание к ключевым темам и мотивам — ещё один из основных стилистических приёмов автора. Вот лишь некоторые примеры: поэт обрамляет последовательность волшебных строф из девяти заклинаний, пропетых Гроа (Gg 6–14), двумя симметричными строками, т. е. первой строкой строфы, предшествующей этой последовательности — Galdra þú mér gal ‘Пропой мне заклинания’ (Gg 5,1) — и последней строкой строфы, идущей за последовательностью — ek þér galdra gól ‘я пропела тебе заклинания’ (Gg 15,6); похожим образом, существительное orð ‘слово’ повторяется в первой и в последней строках Gg 169, подчёркивая насколько ценны слова — а следовательно и знания — в данном контексте; важность судьбы, которая играет большую роль в истории Свипдага, акцентируется троекратным прямым упоминанием норн10, начиная с четвёртой строфы Svipdagsmál (Gg 4,6: skeikar þá Skuld at skǫpum ‘тогда Скульд приговор пойдёт своим чередом’) и заканчивая четвёртой с конца строфой (Fj 47,4–5: Urðar orði viðr engi maðr ‘никто не в силах противиться приговору Урд’).

Очевидно, что автор особенно озабочен оттачиванием и балансировкой деталей архитектуры своей поэмы. И опять же, кажется разумным предполагать, что он должен был уделить не меньше внимания проработке такой значимой части его замысловатого творения как fréttatal.

6. Заключение.

Предложение исправлений в порядок следования строф эддической поэмы требует большой осторожности. Представление о том, что средневековые тексты скорее всего могут быть испорчены и нуждаются в обработке дабы соответствовать современным критериям и эстетическим вкусам — удел прошлых столетий. К тому же, стиль эддических песен зачастую драматический (т. е. диалогический), эллиптический и не всегда соответствует тому, что современный разум считает логически внятным. Однако в случае со Svipdagsmál, когда исследуешь текст поэмы, нельзя не принимать во внимание его запутанной рукописной традиции. Старейшие и наиболее надёжные манускрипты с Fj, сохранившиеся до наших дней, всё же не менее чем на четыре столетия младше своего средневекового архетипа, и они являются результатом по крайней мере двух стадий копирования (Robinson 1991: 33–34). Кроме того, большое количество рукописей, содержащих историю поисков Свипдага, свидетельствует о её популярности, а популярная история имеет все шансы попасть в широкий оборот, и тем самым повышается её уязвимость к потенциальным изменениям.

Учитывая все эти непростые обстоятельства, гипотеза о том, что изменение порядка следования строф могло вклиниться в цепочку передачи поэмы, должна быть принята во внимание. Собственно, большинство издателей согласны в том, что одно такое изменение и правда затронуло Fj в другом месте, а именно в строфах 1 и 2. Засвидетельствованная во всех рукописях с Fj последовательность вызывает определённые затруднения11; Мёбиус (1860) был первым, кто исправил порядок строк в строфах 1 и 2 Fj12, и большинство издателей после него приняли его альтернативную последовательность13, в то время как Геринг с Сеймонсом (1888) и Деттер с Хайнцелем (1903) предложили свои собственные эмендации14. Таким образом, среди тех, кто когда-либо изучал Fjǫlsvinnsmál, сложился широкий консенсус касательно того, что сама структура поэмы, в том виде, в каком она зафиксирована в рукописях, вполне может являться искажённой.

Цель данного эссе, однако, не состоит в том, чтобы доказать, что порядок строф в fréttatal, засвидетельствованный в рукописях, на самом деле является результатом порчи — это может как соответствовать действительности, так и нет15. Вне зависимости от того, повлияло ли какое-то изменение на последовательность строф, я надеюсь на то, что продвигая разумную догадку Мёллера и предлагая иной подход к решению проблемы fréttatal это исследование сможет внести свой вклад в лучшее понимание тех многочисленных тем, которые порождены вопросами Свипдага16.

Основные источники

Дополнительные источники

Примечания