Л. Ю. Брауде

К истории понятия «литературная сказка»*

Одна из важнейших проблем в исследовании становления скандинавской литературы — теоретическое осмысление истории литературной сказки Скандинавии. С этой проблемой неразрывно связан вопрос о ее фольклорных источниках. Однако скандинавская литературная сказка, к которой мы относим и шведоязычную сказку Финляндии, с точки зрения эволюции жанра и взаимосвязи со сказкой народной почти не привлекала внимания скандинавских и зарубежных литературоведов и критиков. В фундаментальных трудах К. М. Вуля, П. В. Рубова, В. Васениуса, Н. Нюберга, В. Берендзона, Г. Альстрёма, С. Хагеман и др.1, посвященных вершинам скандинавской литературной сказки в творчестве Ханса Кристиана Андерсена, Сакариаса Топелиуса, Сельмы Лагерлёф, Астрид Линдгрен и Туве Янсон, не рассматриваются закономерности и особенности развития литературной сказки каждого из писателей. Почти не затрагивается ее связь с общественными движениями и литературными направлениями эпохи. Недостаточно рассказывается и о том, какое место занимает литературная сказка в творчестве скандинавских художников по сравнению с их же произведениями другого жанра, об отношении писателей-сказочников к фольклору и об оригинальности этого отношения. В Скандинавии мало и трудов, непосредственно обращенных к литературно-фольклорным связям. В немногих теоретических работах о народной сказке и в биографиях известных фольклористов2 не говорится о том, что записи ученых являются своеобразной промежуточной ступенью между сказкой народной и литературной. За редким исключением в скандинавском литературоведении не делается также попытки выяснить степень обработки, причины переосмысления народно-сказочных сюжетов, мотивов и образов авторами литературных сказок. А между тем основной вопрос, по мнению советского ученого Н. П. Андреева, заключается в том, что «различные писатели различно используют фольклор, и именно на эту сторону дела должно быть обращено наше внимание»3 (разрядка наша. — Л. Б.). Почти нормой в Скандинавии является недифференцированное употребление понятия «сказка». Редкие исследователи, как М. Эрвиг, строго различают понятие «литературная сказка» («konstsagan») от понятия «народная» («folksagan»)4. Впрочем, и Эрвиг, как и другие исследователи, не дает четкого определения ни народной, ни литературной сказки.

В Советском Союзе исследование скандинавской литературной сказки началось сравнительно недавно. У нас существуют считанные работы о скандинавских сказочниках (и то главным образом об Андерсене), носящие историко-литературный и теоретический характер5. Обособление датского писателя, выделение его из общескандинавской традиции, имевшее место в начале XX в.6, по существу наблюдается и сейчас. По нашей теме, включая обычные биографии других сказочников, к сожалению, почти ничего нет.

* * *

Отсутствие в скандинавском литературоведении работ по истории скандинавской литературной сказки в ее взаимодействии с фольклором, а также четкого разграничения жанра народной и литературной сказки (и общепринятого определения последней) — одно из проявлений теоретической неразработанности данной проблемы. Если попытаться хотя бы бегло проследить жизнь слова «сказка» и определение его понятия в наиболее близком к скандинавскому немецком литературоведении (в Германии XIX в., как и в Скандинавии, литературная сказка достигла высокого уровня), то обнаруживаются две параллельных тенденции. С одной стороны, этим словом называют и народную и литературную сказку, его употребляют в нерасчлененном, недифференцированном значении, без учета специфики каждого жанра. С другой стороны, заметны более или менее настойчивые попытки разграничить оба жанра, сформулировать их дифференцированные определения.

Поворотным для сказковедения моментом были 1812–1815 гг., когда вышли в свет «Детские и семейные сказки» братьев Гримм7. С этого времени понятие «сказка» прочно и надолго закрепилось за сказкой народной, вернее — за ее записями, сделанными братьями Гримм. Сказка обозначала тогда сказку народную, «рассказ, исполненный волшебства и поэтической фантазии»8. Даже в 1931 г. А. Вессельский говорил, что понятие «сказка» он берет «в употребляемом ныне смысле, которое полностью покрывается понятием „сказка братьев Гримм“»9. Не один Вессельский, но и многие другие немецкие, швейцарские и западногерманские фольклористы, давая свое определение народной сказки, исходили из сказок братьев Гримм10. «Рассказ о чудесных событиях»11 — так называет сказку Х. фон Бейт. Интересно, что и она и другие ученые дают общее, недифференцированное определение сказки, подразумевая, тем не менее, сказку народную. Даже один из крупнейших современных зарубежных фольклористов, М. Люти, как правило, четко отделяющий ее от литературной, порой пишет о «сказке» вообще, имея в виду народную: «Сказка желает только развлекать… Резкие контуры и высокая сила накала в соединении с быстрым и прогрессирующим действием ее самый яркий признак»12, — говорит он. «Сказки — явно поэтические образования»13, — замечает и К. Ю. Обенауэр, также обычно отграничивающий оба жанра друг от друга.

Подобное положение сохранилось за рубежом примерно до наших дней. Нерасчлененное понятие «сказка» в значении «народная» (и чаще всего в смысле «Детские и семейные сказки» братьев Гримм) по-прежнему преобладает там в научной и художественной литературе.

Наряду с этим чрезвычайно распространенным понятием слово «сказка» встречается и в значении «литературная». К ней многие немецкие ученые, особенно в начале XX в. и позднее, причисляли романтические сказки Л. Тика, К. Брентано, Э. Т. А. Гофмана и других романтиков. Но одновременно в начале XX в. «сказка» в значении «литературная» распространилась главным образом на сказку Андерсена, завоевавшую к тому времени особую популярность (сказки немецких романтиков утратили ее в конце XIX — начале XX в.)14, тем более, что сам датский писатель называл свои произведения «сказками» («eventyr»). Это же название сохранили и многочисленные исследователи его творчества15.

Таким образом, нерасчлененное, недифференцированное слово «сказка» означает в наше время и «народная» (в значении «сказка братьев Гримм») и «литературная» (часто в смысле «сказка Андерсена»)16. Имя братьев Гримм, по мнению К. Эрлахера, «может pars pro toto вполне заменить понятие „народная сказка“, а имя Андерсена является синонимом слова „поэт“ и понятия „сказка литературная“»17.

Вместе с тем параллельно недифференцированному понятию и определению сказки существует, как указывалось выше, стремление разграничить народную и литературную сказку. Это нашло выражение в общепринятых, хотя и не всегда точных по своему переводу, терминах для обозначения обоих жанров. В немецкой литературе различаются: «Volksmärchen» и «Kunstmärchen»; в английской — «folk tales» и «tales»18; во французской — «contes populaires» и «contes fantastiques» (или «contes des fées»); в шведской — «folksaga» и «konstsaga»; в норвежской и датской — «folkeventyr» и «kunsteventyr». Одним из первых отличие народной сказки от литературной сформулировал Я. Гримм. В ответ на утверждение А. фон Арнима, что нет разницы между «народной поэзией» (буквально: «естественной», «Naturpoesie») и «литературной» (буквально: «искусственной», «художественной», «Kunstpoesie»), Гримм пишет: «…новая поэзия называет своих поэтов, старая не может назвать никого…»19. Помимо авторского начала, существенное отличие от народной сказки состоит, по Гримму, в «шутке», свойственной сказке литературной.

Стремление отграничить литературную сказку как жанр встречается во многих работах, посвященных немецкой романтической сказке, в том числе в книгах Г. Тодсена, Р. Бенца и Р. Бухмана20. Весьма ценной в историко-литературном отношении представляется одна из немногих специальных работ о литературной сказке — статья Э. Блейха «Народная сказка и сказка литературная». Пытаясь объяснить, что представляют собой оба жанра, Блейх не очень отчетливо намечает линию взаимосвязи между ними. Он считает, что народная сказка является «первичным материалом именно для литературной». Но утверждая преемственность этой сказки по отношению к народной, ученый не приводит примеров их прямой связи, не указывает на фольклорные источники немецкой литературной сказки, на основе которой (от Виланда до Тика) строится его исследование. Он соответственно не проводит четкого разграничения между ними. Правда, Блейх, что важно, говорит о взаимодействии народной и литературной сказки: «Литературная сказка имеет многообразные и часто прекрасно доказуемые связи с народной сказкой; она — нередко преобразованная народная сказка» (разрядка наша. — Л. Б.). Но это высказывание не учитывает другие источники литературной сказки, которая, помимо сказки народной, широко пользуется преданиями, пословицами и прочими фольклорными материалами. Формулировка немецкого ученого игнорирует также оригинальную литературную сказку — продукт фантазии автора; в основе ее — наряду с элементами фольклора — реалии современной жизни. Хотя в этой же статье Блейх вспоминает «о свободных вымыслах» и пишет, что авторы литературных сказок стремятся «пропитать добрую старину новым духом и сделать ее наглядной для современников». К сожалению, в определении исследователя эти его мысли отражения не нашли21.

Теоретическое обоснование необходимости разграничения литературной и народной сказки встречается у В. Берендзона. Правда, термины эти он не употребляет, но понятия, используемые ученым, идентичны им. Он пишет: «Литература и народное творчество, несмотря на все соприкосновения и влияния — две совершенно различных формы, так как создаются в двух разделенных между собой мирах»22 (разрядка наша. — Л. Б.). Для Эрлахера олицетворением обоих миров, как указывалось выше, являются Гримм и Андерсен. Но и этот ученый не формулирует определение литературной сказки, а намечает лишь два ее признака: знание личности сказочника и особый, присущий ему стиль. Эрлахер подчеркивает, что в литературной сказке, как в любом художественном произведении, наибольший интерес представляет его мысль, его идея23. Об индивидуальности литературной сказки, отразившей творческую личность немецких романтиков, пишут Г. Люкке24 и М. Й. Йелле. Йелле рассматривает литературную сказку как развивающийся, независимый от народной сказки, жанр. Это — «…сказка, стиль которой отчетливо показывает своеобразие ее автора, а содержание отличает индивидуального человека, в то время как народная сказка и примыкающая к ней детская имеют объективный стиль и содержание; причем они едва ли в состоянии обнаружить автора. Литературная сказка по своей природе, как и роман и новелла, приспосабливается к господствующим в данный момент литературным течениям»25. Для Г. Парр, отделяющей литературную сказку («Kunstmärchen») от народной (по традиции — «Märchen»), первая не есть традиционная сказка ранних немецких романтиков-классиков: Тика, Гофмана и др., а более поздних, начиная с 1870 г. (П. Хейзе, Г. Зудерманна, Р. Фолькманна-Леандера и др.). Отличие их сказки от народной Парр видит в возросшем возрастном критерии. «Если братья Гримм, — пишет она, — понимали переданную по традиции сокровищницу сказки как „Детские и семейные сказки“ и поддерживали тем самым стремление найти ее главный жанр в „Детской сказке“, то романтическая литературная сказка — преимущественно сказка для взрослых»26.

Примерно тот же круг авторов, только еще более расширенный за счет так называемой немецкой неоромантической литературной сказки (Р. Хух, Г. фон Гофмансталь и др.), включает в свое исследование Э. Прёпстль. Она избегает понятия «литературная сказка», заменив его термином «неоромантическое сказочное творчество». Сказки неоромантиков эта исследовательница считает личным творчеством27. Более традиционна в этом плане Г. Диппель, которая разделяет в какой-то мере взгляды немецких ученых начала XX в. на литературную сказку. Для нее это также романтическая сказка Тика, Гофмана и др., которую исследовательница называет «новеллистической» («Novellenmärchen»). Диппель формулирует и определение романтической сказки, которая, по ее мнению, соединяет чудо и действительность. Она сравнивает немецкие романтические сказки с народными. (Одна из глав книги называется: «Чудесное в новеллистической сказке в отличие от народной».) Сравнение ведется главным образом по линии восприятия чудесного. И что важно — привлекаются тексты братьев Гримм (в частности, сравниваются волшебные превращения у Гофмана с превращениями в записанных этими учеными сказках «Йоринде и Йорингель», «Семь воронов» и т. д.). На основании подобного анализа исследовательница приходит к важному выводу: если у героя народной сказки внутренний мир отсутствует, то герой сказки романтической (для Диппель — это синоним литературной) «человек с высокой духовной дифференциацией»28. Г. Мудрак также видит в литературной сказке произведение «определенной поэтической личности» и считает важным установить, что же понимают сами авторы под литературной сказкой. Этот вопрос, как полагает исследовательница, невозможно решить, не исходя из народной сказки, с которой литературную связывает лишь нереальность происходящих событий. Основной чертой литературной сказки Мудрак поэтому и считает происшествия, лежащие по другую сторону действительности. Более точного определения, по мысли исследовательницы, дать нельзя. Она указывает на конкретные источники литературных сказок Тика и Брентано — рейнские народные сказки и предания. Но, фиксируя изменения, внесенные писателями, Мудрак не говорит об их причинах, т. е. не принимает во внимание авторское мировоззрение в литературной сказке. Расширив список ее авторов в своей книге, исследовательница одновременно суживает его. Она игнорирует оригинальные литературные сказки, не связанные, по ее мнению, с народной традицией, в частности сказки Гофмана29.

Сравнение немецкой литературной сказки с народной помогло выявить некоторые конкретные признаки, отделяющие оба жанра друг от друга. Поэтому нельзя согласиться с М. Тальман, которая считает, что метод сравнения — бесплодный30.

Большое значение для понимания основ литературной сказки имеют труды Люти, по стопам которого идут многие западногерманские и австрийские ученые. Постепенно оттачивая свои формулировки, Люти в работах 1940–1960-х годов пытается, с одной стороны, выделить общие черты народной и литературной сказки. С другой стороны, он всячески расчленяет понятия «народная» и «литературная» сказка. Ученый видит разницу между народной и литературной сказкой в следующем: «Внутренняя необходимость чудесного, независимая от какого-либо поэта или рассказчика, четко отличает народную сказку и народное предание от так называемой литературной сказки, которая сочиняется сознательным, свободно творящим художественным разумом и еще не приспособилась к сверхиндивидуальным потребностям, ожиданиям и навыкам рассказывания путем передачи из уст в уста»31 (разрядка наша. — Л. Б.). Люти, как нам кажется, преуменьшает здесь роль чудесного, роль вымысла в литературной сказке, который и для нее, как и для народной, имеет большое значение. Вместе с тем ученый несколько противоречит самому себе, так как общей чертой обоих жанров считает именно фантастическое. Люти сформулировал и некоторые признаки литературной сказки: «…литературную сказку причисляют к индивидуальной литературе, созданной отдельными писателями и точно зафиксированной… Слово „литературная сказка“ — это не оценочное понятие, оно обозначает не только художественные достижения высокого ранга, но и простые порождения фантазии, которой нравится заставлять действовать, говорить и летать цветы, животных и мебель»32. Существенным в его словах представляется не только высказывавшееся и ранее мнение о литературной сказке как сказке «личной», индивидуальной. Важно здесь указание на связь литературной сказки с индивидуальной фантазией автора. Ученый подразделяет также сказки на близкие к народным и свободно сочиненные. Взгляды Люти на литературную сказку развивает Обенауэр. Его внимание также привлекает отражение в ней индивидуального мировоззрения писателя. Исследователь пишет, что фантазия европейских народных сказок и сказок братьев Гримм отличается от «лично обусловленной, сказочной фантазии новейших писателей, которая без более точного знания мира мыслей и верований этих писателей, без знания тогдашней „истории духа“ не может быть в достаточной степени истолкована и интерпретирована»33. И. Шнебергер указывает на две существенные черты литературной сказки, уже отмеченные ее предшественниками: I — стиль этой сказки выявляет «своеобразие ее автора», а содержание характеризует его «индивидуальность»; II — литературная сказка — «носитель мировоззрения и эстетики своего времени»34.

Особенно резко подчеркивают терминологическое и понятийное различие между литературной и народной сказкой австрийские ученые, находящиеся под сильным влиянием Люти. Так, например, Р. Бамбергер в одном из своих выступлений уточняет, о каком жанре пойдет речь: о народной сказке и о народном предании. И более того: о европейской народной сказке и о европейском народном предании35. В других случаях Бамбергер говорит о литературной сказке. О. Кропач, заостряющий внимание на проблемах литературной сказки (главным образом современной), формулирует довольно однозначное и неоригинальное определение литературной сказки, «автор которой известен». Однако, по его мнению, не так важно само определение, как отграничение литературной сказки от других родственных ей жанров. Особенно от народной. Потому что первая в значительной степени зависима от второй. «Она даже пытается, особенно со времен Гриммов, следовать за ней до полного сходства»36.

Упоминание братьев Гримм у Кропача и явное сближение здесь литературной сказки с народной не случайны. В настоящее время взгляд на сказку братьев Гримм меняется. Ее перестают рассматривать только как народную. В 1950-х годах отдельные исследователи, изучавшие сказки братьев Гримм, пришли к четкому выводу, который уже давно назревал, а именно: сказка братьев Гримм, возможно, ближе к литературной, чем к народной. Фактически вывод этот, по нашему мнению, уже давно проявился в том, что под словом «сказка» подразумевалось произведение и народное и литературное, что имя братьев Гримм ставили рядом с именем Андерсена. Негласным выражением мысли о том, что сказки братьев Гримм не так далеко отстоят от литературной, послужила также издательская деятельность отдельных ученых37.

Попытка объяснить отсутствие дифференциации жанров, их смешение встречается у Э. Даля, который пишет: «Привыкли к тому, что книга имеет авторское имя…»38. (Примерно тех же взглядов придерживается В. П. Аникин: «Привычка представлять себе творческий акт в пределах мировоззрения и психики отдельного индивидуума, как это бывает в профессиональном творчестве, всегда являлась общетеоретической основой отождествления фольклора и литературы»39.) Возможно даже, что вопрос этот считали само собой разумеющимся. Так, Люкке — на что не обращали внимание исследователи — еще в 1933 г. писал об обработке устной народной сказки у братьев Гримм, в особенности у Вильгельма, «который не останавливался перед изменением содержания, добавлениями и расширениями сказки»40. Обенауэр еще решительнее переносил сказку немецких фольклористов в иную категорию, когда заявлял, что сказки эти — «также литературные, хотя особого рода». И далее развивал свою мысль: «Все „Детские и семейные сказки“ благодаря обработкам В. Гримма более или менее стилизованы; тем самым они превратились из народных сказок в сказки литературные, даже если необычайно отличаются от литературных сказок Гете, Новалиса или Брентано». Отличие же гриммовских сказок от сказок немецких романтиков Обенауэр видел в том, что они являются «выражением хорошо известной нам авторской личности»41. Примерно таких же взглядов придерживается Бамбергер, для которого сказки братьев Гримм скорее всего литературные. «Спящая красавица», по Бамбергеру, «одна из самых прекрасных в литературном отношении гриммовских сказок»; многие из сказок, которым Вильгельм Гримм придал совершенную форму, «утрачивают какую-то часть своей первоначальной подлинности и разговорный характер»42. Ближе всех к сути дела подошла, пожалуй, К. Федершпиль, в диссертации которой содержится важная мысль об «олитературивании» («Literarisierung») народной сказки («Volksmärchen»). Эту последнюю австрийская исследовательница отличает от «детской сказки» («Kindermärchen») братьев Гримм (Йелле объединяет народную и детскую сказку, противопоставляя их литературной). Под «детской сказкой» Федершпиль, очевидно, подразумевает не сказку литературную, а скорее всего — литературную запись сказки народной, т. е. как бы следующую за народной сказкой ступень — сказку промежуточную, среднюю стадию между народной и литературной сказкой. Федершпиль пытается провести некоторое сравнение между народной и детской сказкой (фиксированной фольклористами; ее мы условно называем «промежуточной»). В первой «герой» приходит в соприкосновение с иным миром, он выдерживает испытание и достигает счастья. В детской сказке центр тяжести также — испытание; но оно означает здесь «положиться на самого себя, довериться собственным силам…». Вместо волшебного аппарата народной сказки у братьев Гримм «выступает собственная сила человека. Чудесное сохраняется как элемент детской сказки и насыщает детскую потребность в игре невероятным»43. Хотя работа Федершпиль в своем роде новаторская, в ней есть и существенный недостаток. Показывая путь от народной сказки к «детской» и даже сравнивая их, исследовательница не восстанавливает первоначальную устную форму этой сказки, с которой можно было бы сравнить ее более поздние обработки. Доказательства Федершпиль строятся в основном на предположениях, а выводы могут относиться и к литературной сказке, вытекая из сравнения ее со сказкой промежуточной. Тем не менее точка зрения Федершпиль — новая и еще не ставшая основополагающей в научной литературе44, где сказки братьев Гримм как бы по инерции продолжают считать народными. Между тем это — записи народных сказок, сказка промежуточная, путь к сказке литературной.

Сочетание элементов действительности с фантастикой — неотъемлемая черта литературной сказки. «Я вполне понимаю, — писал В. И. Ленин, — что детям свойственно любить красивые сказки… Во всякой сказке есть элементы действительности: если бы вы детям преподнесли сказку, где петух и кошка не разговаривают на человеческом языке, они не стали бы ею интересоваться»45.

Существенным признаком литературной сказки является ее социальность, извечная борьба добра и зла, правды и неправды, справедливости и несправедливости; борьба, которая всегда кончается победой и торжеством добрых, честных и справедливых сил. И это также роднит литературную сказку с народной.

Общность признаков обоих жанров — причина того, что народная сказка хорошо приспособлена к обработке в литературную. Но отграничить народную сказку от литературной трудно, так как историк литературы чаще всего имеет дело не с конкретной устной народной сказкой, а с ее записью. Поэтому литературную сказку следует отделять от фиксированной народной, от сказки промежуточной. Эта сказка — уже (как мы установили на материале анализа записей крупнейших ученых-фольклористов Скандинавии) иное явление по сравнению с устной народной сказкой. Она обращается к другой, более обширной аудитории, ко всем грамотным, в том числе и к детям; существует (за редкими исключениями) на литературном языке, а не на диалекте; как правило, более пространна, так как ее не надо запоминать; отражает личность собирателей, их социальное мировоззрение; филологическую подготовку, художественные вкусы. В работе этих ученых содержится элемент сознательного отбора наиболее интересных образцовых текстов. Промежуточная сказка — явление двойственное. С одной стороны — это фольклорный, даже этнографический документ, с другой — порождение письменной литературы, первая ступень проникновения в нее народной сказки. Рассмотрение и анализ промежуточной сказки позволяет частично реконструировать преломленную в ней устную традицию, а также изучить различные пути литературной обработки сказок от самых первых ее шагов до самого высокого из уровней.

Литературная сказка — авторское, художественное, прозаическое или поэтическое произведение, основанное либо на фольклорных источниках, либо сугубо оригинальное; произведение преимущественно фантастическое, волшебное, рисующее чудесные приключения вымышленных или традиционных сказочных героев и, в некоторых случаях, ориентированное на детей; произведение, в котором волшебство, чудо играет роль сюжетообразующего фактора, служит отправной точкой характеристики персонажей.

Литературная сказка часто прямо или опосредованно связана с фольклорными источниками; поэтому большое значение приобретает проблема взаимосвязи между ними, проблема того, как литературная сказка, опираясь на народную и одновременно отталкиваясь от нее, утверждает свою особенность. Однако поскольку литературная сказка — сказка своего времени, определение ее не может быть универсальным, так как содержание и направление такой сказки постоянно варьируется даже в рамках творчества одного и того же писателя. Кроме того, литературная сказка меняет и свою стилистическую оболочку, свой почерк. Каждая историческая эпоха, каждое литературное направление рождает новую художественную форму. Свидетельством постоянного развития и непрекращающейся жизни литературной сказки служит появление в наше время самых разнообразных произведений сказочного жанра. Их называют «фантастическая книга», «фантастическая повесть», «фантастический рассказ», «современная литературная сказка» и т. д. И снова возникает вопрос, как соотносится современная литературная сказка, с одной стороны, с классической, а с другой — с народной. Поэтому приходится согласиться с замечанием Люти о том, что «последнее слово об отношении художественного творчества и народной сказки до сих пор еще не сказано и, вероятно, будет сказано еще не так скоро»46.

Примечания