«Смерть — момент, когда герой переходит в мир славы, ибо только со смертью он достигает завершенности и только слава останется после него. Но в этом «только» — все: слава — главная ценность в героической этике».
А. Я. Гуревич1
Анализируя германскую «Песнь о Нибелунгах» и древнескандинавскую поэтическую «Эдду», я ставлю своей целью обнаружить в эпосе отражение общественных отношений и сосредотачиваю свое внимание на ситуациях конфликта, в которых, при одновременном существовании нескольких типов сплачивающих связей, выявляются доминирующие и менее значимые узы солидарности.
Среди персонажей эпических сказаний о Вёльсунгах и Нибелунгах образ Гудрун-Кримхильды привлекает особое внимание большинства исследователей. Она вступает в действие нежной юной девушкой, не проявляющей особенной жизненной инициативы. Она хороша собой, но ее красота, этот прекрасный атрибут, не представляет собой ничего из ряда вон выходящего. Однако в более зрелом возрасте в цикле о Вёльсунгах Гудрун скармливает мужу своих сыновей, а в «Песни о Нибелунгах» Кримхильда добивается смерти братьев и собственноручно обезглавливает родного дядю. Такое развитие характера эпической героини заинтриговывает и вызывает множество вопросов, а потому — и множество интерпретаций. Сошла ли она с ума или просто изначально была жестокой? Была ли месть в «Песни о Нибелунгах» и в самом деле местью за Убийство ее первого мужа, или поступки Кримхильды были вызваны желанием завладеть сокровищем? Можно ли восхищаться ее поступками? Можно ли вообще отыскать в ее действиях какую-либо логику?
В изучении образа Гудрун центральной темой выступает приготовление ею трапезы из мяса собственных детей. Некоторые исследователи отказываются признать этот эпизод исконно скандинавским мотивом считая его слишком жестоким и чужеродным скандинавскому сознанию. Источник этого мотива усматривают в греческой мифологии. Так, в космогонических мифах Хронос пожирает своих сыновей. Тантал, дабы испытать мудрость богов, подает им обед, приготовленный из мяса собственного сына Пелопса. Потомок Тантала, Атрей в борьбе за царскую власть со своим братом Фиестом угощает того кушаньем из мяса его сыновей. Жена Терея Прокна и ее сестра Филомела готовят Терею трапезу из плоти сына Терея и Прокны и таким образом мстят Терею за насилие над золовкой.
Атреева трапеза считается наиболее вероятным источником для цикла о Вёльсунгах. Ян де Фрис2 отмечает это в своих комментариях к «Гренландской Песни об Атли», утверждая, что мотив подобной жестокости не характерен для эддической поэзии. В то же время он делает оговорку насчет трудности доказательства греческого влияния на древнескандинавскую героическую поэзию. У. Дронке не отрицает возможности того, что описание трапезы, приготовленной Прокной Терею, послужило источником для «Гренландской Песни об Атли» и даже предлагает объяснение того, как этот мотив перекочевал на Север. Начиная с VI в. (так у автора — Сост.) бургунды привечали галло-римлян в качестве королевских советников, поэтов и епископов, поэтому «влияние классических традиций на германский эпос не может вызывать удивления3. Г. Кун отвергает идею о греческом влиянии и предполагает, что в данном случае в скандинавском героическом эпосе перед нами хорошо известный фольклорный сказочный мотив съеденного сердца, das Herunaere4. Другие исследователи и вовсе не видят причин сомневаться в скандинавском происхождении этих каннибалистических эпизодов: «Убийство и поедание детей наглядно демонстрирует дух викингского барокко», — пишет Г. Шнайдер5.
Но не только этот мотив подвергся тщательному рассмотрению исследователями. Деяния и личность Гудрун-Кримхильды вообще вызвали множество комментариев. Как считает Р. Г. Финч, ее смерть «представляется подобающим итогом каждой из ее ролей [т. е. Гудрун и Кримхильды], ибо в обеих ролях… ее поведение чудовищно»6. У. Дронке сосредотачивает внимание не столько на поступке Гудрун, сколько на ее затаенной, подавленной скорби: «За ужасающим поступком следуют слова любовной гордости и нежности. Налицо сравнение того, что было, с тем, что есть. Если бы не эта человечность скорби, история «Гренландской Песни об Атли» была бы тошнотворной в своей жестокости, …ужасающий поступок становится трагичным только благодаря сопровождающей его скорби»7.
А М. Ларсен полон восхищения: «Жестокость показана безжалостной, симпатия — на стороне своевольного и сильного. Личности в «Гренландской Песни об Атли» героичны… все развивается трагически и вызывает у нас восхищение».
Когда исследователи фокусируют свое внимание на родственных связях эпических героев, их интерпретации, как правило, лучше согласуются друг с другом. Дабы унизить Атли как отца и короля. Гудрун «приносит в жертву плоть от плоти своей во имя Мести», — говорит У. Дронке8. М. Ларсен противопоставляет силу родственных связей слабости брачных уз: «Несомненно, Гудрун, в ее умонастроении, способна предупредить своих братьев об опасности и отомстить за них после свершившейся катастрофы. Для нее они — ее родичи, а не убийцы Сигурда»9.
В своей книге о Брюнхильде Т. М. Андерссон пишет, что, за исключением действий Брюнхильды, «…в поступках всех остальных героев отражаются не характеры, но этика социума. Гудрун мстит за своих братьев, Кримхильда мстит за своего мужа»10.
М. И. Стеблин-Каменский в своих «Валькириях и героях» определяет Гудрун как «героическую мстительницу»: «…Никто не может мстить собственным братьям! Но, что примечательно. Гудрун достигает высот трагического героизма в мщении за своих братьев. Ибо чем больших жертв требует месть, тем она героичнее. Месть Гудрун за братьев, несомненно, представлялась непревзойденным героическим деянием»11.
Хотя у Кримхильды было двое сыновей, один от Зигфрида, другой от Этцеля, «Песнь о Нибелунгах» не придает особого значения ее взаимоотношениям с сыновьями. Это обстоятельство вызвало недоумение некоторых исследователей. В. Хоффман и Б. Нагель пишут: «Поистине очевидно, что материнство Кримхильды остается чисто биологическим фактом: никакие узы близости не связывают ее с сыном от Зигфрида»12. X. де Боор возражает: «Кримхильда не выступает в роли матери потому, что поэту не требовалось изображать ее в такой роли»13.
В исследованиях образа Кримхильды центральную роль часто играет тема сокровища. Вновь и вновь обсуждается вопрос о том, что побуждало Кримхильду к действию, желание завладеть сокровищем или стремление отомстить за Зигфрида, и какой из двух мотивов древнее. Р. Г. Финч полагает, что первоначально Кримхильдой руководила алчность, и лишь позднее возникает тема мести. «Заманчива мысль, что сформировавшийся в позднем средневековье интерес к проявлениям любви и страсти, который получил столь заметное выражение в немецкой литературе с конца XII в., был если не достаточной причиной для выступления Кримхильды в этой новой роли, то, по крайней мере, одной из причин, создавших новый момент — желание отомстить убийцам ее теперь обожаемого мужа», — пишет он14. В. Шредер подчиняет тему сокровища идее мести, усматривая важность «золота Рейна» не в богатстве, а в его символической ценности для Кримхильды. Следовательно, как постоянно подчеркивает Шредер, мотив сокровища неотделим от мотива мести.
Важная тема, занимающая исследователей, — честь. X. де Боор пишет, что стремление Кримхильды к овладению сокровищем — это скорее вопрос чести, нежели алчности15, — чести, пользующейся правовой защитой. Когда Хаген лишил Кримхильду сокровища, а ее братья не вмешались, это было преступлением закона и означало потерю чести. Неприкрытое воровство отняло у нее собственность, и ее ближайшие родственники — единственные, кто мог восстановить ее честь, — позволили этому случиться16. Положение усугубляется еще и тем, что брат Кримхильды Гунтер — король, а значит, гарант права. Стремление отомстить за мужа является в то же время попыткой восстановить свою поруганную честь, и эта двойная цель превращает Кримхильду в «идеальную мстительницу, чьи действия приводят к ужаснейшим последствиям»17. Ж. Фурке соглашается с мнением X. де Воора, считая наиболее трагичным отсутствие справедливости по отношению к жестоко оскорбленной женщине, которая из-за этого теряет право на уважение, утрачивает честь18.
Число исследований, посвященных личности Кримхильды, очень велико. Ограничимся упоминанием лишь некоторых из них. Х. Кун утверждает, что автор «Песни о Нибелунгах» считал месть за Зигфрида не только правом, но и долгом Кримхильды. Впрочем, в своем мщении она зашла слишком далеко: «Дьявол вдохновлял ее, и она сама превратилась в дьявола, стала «бесчеловечной сестрой», «нелюдью» и «дьяволом». Еще более заостряет это определение В. Хоффман, который находит, что к моменту финальной стычки с Хагеном эта некогда любящая девушка и жена превратилась в «бесчеловечного врага, не похожего на женщину»19. В противоположность Хоффману, Ф. Дрегер истолковывает финальную словесную перебранку и последовавшее за ней обезглавливание Хагена как эпизод, более всего подчеркивающий именно женскую природу героини20.
Как явствует из этого краткого обзора литературы, толкования образа Гудрун-Кримхильды на редкость многообразны. Гудрун в глазах исследователей — чудовище: трагическая героиня или героическая мстительница. побуждаемая скорее долгом и необходимостью, нежели любовью; наконец, это героиня, вызывающая восхищение. Кримхильда — никудышная мать, алчная, дьяволица, не женщина, даже не человек. Но она также — трагическая героиня, утратившая мужа и честь, примерная мстительница.
Т. М. Андерссон усматривает в действиях обеих, и Гудрун, и Кримхильды, отражение этики социума. Он не развивает эту мысль, поскольку ему важно лишь подчеркнуть уникальность характера Брюнхильды, по его утверждению, поставившей себя вне рамок нормативной этики. В этом контексте его восприятие Гудрун и Кримхильды негативно: они не преступают кодекс социума. Я не могу согласиться с тем, что Брюнхильда в этом отношении отличается от остальных, но акцент на связи между поступками и современной им общественной этикой очень важен.
Образ Гудрун, возникающий при сопоставлении песней, составляющих Эдду, нельзя назвать цельным и недвусмысленным.
В «Отрывке Песни о Сигурде» и в «Первой Песни о Гудрун» Гудрун проклинает Гуннара, когда погибает Сигурд. Во «Второй Песни о Гудрун» она желает смерти Хёгни, а в «Краткой Песни о Сигурде» Брюнхильда предсказывает, что Гудрун простит своим братьям все совершенное против нее. В «Первой Песни о Гудрун» Гудрун так раздавлена горем, что даже не может плакать, несмотря на то, что много знатных женщин собрались помочь ей оплакать мужа. Только когда Гулльранд сдернула покров с лица Сигурда и приказала Гудрун поцеловать его, та обрела способность выразить свою скорбь. В «Краткой Песни о Сигурде» Гудрун начинает плакать сразу, а во «Второй Песни о Гудрун» она заплакала, впервые услышав о смерти Сигурда, но не пролила и слезинки во время последующих бдений, сидя во дворе подле того, что волки оставили от тела Сигурда, и желая собственной скорой смерти.
Относительно второго брака Гудрун «Краткая Песнь о Сигурде» сообщает, что она не горела желанием выйти замуж за Атли; из «Убийства Нифлунгов» явствует, что она согласилась на это не раньше, чем выпила напиток забвения. Во «Второй Песни о Гудрун» говорится, что Гримхильд, матери Гудрун, пришлось прибегнуть к угрозам и посулам, чтобы заставить ее выпить напиток забвения и выйти замуж за Атли. Брак оказался неудачным. Напротив, в «Третьей Песни о Гудрун» Гудрун беспокоится, почему печален Атли, и побуждает его чаще приходить к ней на ложе — и это после того как Атли убил ее братьев! — и, кажется, Атли тоже не безразличен к ней. Из «Гренландской Песни об Атли» также следует, что этот брак был счастливым во всех отношениях. Но «Гренландские Речи Атли» вновь описывают несчастный брак непрерывно ссорящихся Гудрун и Атли, отравляющих друг другу жизнь взаимными попреками. «Подстрекательство Гудрун» тоже сообщает о неудачном браке.
Даже относительно мести Гудрун есть разногласия. «Убийство Нифлунгов» рассказывает, что Гудрун молила своих сыновей уговорить отца пощадить жизнь ее братьев, но дети ей отказали. В «Гренландской Песни об Атли» Гудрун безуспешно предупреждает своих братьев и остается в зале во время битвы и их убийства. Героиня убивает своих сыновей и скармливает их Атли. Открыв ему правду, она убивает и его и раздает золото Атли всем присутствующим, перед тем как поджечь дом и погубить всех в огне.
«Гренландские Речи Атли» представляют историю иначе. Не сумев предупредить братьев заранее и отговорить их и Атли от битвы. Гудрун присоединяется к сражающимся и ожесточенно бьется. Она открывает Атли. что он пожрал сердца своих сыновей, и позднее убивает его с помощью племянника, сына Хёгни.
«Гренландская Песнь об Атли» — одна из старейших эддических песней, восходящая, быть может, к до-викингским временам, по крайней мере, к периоду не позднее второй половины IX в. «Гренландские Речи Атли» приблизительно на триста лет моложе: они датируются концом XII в. «Песнь об Атли» и «Речи Атли» описывают тот же ряд событий, начиная с прибытия гонца Атли в пиршественную залу Гьюкунгов и кончая тем, что Гудрун жаждет смерти после того, как она убила Атли. Вместе с тем, оба эти повествования очень разнятся по объему и по языку. По-разному разработаны душераздирающие подробности, различны описания брака Гудрун и Атли, роль Гудрун в сражении: различен социальный статус тех, кто затронут ее мщением и т.д.
Но, хотя эти повествования расходятся в деталях, в своей основной структуре они сходны и представляют скорее вариации одной и той же базовой структуры, нежели трансформации таковой, влекущие за собой структурные изменения основополагающих отношений между персонажами.
В этом смысле показательна история о том, как было вырезано сердце Хёгни. В «Гренландской Песни об Атли» Атли приказывает вырезать сердце Хёгни с тем, чтобы заставить Гуннара признаться, где спрятано сокровище. Атли надеется, что Гуннар захочет спасти свою жизнь, однако Гуннар одерживает верх над Атли, ибо после смерти Хёгни он — единственный, кто знает, где находится сокровище.
В «Гренландских Речах Атли» этот эпизод никак не связан с сокровищем. Не обогащение является целью Атли: он стремится как можно сильнее ранить чувства Гудрун. Этот эпизод — часть ожесточенной супружеской войны. Но для нас наиболее важно то, что здесь и речи нет о структурных изменениях в сюжете и во взаимоотношениях героев.
Другие примеры: в одном случае Гудрун принимает активное участие в битве, во втором она пассивно остается в стороне. Или еще: в одном повествовании Гудрун мстит в одиночку, причем месть затрагивает не только ее сыновей и мужа: она уничтожает весь клан, людей и богатства Атли; в другом Гудрун убивает сыновей и с помощью племянника убивает своего мужа, но не его родственников или людей.
Перечисляя внутренние расхождения и вариации в рамках корпуса преданий о Вёльсунгах в «Старшей (Поэтической) Эдде», я стремилась показать, что, хотя в них есть и другие, даже большие различия (так, личность Гудрун радикально изменяется от «Песни» к «Речам»), они не затрагивают основной структуры изображения, а именно: в конфликтных ситуациях наиболее значимыми оказываются связи кровного родства. В этом отношении трансформаций не происходит.
Сказанное не умаляет значимости различий, о которых шла речь выше. Однако в том, что касается межличностных отношений и отношений между личностью и институтами, гетерогенные предания о Вёльсунгах «Старшей Эдды» представляют собой гомогенное целое, которое может быть противопоставлено «Песни о Нибелунгах». Такой подход дает возможность увидеть две внутренне связанные традиции изображения, несмотря на вариации в поведении, действиях и мотивах действующих лиц и безотносительно к возрасту различных героических эддических песней. Не всякие различия значимы. Должны быть найдены такие различия, которые трансформировали бы систему согласованных отношений между людьми в совершенно иную структуру.
У А. Я. Гуревича есть блестящее и детальное сравнение тех мотивов «Гренландской Песни об Атли» и «Гренландских Речей Атли», которые касаются образа Гуннара21. Мы же сконцентрируем свое внимание на Гудрун, сестре Гуннара.
В обществе эпохи эпических преданий цель брака не ограничивалась узаконением любви двух индивидов. Брак был договором, объединявшим не только двух отдельных людей, но и две родственные группы, а также привязывавшим потомство к определенному роду, что обеспечивало детям социальное признание. Такие функции брака отодвигают вопрос о наличии любви между супругами на второй план. Во времена Гудрун-Кримхильды связанные с браком обязательства представляются более важными, чем личные чувства.
Заключив брак с Атли, Гудрун принимает на себя обязательство быть верной и лояльной по отношению к нему и рожать ему детей. Таков ее долг, и она честно исполняет его — как в преданиях, описывающих ее брак счастливым, так и в тех, где он представлен неудачным. Поэтому Гудрун не теряется в поисках ответа, когда Атли взывает к этому долгу в «Гренландских Речах Атли».
Супружеская солидарность Гудрун навсегда осталась бы непоколебимой, если бы однажды не возникло еще более сильное требование кровной солидарности. Завязка и «Песни об Атли», и «Речей Атли» основывается на двойственной роли Гудрун. Она совмещает роли сестры Нифлунгов и жены Атли, но только до тех пор, пока — в «Речах» — не присоединяется к братьям в сражении, и — в «Песни» — не признается, что убила детей, рожденных ею от Атли, и устроила ему трапезу из их мяса. С этих пор она только сестра.
Поскольку в древней Скандинавии брак был договором, связывавшим двух индивидов и две родственные группы, родственные взаимоотношения между Гудрун и Атли, а также между Атли и братьями Гудрун можно назвать договорными. Убив своих договорных родственников, Атли посягнул на патрилинейную родовую группу Гудрун. Месть Гудрун наносит удар по самым основам отношений солидарности, связывающих Атли с его родом. В «Гренландских Речах Атли» она присоединяется к братьям, убивает одного из людей Атли. отрубает ступню брату Атли и в конце концов, угощает мужа плотью их детей. В «Гренландской Песни об Атли» она сначала убивает сыновей, раздает золото Атли. убивает его самого и, наконец, устраивает пожар, в котором гибнут родственники и челядь Атли. Описание ее действий доказывает, что в этом мире отношения родства по договору уступают отношениям кровного родства. Убийство ею собственных детей обнаруживает, что среди родственников по крови именно патрилинейные связи образуют сильнейшие узы солидарности. Материнский статус Гудрун отступает перед тем, что ее сыновья принадлежат к самой сокровенной части патрилинейной группы Атли. Поэтому в глазах Гудрун убийство мальчиков оказывается наиболее очевидным и действенным средством отомстить за своих братьев. Она унижает Атли как отца и как короля. В эпических сказаниях поступки Гудрун выглядят как логическое следствие действий Атли. И убийство детей — тоже логичное действие. Мое мнение о том, что в ситуациях столкновения обязательств интересы патрилинейной родственной группы должны доминировать, подкрепляется тем, что в «Речах Атли» и в «Саге о Вёльсунгах» в осуществление мести вовлечен племянник Гудрун, сын ее брата Хёгни.
Неизбежная обязанность мстить за братьев — обязанность столь важная, что она перевешивает все личные привязанности и эмоции, — источник трагических событий, отраженных в преданиях. Социальное и этическое устройство мира, в котором живет Гудрун, таково, что у нее не остается другого выхода, кроме убийства своих сыновей.
По сравнению со скандинавским циклом о Вёльсунгах, характерной чертой германской «Песни о Нибелунгах» является уменьшение значимости кровного родства по сравнению с договорными отношениями. Здесь в ситуациях конфликта солидарность между супругами оказывается сильнее солидарности между братьями и сестрой. Отношения между сеньором и вассалом, являющиеся договорными, также оказываются сильнее родственных отношений между теми же людьми. Большинство могущественных вассалов, окружающих германца Гунтера, — его родственники, но брачные узы, а также связь вассала с господином, представляются более весомыми, чем узы родства.
Отношения родства все же немаловажны в «Песни о Нибелунгах». В случаях, когда подчеркиваются тесные отношения между людьми, часто употребляются такие слова, как «друг» (friund), «дядя» (oheim), «свояк» (mag), «брат» (bruder). Но в конфликтных ситуациях человек выбирает, на чью сторону встать, в соответствии с договорными связями, и замыслы против чьих-то союзников направлены не на родичей недруга, а на его договорных партнеров.
Кримхильда остается в Вормсе после гибели Зигфрида, несмотря на то, что она знает о причастности своих братьев к его убийству. Зигмунд, отец Зигфрида, уговаривает ее вернуться вместе с ним в Ксантен, его королевство, но Кримхильда отказывается. Несмотря на скорбь и явное желание отомстить за мужа, она, на этой ранней стадии грядущей трагедии, предпочитает остаться со своей патрилинейной родственной группой в качестве вдовы, но не стать правящей королевой в стране ее погибшего мужа, его семьи и ее собственного сына. Сына она доверяет его деду Зигмунду, т. е. сын остается со своей патрилинейной семьей, а мать — со своей. В состоянии скорби Кримхильда нуждается в любви своей матери и братьев. Таким образом, родственные отношения в мире «Песни о Нибелунгах» также представляют огромную важность, но только в тех случаях, когда это касается частных вопросов.
В «Гренландской Песни об Атли» и в «Гренландских Речах Атли» то, что Гудрун убила своих сыновей, давало важный ключ к пониманию основополагающих отношений солидарности. В реакции Кримхильды на события и в ее выборе отношений солидарности — ключ к пониманию того, какой тип сплачивающих уз значим для мира «Песни о Нибелунгах». У Кримхильды двое сыновей, один от Зигфрида и один от Этцеля, но меньше всего она предстает матерью, и сыновья не играют заметной роли в «Песни о Нибелунгах». Окружающие заставляют Кримхильду выступить в ролях сестры, жены и врага.
Патрилинейные связи между индивидами были основой формирования групп солидарности в «Песни об Атли» и в «Речах Атли». В «Песни о Нибелунгах» договорные связи являются базой социальной организации; они и побеждают в ситуациях столкновения обязательств. Драматические события последней части «Песни о Нибелунгах» иллюстрируют этот тезис.
Убийство Зигфрида в шестнадцатой авентюре приводит к ужасным событиям тридцать первой — тридцать девятой авентюр. Гудрун горько скорбит по поводу убийства Сигурда ее братьями, проклинает их, но не предпринимает ничего, чтобы отомстить им. Гибель Зигфрида рождает скорбь и у Кримхильды: она погружается в мысли о мщении. Из страха возмездия Хаген лишает ее сокровища Нибелунгов, которое могло бы послужить ей средством приобретения союзников. Позднее, по тем же соображениям, Хаген пытается предотвратить ее брак с могущественным королем Этцелем, но терпит неудачу. В обществе эпохи складывания цикла о Вёльсунгах опасения Хагена невообразимы. Здесь, что бы ни случилось, Гудрун останется верной сестрой. В противовес этому, в «Песни о Нибелунгах» страх Хагена предполагает вероятность мести Кримхильды своим собственным родичам. В данном случае солидарность жены и мужа весомее преданности кровнородственной группе. Здесь проявляют свою силу узы договорных отношений, и яркий пример тому — не только единение Кримхильды с Зигфридом, но и позиция Хагена, дяди Кримхильды. Хаген — вассал высшего ранга среди подданных Гунтера: его политическая значимость и влияние при дворе на деле могли даже превосходить возможности Гунтера. Для него главный долг в жизни — защита королевской семьи. Когда его родная племянница Кримхильда оскорбляет Брюнхильду, супругу Гунтера, его господина, Хаген немедленно наносит Кримхильде тяжелый удар. Он убивает Зигфрида. Его преданность королеве одерживает верх над его родственными чувствами по отношению к племяннице.
Часть «Песни о Нибелунгах», в которой обнаруживается перекличка с «Гренландской Песнью об Атли» и «Гренландскими Речами Атли», начинается с двадцать третьей авентюры. Кримхильда уже несколько лет замужем за Этцелем и живет в стране гуннов. Она предлагает Этцелю пригласить ее вормсскую родню посетить их. Король с радостью соглашается. Кримхильда тайно наставляет посланцев добиться, чтобы Хаген был в числе гостей. Осуществление ее мести, начинающееся в тридцать первой авентюре, направлено против Хагена, ее дяди по отцу. Но так же, как в «Песни об Атли» и в «Речах Атли», месть не ограничивается убийством непосредственного обидчика. Она нацелена на поражение основных связей солидарности противника, и это представляется самым сильным ударом из всех возможных. Кримхильда убеждает Блёделя, брата Этцеля. организовать убийство девяти тысяч слуг, сопровождающих ее семейство, направляющееся к ней в страну гуннов, и в этой связи она отзывается о своих родственниках как о врагах.
Для того, чтобы отомстить Хагену, человеку, связанному с ней кровнородственными отношениями, Кримхильда пользуется помощью Блёделя, человека, связанного с ней договорными, здесь — родственными узами. Актом мести является убийство пажей, которые в этом качестве связаны со своими господами договорными политическими отношениями. Подобно тому, как убийство Зигфрида было оскорблением, нанесенным Кримхильде, убийство слуг стало оскорблением, нанесенным ее братьям, и прежде всего — Хагену. В жертву были избраны не они сами, а их отношения солидарности.
Мстителям удалось убить девять тысяч слуг и двенадцать рыцарей. В живых остался только Данкварт. Он идет в пиршественный зал и извещает о случившемся Хагена. Хаген поднимает брошенную перчатку, и вновь удар наносится не действительному виновнику (в данном случае Кримхильде). Хаген обезглавливает вначале Ортлиба, сына Кримхильды и Этцеля, затем наставника ребенка и, наконец, нападает на посланца, принесшего бургундам приглашение. Поддержанный другими вассалами бургундов и тремя братьями Кримхильды, Хаген устраивает резню, поражая всех присутствующих на пиру. Этцель был совершенно безвинен и ничего не знал о заговоре против бургундов. Но поскольку Этцель женат на Кримхильде, он становится одной из жертв мести Хагена за убитых слуг. Хаген стремится как можно сильнее уязвить Кримхильду и для выполнения этого замысла направляет удар против наиболее важного для нее круга людей, связанных с нею узами солидарности. Этот круг составляют ее родственники по Этцелю. Он ее муж и в то же время король, что возводит ее в ранг королевы. Родственные и политические группы солидарности Кримхильды связаны с Этцелем, и Кримхильда использует эти узы солидарности в борьбе против своих кровных родственников и их людей. Только Гунтер и Хаген выходят живыми из ожесточенной битвы. Желая заставить Хагена открыть, где спрятано сокровище Нибелунгов, Кримхильда приказывает обезглавить Гунтера, но, подобно Атли в «Гренландской Песни об Атли», она оказывается обманутой и не узнает о сокровище ничего.
Прежде чем Кримхильда отрубает голову Хагену, они вступают в финальный диалог, и здесь бросается в глаза полное отсутствие родственной терминологии, которую они когда-то использовали в общении друг с другом. Он величает ее королевой и говорит о ее братьях, т. е. о своих племянниках как о своих господах. Договорные родственные и политические отношения явно главенствуют над кровнородственными связями. Чтобы отомстить за своих братьев, Гудрун убила своих сыновей и мужа. Чтобы отомстить за мужа, Кримхильда устроила убийство своих братьев и их людей. Какой из этих поступков более героичен или более чудовищен, решать бессмысленно и малоинтересно. Любопытно то, что изменившиеся социальные условия породили изменение реакций и трансформировали связи солидарности в рамках одних и тех же событий. С этой точки зрения реакции Гудрун и Кримхильды находятся в структурном соответствии друг с другом. Значимые факторы остались неизменными. Обеим героиням приходится делать выбор между разными узами солидарности, в зависимости от того, какие из них являются наиболее важными для них самих и для общества в целом. В обоих случаях выбор падал на те связи, которые доминировали в социальной организации данного общества в ситуации столкновения обязательств. Выбор был оплачен дорогой ценой, но позволил избежать опасности утратить честь.
В этических установках обществ, породивших скандинавскую и средневековую германскую традиции, понятие чести занимает весьма важное место. Кодекс чести подразумевает как личную честь индивида, так и честь, определяющуюся его положением в обществе. В «Гренландских Речах Атли» Атли просит Гудрун устроить ему подобающие похороны. Он апеллирует к ее доброте, но также, ссылаясь на свою честь, говорит, что того требует их общий высокий статус и положение супругов; их личные чувства друг к другу не имеют значения. Честь индивида, так же, как и значимость социального статуса, воплощается в договорных обязательствах и побуждает вассала сохранять верность своему господину даже ценой собственной жизни. Честь — существенный элемент всяких отношений солидарности. Пренебрежение своими обязательствами со стороны тех, кто вовлечен в отношения солидарности, ведет к потере чести, а значит, к социальной смерти человека. Как в цикле о Вёльсунгах, так и в «Песни о Нибелунгах» забота о чести, связанной с отношениями солидарности, с неизбежностью ведет к катастрофе, поскольку ни один из героев, участвующих в событиях, не может уклониться от требований этики своего общества: это грозит гибелью ему как социальному существу.
В своем выборе герои скандинавского и германского эпоса располагают разными возможностями. В их социуме все находится на своем месте и все справедливо. Но их выбор различен, он соответствует основополагающим отношениям в контексте социальных норм того времени.
* Это великая честь — внести свой вклад в сборник, подготовленный к юбилею А. Я. Гуревича. Его «археология сознания» человека средневековья и его постоянный акцент на том, что для понимания общества изучение его институтов должно быть неразрывно связано с изучением системы ценностей этого общества, позволили медиевистам лучше осознать особенности ценностных ориентации и миропонимания средневекового человека — Э. В.
1 Gurevich A. J. Historical Anthropology of the Middle Ages. Cambridge, 1992. P. 123.
2 Vries J. de. Altnordische Literaturgeschichte. Bd. 1. В., 1941. S. 49–50.
3 Dronke U. (ed., transl.). The Poetic Edda. Vol. 1. Oxford, 1969. P. 70.
4 Kuhn H. Über nordische und deutsche zenenrewgie in der Nibelungendichtung // Festschrift zum 70. Geburtstag von Felix Genzmer. Heidelberg. 1992. S. 302.
5 Schneider H. Deutsche Heldensage. Bd. 32. В., 1964. S. 29.
6 Finch R. G. (ed). The Saga of Volsungs. L., 1965. P. XXXI.
7 Dronke U. Op. cit. P. 20.
8 Ibid. P. 16, 28.
9 Larsen M. (ed). Den aeldre edda og Eddica Minora. Vol. 2. Kobenhavn, 1946 S. 26.
10 Andersson T. M. The Legend of Brynhild. lthaca; London, 1980. P. 244.
11 Steblin-Kamenskij M. I. Valkyries and Heroes. // Arkiv for Nordisk Filologi. 1982. Vol. 86.
12 Nagel B. Das Nibelungenlied. Stoff, Form, Ethos. Frankfurt a. M., 1970. S. 201.
13 Boor H. de (Hg). Das Nibelungenlied. Nach der Ausgabe von Karl Bartsch. Wiesbaden, 1972. S. XX.
14 Finch R. G. Op. cit. P. XX.
15 Boor H. de. Op. cit. S. IX.
16 Ibid. S. IX, XI, XX.
17 Ibid. S. XX.
18 Fourquet J. Betrachtungen űber das Nibelungenlied // Rupp H. (Hg). Nibelungenlied und Kudrun. Darmstadt, 1976. S. 307.
19 Hoffmann W. Das Nibelungenlied. Interpretationen. Munchen, 1974. S. 73.
20 Draeger, F. Das germanische Heldenlied. B., 1961. S. 27.
21 Gurevich A. Op. cit. P. 126.
Перевод с английского Е. М. Леменевой
Источник: Другие средние века. К 75-летию А. Я. Гуревича. / Сост. И. В. Дубровский, С. В. Оболенская, М. Ю. Парамонова. — М.-СПб.: Университетская книга, 1999. — с. 67–78.
OCR: Галина Бедненко