Случается такое чудо,
Когда — откуда-ни возьми —
Приходят люди ниоткуда,
Что вечно были не людьми.
Они тебя заставят вспомнить,
Кем, где ты был и что ты знал.
Ты вспомнишь и священный холод,
И сказку девяти начал.
Так эта истина не тает
И тянет сквозь эпохи нить.
О вы, кто эту тайну знает!
Вам возвращенное хранить.
Очертанием в тумане
Здесь открыты в дом мой двери
С перекрестка-трехдорожья.
Ветру здесь не знать покоя…
Он родился здесь случайно,
Как и я — мы тем похожи.
Коль ты с ним не осторожен,
Ветер в клочья разрывает
Человеческие судьбы.
Ветер здесь молчать не может,
Ветер говорит ветвями:
Как услышишь — так и будет.
Кровь невинная, святая
По веленью темной силы
Пролилась здесь принужденно,
И порвалась золотая
Света нить, и тем открыла
Перекресток, злом рожденный.
Три дороги, нет четвертой,
Точно как пути не будет
Тем, кто роет яму ближним.
Стал четвертым здесь не ветер:
Обнаружил перекресток
Человек, рожденный лишним.
…Так написано в архивах
Черновой библиотеки,
Что случайно сжег Всевышний.
Все кончаются дороги
Тех, кто темен, а не светел,
Кто не верит в возрожденье.
Кому слава, кому дроги,
Кому пламя, кому пепел,
Кому вечное забвенье.
Ветер с вечностью играет,
Кто кого, но в результате
Ветру в небе нет покоя.
Он один в огне сгорает,
Из него же возрождаясь.
Зло сокрыто в том иное.
Вышел лишний на дорогу,
Зря раскинул лишний руки —
Замолчал навеки ветер.
Не расскажут больше боги,
Кто предатель, кто поможет,
Больше ветер не ответит.
Ветер знал огонь и тайну,
Что хранит в нем жизнь иную,
Но огонь песка не знает.
Время сыплет не случайно
Из песка да пепла струи,
Это истина простая.
Тайна вечности сокрыта
В безразличии. Безмолвной
Тишиной сокрыто место.
Что закрыто, то убито.
Что прошло, то не воротишь.
Кто сгорел — тот не воскреснет.
Времени вняв скольжению,
Город укрыли льды.
Небо льёт отражение
В зеркало из воды.
К Йолю темнеет скоро.
Лёд хрупкий сине-бел.
В тонких прочти узорах
Все, что узнать хотел.
Где-то ветра волнуются,
Где-то метет метель…
Ночью по темным улицам
Ходит нагая Хель.
Ты под привычной маской
Прячешь свое лицо.
Лед вместо снежной сказки
Город сковал в кольцо.
Время дождями пятится —
Сколько, в конце концов?
В ночь по ненастью катится
Йольское колесо.
Есть вещи, о которых мне говорить нельзя, о них не стоит спорить — опасная стезя, поэтому сижу я и нитки мну в руке, кручу-верчу, держу я слова на языке. Ведь вас — мильоны, тыщи, а я на вас одна, а в душу ветер свищет из зимнего окна, когда пишу вам судьбы, забывши про свою. Да, вы не обессудьте — я так вас и пою. Я вам сплетаю сети из счастья и любви, и я за вас в ответе, ты счастье лишь лови, храни его и пестуй, трепи за хохолок, привет — и снова вместе, ну кто б подумать мог? Никто бы не подумал, откуда нити те, а то, как автор умер слезами на листе — то он за кадром спрячет, за нитками в руке.
Слова у норны плачут зимой на языке.
А дождик каплет и ночь сырая, ей быть сегодня длинней на треть. А ты молчишь и стоишь у края. Тебе позволено умереть. Им там, наверное, безразлично. Поют — «Ты, детка, уходишь в Навь. Да, ты их сможешь увидеть лично. Да, через Лету добраться вплавь. Ведь ты же сильная, ты хотела и ты посмела разрезать нить. Послушай, это — всего лишь тело, хотела ж раньше его сменить? Какого, нафиг, тебе Харона? Ведь ты такая себе сейдкона! <…>»
Там в общем биться-то бесполезно об стены, сетуя и скорбя. Одно мне только сказали — «если спасла весь мир — так спасай себя». Пока жива, стой-смотри с балкона — обычный людь и такому рад, а ты такая себе сейдкона, балкон — площадка, почти квадрат, там солнце пятится коромыслом, проходит за полчаса дугу, раз-два — с другой стороны зависло, и тут же прячет себя в снегу, и ночь спускается с диким свистом, и ловишь ветер, как будто свет.
Ты слишком много узнала истин.
Теперь пойми же, что истин — нет.
Солнце сокрыто,
Мир замирает.
Скоро укроется
Ледяной коркой.
Птицы летают,
Чем поживиться?
Синие тучи
Снов тяжелее.
Ветер резвится
Свистом, но только
Ветры не сдуют
Память и знанье.
Верные помнят.
О, мы всего лишь
Холода зерна,
Холода зерна.
Там, где я есть и там где я была,
Есть у меня два крыла.
Хоть там льют кровь по сто раз на дню,
Я те две сказки храню.
Через долины, холмы и века
Мне моя доля легка.
Там, у священной зимы на краю,
Снова стою и пою.
* * *
Тихо, в предрассветной мгле
Боги ходят по земле.
Песни древние поют,
Из колодца воду пьют.
Дрогнет тонкая струна —
Звонкий свет. Луна полна.
Город спит. Уснул, как кот.
Нитью снов плетется год.
Спит трава и спит асфальт.
Спят бандура, скрипка, альт.
Флейту взял пресветлый бог.
Перекресток. Пыль дорог.
* * *
Я от кого-то жду ответа,
Что вниз ушел к совсем другим.
А здесь проходит мимо лето,
Воспоминаний сладок дым.
…Я помню, как они приходят,
Как манят, путают и водят,
И так за ним хожу-брожу,
Ищу, следов не нахожу.
Он струны дергает — чуть-чуть,
Вперед указывает путь.
И, улыбнувшись, говорит —
«Я бог. Но многими забыт».
Но мне теперь запрещено
Сказать вам, в чем его вино.
Я локоны его вплету
В стихи и ветер на мосту.
* * *
Я знаю этих бесов
В лицо, в лицо,
Что ловят, если честно,
В кольцо, кольцо.
И манят за дорогу
Вперед, вперед,
Взлететь из-за порога —
И в лёт, и в лёд.
А ты, малыш, не смейся,
Иди, иди.
Коль в путь пойдешь без сердца —
Здесь нет пути.
* * *
Я им давно принадлежу,
И в мир смотрю я их глазами.
Иных путей не нахожу.
Зачем — вы догадайтесь сами.
Я по поверхности скольжу
И знаю, что случится с вами.
Но вам об этом не скажу.
Ведь мир сплетается словами.
* * *
Мой вызов не низок и не высок —
Сбежать, отражать — поле, небо, лесок.
И, прячась в ветвях, с их узором сроднясь,
Распутать нить света, понять эту вязь.
Над миром оману раскинет луна…
Источник уснет. Дрогнет тень полотна.
Работа моя не трудна, не легка.
Я в сети сплетаю года и века.
* * *
Где дорога моя — у ручья,
И наверх, и немного куда-то еще.
Где заветная сказка моя?
Все, что было до этого — было не в счет.
Я иду по краю и пою,
Я дороге пою и ручью,
Кто-то знает все песни мои наизусть.
Я от них не уйду — ну и пусть.
высокий вызов
не может быть простым.
кто тебе сказал, что он может быть простым?
ты идешь
вперед
что-то рассыпается в дым
что-то рассыпается в прах
что-то расступается
перед тобой.
кто тебе сказал, что дорога имеет конец?
кто сказал, что никто не дойдет?
все просто.
ты идешь,
туда
куда знаешь
что нужно идти.
но тебя мир сбивает с пути
чтобы показать
истинность твоего намерения.
ты
разрывая нити свои, не видишь того, что за ними
а за ними сплетается имя
и кто-то ведет тебя за руку
в лес
и звезды над нами, и страх твой исчез
так преступают
круга конец
дальше
новая жизнь
Я наблюдаю счастье.
Смотрю, из чего сплетено.
Так в недосказанность страсти
Вливают из меда вино.
Так следят и в молчанку
Играют, не смея сказать.
Так лучом спозаранку
Свет осеняет кровать.
Так плетут свои косы,
Которые ОН расплетет.
Так забывают вопросы,
Когда ответы не в счет.
Так дрожат мои пальцы,
Боясь испортить узор.
Вытки счастье на пяльцах.
Я помню все до сих пор.
* * *
Я вижу в вас тех, кто за вами стоит,
Пускай даже вы и другие на вид.
Но так же прекрасны вы, как они,
Собой продлевая им годы и дни.
* * *
Просто я четвертая.
Чья-то строчка стертая.
Облако летучее
Над вечерней кручею.
Песни те не слушай ты.
Эти образы пусты.
Только ветер сизый знает
Суть касанья красоты.
Генри Аддисон
По-английски
Так лениво потягивает виски.
Леди Лэри
По-хаотски
Думает о высоком и плотском.
Мои старые
Персонажи
Наступают из черновиков.
Я не знала,
Что думать даже,
Если к этому не готов.
Но я знаю теперь,
Кем я стану,
Когда мир растворится в дым.
Я писать вас
Не перестану —
Это дело станет моим.
Буду я потом
Чей-то, кем-то,
Песни петь о ком и о чём.
А пока поиграй на флейте
Ты для той, что стоит за плечом.
Там, где уснули уже соловьи
В тени серебра ночей,
Где возвышает тайны свои
Ясень из трех лучей,
Там на краю безымянной земли
Кто-то поет ничей.
* * *
Розовые ленты
На деревьях
Выгорают,
Становятся белыми.
И оставляют
Метки, следы
На растущих деревьях,
На теле зеленом.
Так же и ты
На мне след оставил.
На этом месте
Я повяжу
Красную ленту.
* * *
Мы с востока пришли на север,
Из едкой пыли в лихие леса.
Вы искали себе спасения —
Зазвучали в лесу голоса.
Недовольные нами всеми,
Люди пробуют нас обмануть.
Только это не любит север.
Каждый должен пройти свой путь.
Каждый раз
Когда ты говоришь об эльфах
Они тебя слышат.
Они не едят яблоки, детка, а птицы склевали пшено.
Я все же ужасно, ужасно редко выглядываю в свое окно.
Но я помню все, я все, детка, помню, поверь — я его не звала.
Но он такой — появляется метко, случайно, из-за угла.
А что если он то унесет, что я посчитаю лишним, не в счет, оставив на память внезапный свой автопортрет?
А если мне кто-то ответит «нет», и не услышит слов из души, в другую сторону можно спешить, ведь сказки и так хороши.
Нет, детка, я не нарушила клятв, я просто, путь свой запутав опять, сама не пойму, где дорога моя и где нить.
На кухне в кастрюльке варится глинт. Я вижу во сне странный свой лабиринт.
Но трое все помнят о том, что хочу я забыть.
Не носите чужие шкурки,
Не просите чужие судьбы.
Пусть дотлеют, сгорят окурки,
Пусть чужого в судьбе не будет.
Оно сладкое даже как бы —
«Берегла для тебя, ждала так
Время лучшее — да не стало».
Только этот удел не сладок.
Не носите чужие вещи,
Не завидуйте, душу скрючив.
По велению трех дев вещих
Каждый только свое получит.
Зная то — где уж смерть подступает,
Зная где — кровь еще горяча,
Тому сами не рады, что знают —
Но сейдконы умеют — молчать.
Да к чему же им это уменье?
Ведь хотелось прожить — так как все,
Только с детства помечены тенью,
Духи ждут их в лесополосе.
Так, неся в себе звездное небо,
И храня в себе ветер и тьму,
Чуют мир — тот что был и что не был.
И никто не поймет, почему.
И ушел он — петляя, украдкой, звякнув связкой ключей.
Это вы на него, люди, падки. А так он ничей.
И на месте сидит он так редко, что его ты не жди.
Его страшная ядова клетка ждет еще впереди.
А он сам — из огня и уловок; тоже щурит глаза.
Он хитер, изворотлив и ловок, как плетется лоза.
Где другие и с места не слезли — там он мчит во всю прыть.
А заглянешь к нему в гости если — есть всегда прикурить.
Вы построили сказку из ветра
И немого огня.
Для кого-то подходит и это,
Но не для меня.
Там где ветер оттачивал камень,
Вдаль откроется вид.
Только это уже между нами.
Камень тайну хранит.
Пускай еще туманно неизвестно,
Поступок мой полезен был иль вреден,
Хоть сложно разобраться, если честно,
Но имя приведет меня к победе.
А что если
Все твои духи —
Все, кого ты позвал и забыл,
Все, кого помнил лишь десять минут, —
Все еще живы?
Что если все твои песни
Врезались в память
Усталой планеты?
Что если их несут
На волнах ветры?
Что если та музыка
Вписана наживо в ткань мирозданья?
Что если они
Все тебя помнят?…
О, что же тогда?…
Ты стоишь. Ты где-то — в центре мира.
Там, где раньше бы не мог представить.
Прошлое убив, приносишь виру.
Дикая Охота это — память.
Ты стоишь. И спутаны сюжеты,
Те, что власть имеют не над всеми.
Ворон, ворон пролетает где-то.
Дикая Охота это — время.
Ты стоишь. Над полем веет ветер.
Духи пляшут, шорох листьев слышен.
В небе черный всадник незаметен
Тем, кто этим небом еще дышит.
Дикую Охоту — обойди,
И следы, как провода, запутай.
Где другого нет у нас пути,
Там не сомневайся ни минуту.
Пепел сказок чьих-то не вдыхай,
Собери из хвороста кострище.
Твой октябрь претворится в май.
Ночь пройдет. И воздух станет чище.
Там, где смолчит одна и другая,
Там, где метели вьются без края,
Там, где и третья не говорит,
Хижина есть, невзрачна на вид.
Там, за горами, горят огни.
Ночью сюда не ходят одни.
Даже владыка в синем плаще —
Рядом никто не ходит вообще.
И в доме этом, там, на окне,
Свечка напомнит вам об огне.
Рыжий, несносный в этом дому
Спит по ночам. И цел потому —
Еще не время… Камня стена
Нам сохранила ткань его сна.
Я захожу неслышно — чуть шум —
Это твой сон. Тебя в нем спрошу.
Рыжий, куда мне? — Есть два пути.
Можно из них по любому идти.
Первый — путь Тейваз: меч, кровь и пот.
Можно же сделать все наоборот.
Есть и путь Лагуз — льется вода,
Себе пути отыщет всегда.
В хитрости честность есть тоже своя:
Так изливается жизнь из ручья.
Рыжий, послушай! Не подошел
Мне первый путь. Что сделать еще?
А по второму как течь, как идти?
Он, улыбаясь, ответил — лети.
Так летит монета и падает
Во второй уж раз на ребро,
Так решают: не надо — надо ли,
А идут — куда понесло,
В мире, в хитрый узел завязанном,
Так обман священный плетут,
Неподвластны чьим-то приказам,
Так бывают и там и тут,
Так в ушко проходят игольное
И врагов видали в гробу,
Слово-искра — точно двуствольное,
Так играют с миром, судьбу
Насмешив нелепыми танцами…
Так становятся — локианцами.
Солнце состоит из света, звона и больших лучей.
Без вопросов, без ответов. Свет — один, прямой, ничей.
Солнце катится по небу, солнце — песнь небесных лир.
Солнце — соулу и гебо. Солнце — жизнь, и солнце — мир.
Я давно наигралась в войну.
Я у снов своих детских в плену.
Мои сказки зовут меня в путь.
Только я им не верю чуть-чуть.
Не из тех я, кому нипочем.
Но выходит кто-то с мечом,
И меня куда-то ведет.
Клятвы старые станут не в счет.
Солнце катит кругом, и — на тебе —
В круг вперед выходят три матери.
И из них останется след
Во мне каждой. Родится рассвет.
Я его в себе пронесу.
Я о нем спою песню в лесу.
На ненужной миру войне
Они будут Словом во мне.
Здесь у каждого своя акколада,
Здесь в начале все кричат — «нет, не надо»,
Но чуть позже отдаются теченью,
Открываются Его проявленью.
А они стоят за мной, прикрывают
Полотно мое — от края до края,
На котором — драгоценны бесспорно —
Золотые письмена на пречерном.
Ты хранишь Асгард в ладонях своих,
Осторожно, тихо, никто не слышит.
Ветер-звон ночей в волосах затих,
Хоть и был порывист, напорист, лих,
И луна светла, и сегодня выше.
Из себя и слова родить живых,
Как рождали те, кто до нас хранили.
Мы почти из древних, иль молодых,
Нам как будто дали тогда под дых,
И теперь мы ищем узоры в пыли.
Так идут по миру — ты видел их.
Так же странствует где-то отец их Один.
Каждый, кто причастен — немного псих,
И неистов, и ищет всегда своих,
Но найдя других, все равно — свободен.