181 Л. Ю. Брауде
канд. филол. наук
(Ленинград)

Фольклорные источники скандинавской литературной сказки

За последние годы в СССР и за рубежом возрос интерес к проблемам народной и литературной сказки, в частности, к их взаимодействию. Это поставило перед наукой задачу рассмотрения процесса перехода от народной сказки к литературной, а также взаимоотношения народной и литературной сказки с точки зрения подчеркивания их генетической связи.1

Между народной и литературной сказкой, несомненно, есть нечто общее — некое неразложимое смысловое ядро, подчиняющееся обязательному требованию жанра. Оно заключается в сочетании элементов реальности и нереальности. Потому-то народная сказка более приспособлена к обработке в сказку литературную, чем, например, народное предание. Тайна ее не в тех мотивах, которые она употребляет, а в способе употребления. Народная сказка рассказывается, народное предание сообщается. Сказка — поэтична, предание — исторично. Народная сказка рядом с простой формой народного предания кажется художественной и свободно поддается обработке в сказку литературную.

Однако существует и значительное отличие народной сказки от литературной. Но отграничить их друг от друга трудно, так как исследователи литературы чаще всего имеют дело не с самой конкретной народной, устной сказкой, а с ее записью. Поэтому в настоящей работе термин «народная сказка» применяется для обозначения устных народных сказок. Одновременно нами вводится условный, рабочий термин «промежуточная» или «фольклористическая» сказка (в отличие от фольклорной), под которой подразумеваются записи, принадлежащие как братьям Гримм, так и скандинавским ученым. Теоретические основы подобного понимания заложены А. А. Потебней, писавшим: «В неизвестных произведениях народной, т. е. устной и безличной поэзии, мы должны быть готовы встретить подготовку литературных явлений».2

182 Условия бытования народной сказки другие, чем у литературной, и о них можно составить лишь приблизительное представление. Для исследователей литературы понятие народной сказки весьма проблематично еще и потому, что они не могут проследить, как она передавалась из уст в уста хотя бы на протяжении нескольких поколений, какие существуют варианты и т. д.

Проще отделить литературную сказку от сказки, названной нами промежуточной, фольклористической, которая зачастую, по-своему художественно изменена, что не является, впрочем, главной задачей ученых, В опубликованных записях первых собирателей фольклора — романтиков существует элемент литературной обработки: отбор вариантов, более приемлемого сюжета, перевод с диалекта на литературный язык, большая наглядность и т. д. Отбор же и литературная обработка могут отражать национально-патриотические взгляды автора, его эстетические воззрения.

Записи ранних скандинавских фольклористов, а также их учителей братьев Гримм можно и нужно рассматривать как промежуточную стадию между народной и литературной сказкой, как путь к последней. Однако не следует думать, что промежуточная, фольклористическая сказка — та же народная, только записанная на бумаге, простое ее продолжение лишь с небольшой разницей в мелочах. Промежуточная сказка — уже нечто другое в силу ряда причин, так как: 1) обращается к другой, более обширной аудитории, ко всем грамотным, в том числе и к детям, которым сказки часто уже не рассказывают, а читают; 2) существует (за редкими исключениями) на литературном языке, с сохранением некоторых диалектальных особенностей; 3) как правило, более пространна, чем народная сказка; с этим связано отчасти большое внимание промежуточной сказки к описаниям, к бытовым деталям и т. п.; 4) с самого начала отражает личность самих собирателей народных сказок, точно так же, как устная народная сказка, вероятно, отражала личность исполнителей, рассказчиков. Но есть здесь и принципиальная разница. Хороший рассказ мог быстро забыться, стереться в памяти: он не фиксировался, не закреплялся документально. Безымянный, он не поддавался учету: кто его рассказывал, как — неизвестно. А уже в первых промежуточных сказках все меняется. Ведь нароные сказки записывали ученые, часто филологи, в работе которых был элемент сознательного отбора. Они фиксировали уже не любой вариант, а вариант, существенный в каком-либо отношении, подходили к тому, что им рассказывали, с научной точки зрения. Фольклористы стремились создать более интересный образцовый текст, который часто не совпадал с тем, что они слышали. На записи ученых накладывали отпечаток их мировоззрение (любовь, уважение к народу, патриотизм и т. д.), филологическая подготовка, художественные и эстетические вкусы. В 183 деятельности фольклористов проявлялась их личность, которая еще не выступала как личность художественная, творческая. И нельзя сказать, что те, кто записывал народные сказки, деятели художественной литературы. Но в этих записях уже сказывались и были зафиксированы личные привязанности, таланты и способности ученых.

Итак, промежуточная сказка Скандинавии, как и других стран, — явление двойственное. С одной стороны это фольклорный, даже этнографический документ, с другой — явление письменной литературы, первая ступень проникновения народной сказки в литературу. С момента записи народной сказки меняется форма ее прежнего существования, когда она варьировалась, жила в определенном быту, в прядильной, среди охотников или рыболовов, передавалась по традиции взрослыми взрослым, а иногда и детям. В этих условиях многое зависело от дара рассказчика, который либо расцвечивал сюжет, либо не умел его порой логически построить. Народные сказки, которые иногда приносили или привозили из других мест, развивались и совершенствовались, влияли друг на друга. Устная передача делала их лабильными. Ученые, записывавшие народные сказки, обходили или объезжали разные деревни и хутора, фиксировали всевозможные варианты, дополняли их другими. Основная цель фольклористов была научной, однако попутно наиболее талантливые из них нередко изменяли народную сказку, хотя с полной уверенностью этого сказать нельзя. Сюжет же, наверняка, объединял в себе все самое интересное. В промежуточной стадии народная сказка для большинства стран, где распространена грамотность, в том числе и для Скандинавии, начинает бытовать в письменном, фиксированном виде (с элементами первичной обработки), становится доступной умеющим читать и уже не подвластна отдельным устным рассказчикам.

Скандинавский фольклор в записях крупнейших ученых своего времени (XIX в.) — П. К. Асбьёрнсена и Й. И. Му, С. X. Грундтвига и Г. У. Хюльтен-Каваллиуса, А. Оберга и А. Алларда благодатная почва для исследования литературной сказки Дании, Швеции и шведоязычной Финляндии. Народные сказки и предания хорошо документированы в записях ученых, которые подвергли их первичной обработке. Рассмотрение и анализ этих записей помогает проследить не только конкретные письменные источники литературной сказки Скандинавии, но частично реконструировать преломленную в ней устную традицию, а также йзучить различные способы и пути литературной обработки сказок от самых первых шагов до самого высокого из уровней.3

184 * * *

Скандинавские фольклористы, часто того не желая, решали первичные литературные задачи. Почти все эти ученые, собиратели народных сказок и преданий, были воспитаны в духе патриотизма их отцами — поборниками национальной культуры {Грундтвиг, Хюльтен-Каваллиус), в семьях с устоявшимися фольклорными традициями (Ю. М. Тиле, Асбьёрнсен, Му). И задачи, которые они перед собой ставили, были примерно одинаковы. Но решали они их по-разному. Одни ученые, как Тиле, А. Файе, Хюльтен-Каваллиус и Стеффене, руководствуясь романтическими идеалами, собирали духовные богатства своего народа, намереваясь, как и братья Гримм, «сохранить для отечества остатки богатейшей поэзии, веками жившей среди поколений нашего народа, сопутствовавшей ему из рода в род и отражающей в изменчивых картинах все его древнее мировоззрение».4

Записи этих ученых были своего рода музеем народной культуры. Среди них выделяется и М. Винтер, пытавшийся решить некоторые художественные проблемы.5 Но малодаровитый пересказчик, — он не мог подняться до уровня более талантливых коллег, таких как Грундтвиг и Асбьёрнсен.

185 Грундтвиг — это уже иной тип фольклориста, объединяющего в одном лице ученого-теоретика и художника-литератора. В данном случае можно, пожалуй, говорить о том, что Грундтвиг впервые в Дании выдвигает мысль о закономерностях, присущих народной сказке, или, как назвал их в начале XX века Аксель Ольрик, об «эпических законах» народной сказки.6

У народных сказок, по словам ученого, нет ни рифм, ни интонаций; но все же у них есть ярко выраженный стиль, а там, где они хорошо сохранились, и весьма определенная форма. Грундтвиг, вероятно, имел в виду инициальные и финальные формулы, неопределенность формул хронологических и топографических, троичность, ступенчатость, отсутствие подробных описаний (в том числе природы), духовной жизни героев и т. д. Все это свойственно и датской народной сказке, которая обычно начинается с традиционной инициальной формулы «жил-был»: «Жил-был маленький крестьянский мальчик…», «Жил-был король…».

Волшебные народные сказки чаще всего имеют счастливый конец, и их венчает не менее традиционная финальная формула, свидетельствующая о благополучии героев: «Сыграли они тут свадьбу и досталось им полкоролевства в придачу…»; «Жили они в счастье и народилась у них куча детей…» Финальные формулы порой обнаруживают претензию на достоверность происходящего: «То, что история эта правдива, это уж точно, иначе я не стал бы ее рассказывать»; «Если тот, кто рассказал мне эту историю, не солгал, то она правдива от начала да конца».

В волшебных народных сказках почти никогда не встречается указание на время и место, где происходит действие. Все чрезвычайно неопределенно: «Жил-был человек, у которого было четыре сына. А когда они выросли и стали взрослыми…» Иногда время и место уточняются в некоей туманно-неопределенной форме: «И живут они там в радости изо дня в день к западу от солнца, к востоку от луны на самом на ветру».

Если уж место действия указывается, то это чаще всего родная деревня, или «белый свет», или иноземное государство, Британия. Британский принц обычно влюбляется в датскую принцессу. В таком неопределенном мире личность героя или героини не обрисована индивидуально. Это видно из того, что действующие лица датских народных сказок обычно не имеют имен, но уж если их как-то называют, то Ханс (Ханс-Силач, Ханс-Малыш), что является распространеннейшим сказочным именем Европы (Иван, Жан, Ганс, Йоханнес) или типичными для Дании именами — Пер, Поль, Эсбен и т. д. Безымянные, в основном, герои не знают и внутренней духовной жизни, внутреннего мира, не испытывают колебаний и сомнений. Чужды им и любовные переживания; любовь для них нечто само собой разумеющееся.

186 В датских народных сказках, как и в других, господствует число три: «Жила-была бедная женщина и было у нее три сына…»; «У одного короля было три дочери…» В семье героев чаще всего трое детей, герои должны преодолеть три испытания, свершить три подвига. Причем наряду с троичностью наблюдается и ступенчатость. Каждое новое испытание, каждый новый подвиг сложнее предыдущего. Каждое сокровище — драгоценнее прежнего; и если герой попадает сначала в серебряный лес, то потом дорога приводит его в золотой, а под конец — в лес из драгоценных камней.7

В записях, опубликованных Грундтвигом, отсутствуют подробные детализированные описания событий, действий, природы; записи эти кратки и лаконичны. Грундтвиг более строго относился к передаче фольклорных текстов, нежели братья Гримм. Он хотел опубликовать народные предания и сказки, не трансформируя их, а так, как рассказывают в народе взрослые взрослым, а иногда, взрослые — детям. Хотя первые сборники Грундтвига преследовали сугубо научные и фольклорные цели, в его записях чувствуются отдельные элементы литературной обработки.

Записи Грундтвига представляют несомненную ценность по точности воспроизведения устных источников. Однако в самый последний период жизни ученый стремился стать писателем-сказочником, изучал различные варианты одной и той же народной сказки, сравнивал их, желая создать собственный. Но художественный талант Грундтвига, как известно, проявиться не успел.

Следующий шаг на пути к литературной сказке — это труды Асбьёрнсена и Му. Подобно братьям Гримм, норвежские ученые исследуют народную сказку и настолько проникаются ее духом, заражаются динамикой действия, поэзией языка и стиля, что начинают ее творчески развивать и вносят в народную сказку ряд новых элементов.8 Асбьёрнсену и Му удается многого достигнуть, 187 и их сборники обладают уже рядом литературных достоинств, благодаря чему носят, как и сборники братьев Гримм, имя своих собирателей («Сказки братьев Гримм» и «Сказки Асбьёрнсена». А есть множество сборников народных сказок, несвязанных с каким-либо определенным именем). Но говорить о творческой индивидуальности даже Асбьёрнсена и Му (впрочем, братьев Гримм также) не приходится. Хотя их имена ставятся порой рядом с именем Андерсена, но это все же совсем другая ступень литературной деятельности. Ни братья Гримм, ни Асбьёрнсен и Му сами сказок не сочиняли.

Скандинавская фольклористическая сказка, записи Грундтвига, Асбьёрнсена и Му, Хюльтен-Каваллиуса — занимают особое место в истории мировой литературы. Оставаясь в русле народной традиции, они в то же время многими чертами напоминают позднейшие произведения художественной литературы, на которых лежит печать индивидуального творчества. Скандинавские фольклористы, как и братья Гримм, скорее всего не ощущали себя сочинителями, авторами, сознательно прибегающими к выдумке, к художественной фантазии. Они стремились не к усилению индивидуального начала, не к подчеркиванию того, итогами внесли в изображаемый сюжет, а наоборот, старались как, можно точнее рассказать о том, что занимало их в окружающей жизни.

Деятельность ученых Скандинавии была начальным этапом освоения национальных сокровищ — народных сказок и преданий. Следующей немаловажной ступенью была жизнь фольклорных произведений в литературе. Скандинавские фольклористы, передавая читателям народные предания и сказки, ясно представляли, какое огромное значение для художественной литературы будут иметь эти произведения. Их предчувствия сбылись.

Выдающиеся писатели Дании, Швеции и шведоязычной Финляндии облекли в новые одежды старые народные сказки и предания и оказали большое влияние на развитие литературы своих стран. Создав величайшие литературные сказки, такие авторы, как Андерсен, Лагерлёф, Топелиус, оставили заметный след и в истории мировой литературы.

Примечания