Одного человека звали Торд Борода1. Он занял всю землю в Лагуне к северу от Ледниковой Реки и до Лагунной Пустоши2 и прожил на хуторе Двор десять лет. А когда он узнал, что столбы его почетного сиденья3 пристали к берегу в Глинистом Заливе под пустошью4, он продал свою землю Ульвльоту Лагману5, который высадился в Лагуне. Ульвльот был сыном Торы дочери Кетиля Хёрда-Кари. Кетиль был сыном Аслака Кари Бобра сына Уннара Орлиный Рог6. Незадолго до того, как Ульвльот достиг своего шестидесятилетия, он уехал в Норвегию и пробыл там три зимы. Они с Торлейвом Умным, братом его матери, составили тогда законы, которые потом стали называть Законами Ульвльота7. А когда он возвратился в Исландию, был учрежден альтинг8, и с тех пор у всех людей здесь в стране одни законы.
В начале языческих законов говорилось, что никто не должен выходить в море на кораблях с драконьими головами. Те же, кто так делали, должны были снимать драконьи головы со штевней прежде, чем завидят землю, и не приближаться к берегу с разинутыми глотками и разверзшими пасти мордами, которые могли напугать духов страны9. В каждом главном капище на алтаре должно было лежать кольцо весом не меньше чем в два эйрира10. Это кольцо каждый годи11 обязан был носить на руке на всех сходках, которые он проводил, и окрашивать его кровью жертвенного быка, которого он должен был заклать сам. Каждый, у кого была надобность принимать участие в судебном разбирательстве, должен был прежде принести присягу на этом кольце12 и призвать себе в свидетели не меньше двух человек.
— Я призываю вас в свидетели того, — должен был он сказать, — что я приношу присягу на этом кольце, как этого требует закон. Да помогут мне теперь Фрейр, и Ньёрд, и всемогущий ас13, дабы я вел эту тяжбу, либо защиту, либо приводил доказательства, либо выносил вердикт, либо принимал решение по совести, по правде и по закону и выполнил все то, что мне полагается по закону выполнить на этом тинге14.
Страна была тогда поделена на четверти, и было установлено, что в каждой четверти должно быть по три тинга и по три главных капища в каждом округе15. Хранителями капищ избирали самых достойных людей, которые отличались мудростью и справедливостью. Они должны были назначать судей на тингах и вести тяжбы. Поэтому их называли годи. А еще каждый человек обязан был платить подать капищу16, подобно тому как теперь люди платят церковную десятину.
Первый, кто поселился в Капище, был Бёдвар Белый из Вёрса17 в Норвегии, он построил там двор и стал годи. Он был отцом Торстейна, отца Халля с Побережья18.
Торир Верзила занял землю в Крестовом Заливе к северу от Китового Фьорда19. От него ведут свой род люди из Крестового Залива.
Одного человека, который жил в Крестовом Заливе, звали Торкель. Он был сыном Гейтира. Это был человек недюжинный и отважный и считался большим храбрецом. Он не был женат, когда произошли эти события. Сестра его, которую звали Оддню20, выросла вместе с ним, она была красавица, каких мало, и большая мастерица. Однако же у нее был недостаток: она была немой от рождения. Брат и сестра очень любили друг друга.
У Торкеля был раб по имени Фрейстейн, родом чужеземец. Он отличался от других рабов тем, что не был безобразным и злобным, напротив, это был человек доброжелательный и покладистый, и весьма пригожий с виду. Поэтому его прозвали Фрейстейн Красавец21.
Жил человек по имени Крум. Он жил в Крумовой Роще. Этот двор теперь заброшен. Крум был сыном Вемунда, сына Асбьёрна, сына Крума Старого. Крум Старый перебрался в Исландию из Вёрса. Он занял всю землю на Козлином Мысу от Крачкового Мыса до самого моря, включая Красивый Остров и прочие острова, что лежат перед фьордом и по другую сторону от Крачкового Мыса22. Жену Крума Младшего звали Торгунна, она была дочерью Торстейна, сына Ветурлиди, сына Асбьёрна, родовитого человека с Выпасного Двора, он был сыном Олава Длинная Шея, сына Бьёрна Китовый Бок23. Торгунна была женщина умная и многознающая, и ее не слишком любили. Она была некрасива и сведуща в колдовстве, нрав имела неуживчивый и властный. Крум был человек небогатый. Между супругами была большая разница в возрасте. Торгунна была уже немолода, когда приключилась эта история. По слухам, у них не было детей.
Жил человек по имени Стюркар, он был сыном Эйндриди. Эйндриди был сыном Хрейдара. Хрейдар и Асбьёрн, отец Железного Скегги из Ирьяра24, были братья. Сестрой их была Алов, она была замужем за Клюппом херсиром, который убил конунга Сигурда Слюну25. Их братом был Эрлинг, богатый херсир26 из Хёрдаланда.
У Эрлинга был сын по имени Ивар, это был самый красивый человек из всех, кто вырос в Хёрдаланде. Поэтому его прозвали Ивар Луч27. Он был искуснейшим человеком во всем и таким заносчивым, что мало кто смог бы сравниться с ним в речах или поступках. Он долго не женился, оттого что нигде не находил для себя подходящей партии. Он проводил много времени у своего родича Стюркара в Гимсаре в Трандхейме. Этот Стюркар был отцом Эйнара Брюхотряса28. А еще некоторые люди говорят, что Эйндриди, отец Стюркара, и Асбьёрн, отец Эйндриди Широкостопого, были братьями29. Родичи Стюркар и Ивар издавна были очень привязаны друг к другу. Ивар часто ездил по торговым делам в Англию и Данию.
Однажды летом он отправился в торговую поездку в Исландию. Он привел свой корабль в Залив Гаути в Восточных Фьордах30. Торкель сын Гейтира поехал к кораблю и пригласил к себе кормчего и столько человек из его команды, сколько тот пожелает захватить с собою. Ивар поблагодарил бонда и ответил, что принимает его приглашение. Ивар поехал в Крестовый Залив с пятнадцатью спутниками и остался там на зиму. Ивар был большой весельчак и отличался щедростью.
Как-то раз Торкель пошел побеседовать с Оддню, своей сестрой, и сказал ей, что к ним приехал хозяин корабля.
— Я хочу, сестра, — говорит он, — чтобы ты прислуживала ему этой зимой, потому что у других людей хватает работы.
Оддню вырезала руны на палочке31, так как она не могла говорить. Торкель взял палочку и посмотрел, что там. Там было сказано:
— Не хотелось бы мне прислуживать этому кормчему. Что-то подсказывает мне, что, если я стану служить Ивару, быть беде.
Торкеля очень рассердил отказ Оддню, а когда она увидала это, то поднялась, вошла в горницу и принялась прислуживать Ивару, и так продолжалось всю зиму. А спустя некоторое время люди стали замечать, что Оддню ходит тяжелая, и когда Торкель тоже увидел это, он спрашивает у Оддню, как обстоит дело, и не ждет ли она ребенка, и от кого она понесла.
Тогда Оддню опять вырезала руны, и в них говорилось вот что:
— Ивар не нашел лучшей благодарности за то, что ты принял его на зиму, чем наградить меня ребенком, которого я ношу.
После этого она залилась слезами, а Торкель ушел.
И вот проходит зима, а когда наступает весна, Ивар снаряжает свой корабль в Заливе Гаути, а когда все приготовления были закончены, Ивар и его люди собираются уехать из Крестового Залива.
Торкель отправляется в дорогу вместе с Иваром, и когда они проехали часть пути, обращается к нему с такими словами:
— Как ты намерен поступить с ребенком, которого ты прижил с моей сестрой Оддню, Ивар, и собираешься ли ты покончить это дело по чести и жениться на ней? Я готов дать за ней такое приданое, какое ты сочтешь достойным.
Ивар пришел в большое негодование и ответил:
— В недобрый час отправился бы я в Исландию, если бы мне пришлось жениться на твоей немой сестре. Я мог подыскать себе куда более благородную и родовитую жену дома, в Хёрдаланде, да и где угодно в Норвегии. И тебе не следует возлагать на меня вину за ребенка, которого твоя сестра нагуляла с твоими рабами. Сказав такое, ты нанес мне большое оскорбление.
Торкель отвечает:
— Раз ты отказываешься признать ребенка Оддню и поносишь нас обоих, ты за это заплатишь. Ни от кого еще мне не приходилось сносить подобных оскорблений!
Тут Ивар ударил Торкеля мечом. Удар пришелся по ноге, и рана была очень велика. Торкель выхватил меч и хотел ударить Ивара, однако тот припустил коня, так что удар пришелся по конскому копыту и отхватил его. Ивар спрыгнул с коня и побежал за своими спутниками, а Торкель поехал домой в Крестовый Залив.
На другой день Торкель собирает людей и едет в Залив Гаути, а с ним три десятка человек. Однако когда он прибыл туда, Ивар убрал сходни. Ветер дул с берега, так что они вышли в открытое море и нигде не останавливались, пока не приплыли в Норвегию. Там он поехал к себе домой в Хёрдаланд и сидел спокойно в своей усадьбе.
Торкель уехал к себе в Крестовый Залив и был очень недоволен тем, как обстояли дела, поскольку ему никогда не приходилось сносить большего бесчестья.
В середине лета или немного позднее Оддню родила ребенка. Это был мальчик, да такой большой, что люди сочли, что им не доводилось видать более крупного младенца. Торкелю сказали, что его сестра разрешилась от бремени ребенком, отцом которого был Ивар Луч. И когда Торкель услыхал об этом, он пришел в ярость и распорядился, чтобы ребенка вынесли. В те времена был закон, позволявший беднякам выносить детей32, если они того хотели, хотя это и считалось дурным делом. Торкель велел позвать Фрейстейна, своего раба, и приказал ему убить мальчика, однако тот отказывался, покуда Торкель не пригрозил ему.
Гейтир, отец Торкеля, гостил тогда у Торкеля, своего сына. Он возражал против того, чтобы мальчика вынесли, и говорил, что у него предчувствие, что мальчик этот, если только выживет, будет не из слабых.
Торкель был в таком гневе, что не желал ничего слышать, и настаивал на том, чтобы мальчика вынесли.
И вот Фрейстейн с большой неохотой пришел к Оддню, взял мальчика и отправился с ним в лес. Он завернул младенца в ткань и положил ему в рот кусочек копченой грудинки. Потом он соорудил под корнями дерева надежное укрытие, положил в него ребенка и устроил получше и только тогда ушел. После этого он воротился домой и сказал хозяину, что позаботился о ребенке. Хозяин был очень доволен, и некоторое время все было спокойно.
Теперь надо рассказать о том, что вскоре после этого Крум бонд отправился в свой лес по дрова. Он услыхал детский плач, пошел на него и нашел мальчика крупного и пригожего. Рядом лежал кусочек свинины, который, как ему показалось, выпал у ребенка изо рта, отчего он, должно быть, и принялся кричать. До Крума дошел слух о том, что в Крестовом Заливе вынесли ребенка и что Торкель очень на этом настаивал, и Крум решил, что это наверняка он и есть. И хотя они с Торкелем были большие друзья, он счел, что было бы неразумно оставлять умирать такого крепкого ребенка, которого, похоже, ждут великие свершения, и что это было бы немалым злом, а потому он поднял его и отнес к себе домой, никому ничего не сказав об этом. Ребенок был найден спустя два дня после того, как его вынесли.
Крум дал мальчику имя и назвал его Торстейном. Он сказал, что это его сын, на этот счет у них с Торгунной было полное согласие. И вот Торстейн растет там, и Торгунна воспитывает его с любовью и обучает его многим премудростям. Торстейн стал рослым, сильным и сноровистым во всяких играх. Он был настолько силен, что когда ему минуло семь лет, ему уже было впору тягаться со взрослыми мужами, даже с теми из них, кто отличался своею мощью.
Однажды Торстейн пришел по своему обыкновению в Крестовый Залив. Он подошел к горнице. Гейтир, отец хозяина, сидел на поперечной скамье и бормотал себе что-то под нос. А когда мальчик переступал порог, он бежал бегом, как это обычно делают дети, и упал на пол. Гейтир увидал это и расхохотался, а Оддню, увидев мальчика, разрыдалась.
Мальчик подходит к Гейтиру и говорит:
— Что это тебя так рассмешило, когда я упал?
Гейтир отвечает:
— А то, что, если хочешь знать правду, я увидал кое-что такое, чего не видел ты.
— И что это было? — сказал Торстейн.
— Что ж, я скажу тебе. Когда ты входил в горницу, за тобой увязался белый медвежонок33 и вбежал первым. Да только завидев меня, он остановился, а ты бежал следом за медвежонком и упал на него. Сдается мне, что ты не сын Крума и Торгунны, но происходишь из более знатного рода.
Мальчик уселся рядом с Гейтиром и они принялись беседовать, а когда наступил вечер, Торстейн сказал, что ему пора домой.
Гейтир просил его приходить почаще, — «потому что, сдается мне, у тебя тут могут найтись родичи».
А когда мальчик вышел, к нему подошла Оддню и дала Торстейну только что сшитую одежду. После этого он ушел домой. Теперь он стал частенько наведываться в Крестовый Залив. Торкель не больно его жаловал, но все же считал, что мальчик отличается и ростом, и силой. Гейтир сказал Торкелю, своему сыну, что этот Торстейн, думается ему, был сыном Оддню и Ивара Луча и из него будет толк.
Торкель ответил, что не может этого отрицать:
— Нам следует дознаться до правды.
На другой день Торкель посылает за Крумом, Торгунной и Торстейном, а когда они приходят, Торкель принимается расспрашивать их, как появился Торстейн. Тогда супруги во всем сознались. Фрейстейн тоже поведал свою историю, и в их рассказах все совпало. Торкель решил теперь, что все сложилось как нельзя лучше, и поблагодарил Фрейстейна за то, что тот сделал.
Теперь Торстейн узнал, кто его родня. Он перебирается в Крестовый Залив, и Торкель обращается с ним очень хорошо.
Рассказывается, что однажды осенью, когда люди собирались отправиться в горы, Торкель попросил своего родича Торстейна пойти с ними. Тот согласился. Ему было тогда десять лет. Фрейстейн предложил составить ему компанию. И вот они идут проторенными дорогами и находят множество овец, а на обратном пути приходят в глубокую долину. Они были только вдвоем, Торстейн и Фрейстейн. Тут стемнело. Они увидали там большой курган.
— Я намерен заночевать здесь, — говорит Торстейн, — а ты, Фрейстейн, должен бодрствовать этой ночью, и не вздумай будить меня, как бы я себя ни вел во сне, потому что, сдается мне, для меня это может много значить.
Фрейстейн согласился. Затем Торстейн уснул, а позднее ночью он стал вести себя очень беспокойно и сильно метался во сне34, сотрясаясь с головы до пят. Так продолжалось вплоть до наступления дня. Фрейстейн не знал, как ему быть: следует ли ему разбудить Торстейна или нет, поскольку чем дальше, тем тревожнее тот становился.
А когда рассвело, Торстейн проснулся весь в поту и сказал:
— Ты честно бодрствовал, Фрейстейн, и ты совершил два поступка — первый, когда пошел со мной, а второй теперь, и оба они достойны награды. И я отплачу тебе тем, что добьюсь от Торкеля, моего родича, чтобы он даровал тебе свободу, и вот двенадцать марок серебра, которые я хочу дать тебе. А теперь я расскажу тебе свой сон. Мне привиделось, что курган открылся, и из него вышел человек в красной одежде. Он был велик ростом и не слишком суров с виду.
Он подошел к Торстейну и приветствовал его. Торстейн ответил на его приветствие и спросил, как его зовут и где он живет.
Тот отвечал, что имя его Брюньяр, а живет он в том кургане, «который ты видишь здесь в долине, и мне известно, как тебя зовут и какого ты рода, а также то, что ты станешь большим человеком. Не хочешь ли пойти со мной и посмотреть мое жилище?»
Торстейн согласился, встал, взял свою секиру, которую ему дал Торкель, и вошел в курган. И когда Торстейн осмотрелся там, ему показалось, что курган хорошо убран. Он увидел, что по правую руку от него на скамье сидят одиннадцать человек. Все они были одеты в красное и вели себя сдержанно. А еще видит он, что на противоположной стороне кургана сидят двенадцать человек и все они одеты в черное35. Среди них один выделялся ростом и был весьма свиреп с виду.
Брюньяр наклонился к Торстейну и сказал:
— Тот рослый человек — мой брат, только нравом мы совсем не похожи друг на друга. Его зовут Одд, и он очень злобный. Соседство с ним доставляет мне много неприятностей, однако он не только выше меня ростом, но и гораздо сильнее, чем я, так что мне и моим людям пришлось согласиться с тем, что каждую ночь мы должны уплачивать ему марку золота36 или две марки серебра или же отдавать взамен что-нибудь другое, равное по стоимости. Так продолжается уже второй месяц, и вот теперь наше имущество подходит к концу. Одд хранит золото, у которого есть такое свойство, что, если немой человек положит его себе под корень языка, он тотчас же обретет дар речи37, и от этого золота твоя мать сможет заговорить, но Одд очень стережет его и не расстается с ним ни днем, ни ночью.
Затем Брюньяр садится рядом со своими товарищами, а Торстейн — неподалеку от них у входа. И вот они сидят так некоторое время, а потом Брюньяр встает и направляется к Одду, своему брату, и вручает ему увесистое запястье. Одд молча берет его, а Брюньяр возвращается на свое место. Вслед за ним по очереди поднимаются все остальные и каждый относит Одду какую-нибудь ценность. Тот никого из них даже не поблагодарил в ответ.
А после того, как все они сделали это, Брюньяр сказал:
— Тебе, Торстейн, следовало бы поступить так же и дать Одду что-нибудь ценное. Раз уж ты сидишь на нашей скамье, то иного выхода нет.
Одд сидел очень высоко, сильно нахмурившись, и был весьма сердит с виду. Торстейн встал и взял свою секиру.
Он направился к Одду и сказал:
— Я пришел сюда налегке, Одд, и мне нечем заплатить тебе дань. И ты не должен быть ко мне слишком требовательным, потому что я небогат.
Одд отвечал ему довольно сухо:
— Я не рад твоему приходу сюда, но неужто ты не можешь предложить мне хоть что-нибудь?
— У меня ничего нет, кроме моего топора. Разве что ты захочешь принять его.
Одд протягивает руку за секирой, но тут Торстейн наносит ему удар. Удар пришелся повыше локтя и отхватил руку. Тогда Одд вскочил на ноги, а за ним и все, кто был в кургане. Оружие их висело на стене над ними. Они хватают его и завязывается сражение. Торстейн видит, что теперь, когда Одд стал одноруким, разница в силе между ними не так уж и велика. Все люди в черной одежде кажутся ему более доблестными. А еще он замечает, что даже если у них отрубают руки или ноги или наносят им иные тяжелые увечья, они уже в следующий момент опять становятся целы и невредимы. Но когда удары наносил Торстейн, они оказывали такое же действие, как обычно38. Торстейн и все братья сражались не покладая рук до тех пор, пока Одд со всеми его сотоварищами не были убиты. Торстейн был сильно изнурен, однако он не был ранен, так как Брюньяр и его люди прикрывали его щитами ото всех ударов. Затем Брюньяр забрал золото у мертвого Одда, отдал его Торстейну и велел отнести своей матери.
После этого он дал ему кошель с двенадцатью марками серебра и сказал:
— Ты, Торстейн, принес мне освобождение, поскольку теперь я в одиночку владею этим курганом и всем имуществом. И это станет началом тех подвигов, которые тебе суждено совершить за пределами страны. А еще ты примешь новую веру, и вера эта окажется много лучше прежней для всех, кому выпадет принять ее, однако она слишком трудна для тех, кто не был для нее создан, и это — такие, как я, потому что мы, братья, — подземные жители. Но для меня было бы очень важно, если бы ты принес мое имя в христианство и нарек им при крещении своего сына, коли тебе будет суждено его иметь.
— Потом он вывел меня из кургана и перед тем, как мы расстались, сказал: «Если мои слова имеют какую-нибудь силу, то все твои дела принесут тебе почет и удачу». После этого Брюньяр вернулся в курган, а я пробудился, и вот тот кошель и золото в подтверждение всему, что произошло.
Затем они погнали домой скот, который им удалось разыскать. Торстейн рассказал о том, что случилось, и отдал своей матери золото, и как только она положила его под корень языка, она тотчас же обрела дар речи. Этот курган стоит в Ледниковой Долине и зовется Курганом Брюньяра39, и следы его видны по сей день.
Фрейстейн вскоре получил свободу по просьбе Торстейна, и Торкель охотно пошел на это, поскольку был расположен к Фрейстейну, так как знал, что тот происходит из хорошего рода и его предки были знатными людьми. Гримкель, отец Фрейстейна, жил в Вёрсе и был женат на Алов, дочери Бруннольва, который был сыном Торгейра сына Вестара40. Однако викинг Сокки41 сжег Гримкеля, отца Фрейстейна, в его доме, а мальчика забрал и продал в рабство.
Поговаривают, что Торстейн выдал за Фрейстейна свою мать, Оддню. Фрейстейн Красавец жил в Песчаном Заливе на Крайнем Мысу и владел Лесным Фьордом и Пещерным Фьордом, и его называли первым поселенцем. От него происходят люди из Песчаного Залива, люди из Лесного Фьорда и люди из Пещерного Фьорда42.
Владельца корабля, что стоял в Заливе Гаути, звали Асбьёрн Вертлявый Зад. Торстейн уехал с ним из страны. Ему было тогда двенадцать лет. Торкель снабдил его всем необходимым для поездки, так чтобы он ни в чем не нуждался. Прежде чем поехать на корабль, Торстейн побеседовал со своей матерью.
Она сказала:
— Теперь, родич, ты встретишься со своим отцом, Иваром Лучом. А на тот случай, если он не пожелает признавать свое отцовство, отдай ему это запястье и скажи, что он подарил мне его и не может этого отрицать.
Затем мать с сыном расстались, и Торстейн отправился на корабль и летом уехал из страны. Осенью они прибыли на север Норвегии. Торстейн поехал на постой к Стюркару в Гимсар и провел там зиму. Они со Стюркаром хорошо поладили, поскольку тот видел, что Торстейн был искусен во всем и в играх не уступал самым большим силачам.
Зимой, незадолго до праздника середины зимы, туда прибыли посланцы от Ивара Луча, которым было поручено передать Стюркару приглашение на пир по случаю праздника середины зимы43. Во главе их был человек по имени Бьёрн. Стюркар обещал приехать и отправился туда с тремя десятками людей. Торстейн тоже поехал с ним. И вот являются они на пир. Стюркара хорошо принимают, и на пиру он сидит рядом с Иваром.
Пир был на славу, а в последний день, перед тем как люди должны были разъехаться по домам, Торстейн подошел к Ивару и сказал:
— У меня к тебе дело, Ивар: я хочу знать, намерен ли ты признать меня своим сыном.
Ивар отвечает:
— Как тебя зовут и откуда ты приехал?
— Мое имя Торстейн, а мать мою зовут Оддню, она дочь Гейтира, что живет в Исландии, и вот запястье, которое она велела мне отдать тебе в качестве доказательства. Она сказала, что ты должен узнать его, потому что ты сам ей его подарил.
Ивар сильно покраснел и сказал:
— Твой отец должен быть куда менее родовит. В Исландии хватает рабов, так что твоей матери есть кого винить за тебя. И то правда: похоже, мне стоит раз и навсегда отвадить всех этих молодчиков и негодяев, не то любой ублюдок посмеет утверждать, будто я его отец.
Торстейн пришел в большой гнев, но все же сдержался и сказал:
— Ты ответил мне дурно и недостойно, но я приду в другой раз, и если ты и тогда не обойдешься со мной иначе, ты умрешь.
Затем Торстейн поворачивается и уходит.
Ивар сказал Стюркару:
— Я бы хотел, родич, чтобы ты убил этого жеребенка. Сдается мне, от него можно ожидать лишь неприятностей.
— Я не стану этого делать, — говорит Стюркар, — так как считаю, что в его словах больше правды, чем в твоих, и, по-моему, он происходит из знатного рода.
После этого Ивар и Стюркар расстались весьма холодно. Стюркар поехал к себе домой в Гимсар, и Торстейн с ним. У Стюркара была сестра по имени Хердис, очень пригожая женщина. Они с Торстейном хорошо ладили. Он пробыл там две зимы. Потом Торстейн уехал в Исландию и прибыл к себе в Крестовый Залив. За время своей поездки он сильно возмужал. А после того как он пробыл в Исландии три зимы, он уехал в Норвегию вместе с Кольбьёрном Неряхой44. Он опять поехал к Стюркару в Гимсар, и тот принял его с распростертыми объятиями.
Как ясно рассказывается, тем летом в Норвегии произошла смена правителя. Хакон ярл-язычник пал, а на его место заступил Олав сын Трюггви45 и стал проповедовать всем правую веру.
Дошло тогда до Олава конунга, что лес Хейдарског осаждают великанши, да так, что не дают никому проходу. Конунг созывает домашний тинг и спрашивает, кто хочет отправиться освобождать Хейдарског46.
Поднялся тут человек, рослый и видный собой. Его звали Брюньольв, и он был лендрманном47 в Трандхейме. Он сказал:
— Я готов поехать, государь, если вам угодно.
Конунг ответил, что доволен его решением.
Тогда Брюньольв собирается в путь и берет с собой шесть десятков спутников. Одного человека звали Торкель. Брюньольв и его люди направились к нему на ночлег. Торкель хорошо их принял. Они переночевали у него, а утром он вывел их на дорогу и сказал, что было бы великим несчастьем, если бы конунг лишился возможности впредь пользоваться услугами таких людей.
Затем они поехали своей дорогой и оставались в пути, пока не завидели большие палаты. Видят они, как из них выбегают три великанши. Две из них были еще совсем молоды, а третья — большущая. С ног до головы она была покрыта шерстью, точно бурый медведь. У всех трех в руках были мечи. А еще они увидали, как из палат выходит огромный человек, если его можно было назвать человеком, и с ним двое юнцов. Этот человек держал в руке обнаженный меч, и он так блестел, что казалось, от него летели искры. Все тролли были свирепы с виду48.
Между ними сразу же завязалась битва. Огромный человек наносил тяжелые удары, да и мохнатая великанша от него не отставала. Дело кончилось тем, что Брюньольв и все его спутники пали, кроме четверых человек, которые бежали в лес, а после явились к конунгу и рассказали ему обо всем, что произошло, и это известие разнеслось повсюду.
Теперь надо рассказать о том, что Стюркар беседовал с Торстейном и спросил у него, не захочет ли тот поехать вместе с ним в лес Хейдарског. Торстейн отвечал, что готов отправиться в эту поездку. Как-то раз они снарядились с утра пораньше и пошли наверх в горы на лыжах. Они нигде не останавливались до самого вечера, пока не добрались до какой-то хижины, поставленной для укрытия путников, и не решили там заночевать. Тогда они распределили обязанности: Торстейн должен был принести воды, а Стюркар разжечь огонь49.
И вот Торстейн выходит, прихватив с собой копье, которое ему дал Стюркар, а в другой руке у него ведра. Он почти дошел до озера, как увидал девушку, которая шла с ведрами по воду. Она была не так уж велика ростом, но страх какая толстая. Стоило ей завидеть Торстейна, как она бросает ведра и бежит что есть духу обратно той дорогой, которой пришла. Торстейн тоже оставляет свои ведра и устремляется за нею. Заметив это, девушка припустила еще быстрее. И вот бегут они оба изо всех сил, и расстояние между ними не возрастает и не убывает. Так продолжается до тех пор, пока Торстейн не видит впереди громадные и прочные палаты. Девушка вбегает туда и захлопывает за собой дверь. Торстейн увидел это и метнул ей вслед копье. Оно попало в дверь, пронзило ее насквозь и влетело внутрь.
Торстейн подходит к палатам и заходит туда. На полу он находит свое копье, но девушки и след простыл. Он идет дальше, пока не доходит до спальной каморки. Там горела свеча. Торстейн видит, что в постели лежит женщина, если ее можно было так назвать. Была она рослая и толстенная и всего больше походила на троллиху. Лицо у нее было безобразное и иссиня-черное50. Она лежала в шелковой рубашке, которая выглядела так, точно ее выстирали в человеческой крови. Великанша спала и громко храпела. Над нею висели щит и меч. Торстейн взобрался на край ложа, снял сверху меч и обнажил его. Потом он сорвал с великанши одежду. Видит он тут, что вся она покрыта густой шерстью, кроме одного-единственного местечка под левой рукой, которое, как он приметил, оставалось гладким. Он решил, что если уж это место не уязвимо для железа, то наверняка никакого другого ему и вовсе не найти51. Он вонзил меч в это самое пятнышко и всею тяжестью навалился на рукоять. Меч проник так глубоко, что острие вошло в перину. Тут старуха пробудилась, точно от дурного сна, принялась шарить руками и вскочила. Торстейн одним быстрым движением загасил свечу и перемахнул через великаншу прямиком в постель, а она спрыгнула на пол, думая, что ее убийца должен был броситься к двери, однако, не успела она добраться туда, как изнемогла от полученного удара и умерла.
Затем Торстейн подходит к ней, вытаскивает клинок из раны и уносит его с собой. Он идет в глубь покоев, пока не доходит до выдвижной двери, она была опущена вниз, но не задвинута. Он увидал, что на скамье восседает огромный безобразный человек, а над ним висит полное боевое снаряжение. Рядом с ним сидела большущая злобная с виду великанша, она казалась еще не старой. На полу играли двое парнишек. На головах у них только начинали пробиваться волосы.
Великанша заговорила:
— Неужто тебя клонит в сон, отец Ярнскьёльд52?
— Нет, Скьяльддис53, дочка. Меня одолевают духи могучего человека.
Затем он позвал мальчиков, Хака и Хаки54, и велел им пойти к Скьяльдвёр55, их матери, узнать, спит она или бодрствует.
Скьяльддис ответила:
— Неразумно, отец, посылать детей в темное время. Я должна тебе сказать, что сегодня вечером заметила, как с гор спускаются два человека. Они были настолько быстроноги, что, думаю, мало кто из наших людей мог бы с ними сравниться.
— Меня это мало заботит, — говорит Ярнскьёльд, — ведь конунг посылает сюда только таких людей, какие мне не страшны. Есть лишь один человек, которого я боюсь, его зовут Торстейн сын Оддню, и он из Исландии. Однако во всем, что касается моей судьбы, у меня точно завеса пред глазами, а отчего — не знаю56.
— Навряд ли, — говорит она, — этот Торстейн когда-нибудь явится в Хейдарског, отец.
Парнишки направились к выходу, а Торстейн отошел в сторону. Они выбежали вон.
Немного погодя Скьяльддис заговорила опять:
— Мне нужно выйти.
И вот она устремляется к дверям, проворно и без опаски. Торстейн освобождает ей дорогу. А когда Скьяльддис подходит к наружной двери, она спотыкается и падает на мертвое тело своей матери. Она онемела от потрясения. Затем она выбежала вон из покоев. Тут как раз подоспел Торстейн и мечом Дань Скьяльдвёр57 отрубил ей руку. Тогда она попыталась было воротиться в покои, но Торстейн загородил ей проход. В руке у нее был короткий меч. Они сражались некоторое время, и дело закончилось тем, что Скьяльддис упала мертвой.
Тут выходит Ярнскьёльд. В руке у него был обнаженный меч, который сиял так ярко и был таким острым, что Торстейн решил, что ему никогда прежде не доводилось видать ничего подобного. Он тотчас же нападает на Торстейна. Тот увернулся от удара, но все же был ранен в бедро. Меч вонзился в землю по самую рукоять. Ярнскьёльд наклонился за ним, но в этот момент Торстейн проворно и со всего размаху нанес ему удар мечом Дань Скьяльдвёр. Удар пришелся прямиком в плечо и отхватил руку и ступню. Ярнскьёльд упал. Торстейн нанес ему вслед за тем еще несколько могучих ударов и снес ему голову.
После этого Торстейн заходит в покои. Но только он ступил внутрь, как был схвачен и брошен оземь прежде, чем успел сообразить, что происходит. Торстейн видит тут, что это явилась старуха Скьяльдвёр58, и на этот раз иметь с ней дело было еще труднее, чем раньше59. Она склонилась над Торстейном, собираясь перегрызть ему глотку. И вот Торстейну приходит на ум, что, должно быть, всемогущ тот, кто сотворил небо и землю. А еще ему доводилось слыхать немало рассказов — и притом заслуживающих доверия — об Олаве конунге и той вере, что тот проповедовал, и тогда он от чистого сердца и в здравом рассудке обещает принять эту веру и, покуда жив, служить Олаву со всем возможным усердием, если только ему удастся уйти оттуда целым и невредимым60. И как раз когда она собралась было вонзить зубы Торстейну в горло, а тот принес свой обет, в покои проникает ужасно яркий луч и направляется прямиком старухе в глаза. От одного его вида ей сделалось так скверно, что из нее вышла вся ее сила и мощь61. Принялась она тут зевать, гадко разевая пасть, а потом из нее начала извергаться рвота прямо Торстейну в лицо, так что тот едва не умер от мерзости и зловония, которые от нее исходили. Люди думают, что, должно быть, некая толика этого проникла тогда Торстейну в грудь, и по этой причине, как им казалось, он с тех пор иногда менял свое обличье62. Но то ли это было из-за рвотины Скьяльдвёр, то ли оттого, что его вынесли в детстве.
И вот лежат они оба между жизнью и смертью и ни один из них не в силах подняться.
Теперь надо рассказать о том, что Стюркар остается в укрытии для путников и кажется ему, что Торстейн замешкался. И вот он бросается на лавку и лежит, а спустя некоторое время туда вбегают двое мальчуганов, оба весьма свирепые с виду. У каждого в руках было по короткому мечу, и они сразу же набрасываются на Стюркара, но тот выхватывает столб из сиденья и принимается дубасить их, покуда не убивает обоих.
После этого он выходит из дома, догадываясь, что́ могло задержать Торстейна, и идет, пока не приходит к палатам. И вот он видит следы сражения — лежащих там двоих мертвых троллей, однако Торстейна нигде не видно. Тогда он начинает опасаться, уж не попал ли тот в беду, и приносит обет создателю земли и небес принять ту веру, которую проповедовал Олав конунг, если только отыщет нынче же ночью своего товарища Торстейна живым и невредимым. Затем он заходит в палаты и доходит до того места, где лежали Скьяльдвёр и Торстейн. Он спрашивает у Торстейна, способен ли тот говорить. Тот отвечает, что, мол, этому ничто не препятствует, и просит его о помощи. Тогда Стюркар берется за Скьяльдвёр и стаскивает ее с Торстейна. Тот тотчас же поднимается на ноги. Он сильно одеревенел ото всего этого — и от борьбы с великанами, и от объятий Скьяльдвёр. Потом они сломали старухе Скьяльдвёр шею63, и это показалось им весьма нелегким делом, поскольку шея у нее была уж больно толстая. Затем Торстейн поведал Стюркару обо всем, что с ним произошло.
Стюркар ответил:
— Ты большой храбрец, и сдается мне, молва об этих твоих подвигах будет идти, пока люди населяют Северные Страны.
Потом они стащили всех троллей в одно место, разожгли костер и спалили их дотла. Затем они обыскали палаты и не нашли там ничего ценного. После этого они отправились в путь и возвратились домой в Гимсар. И вот слух об этих событиях разнесся повсюду, и все сочли это большим подвигом.
Олав конунг сидел на пиру в Хёрдаланде. Туда приезжают Стюркар и Торстейн. Они предстают перед конунгом и приветствуют его. Ивар Луч был тогда с конунгом и пользовался таким почетом, что между ним и конунгом сидели всего два человека.
Торстейн подходит к Ивару с обнаженным мечом Дань Скьяльдвёр, приставляет острие к его груди и говорит:
— Предлагаю тебе выбрать одно из двух: либо я глубоко вонжу в тебя это острие, либо ты признаешь свое отцовство.
Ивар отвечает:
— Мне кажется почетным иметь такого сына, как ты. Кроме того, твоя мать такая хорошая женщина, что, я уверен, она ни за что не сказала бы, что я твой отец, когда бы это не было правдой. Конечно, я признаю тебя.
Потом конунг принялся рассказывать им, как и всем, кто к нему приходил, о христианской вере. Что до них, то они и не думали ему противиться. Они поведали конунгу о причине своего приезда и обо всем, что с ними приключилось в лесу Хейдарског. Тогда конунг многократно вознес хвалы Богу за те чудесные знамения, которые он являет в этом мире грешным людям. После этого они оба приняли крещение. Стюркар уехал к себе домой в Гимсар и сохранил все поместья, которые у него были, а Торстейн сделался человеком Олава конунга и, как и Ивар, его отец, служил конунгу до самой его смерти, и оба они считались храбрецами, каких мало.
Жил человек по имени Харек. Он жил в Рейне64 в Трандхейме и был лендрманном. Люди его недолюбливали. Он принял христианство, но конунгу донесли, что в его поведении все же было что-то языческое. Поэтому конунг поехал туда на пир, с тем чтобы разведать, правда ли это. Пир там был на славу. Харек был человек завистливый и злокозненный. В нем взыграла ревность к тому, каким почетом пользовался Торстейн.
Как-то раз Харек с Торстейном беседовали. Харек принялся расспрашивать Торстейна о его подвигах, и тот рассказал ему о том, о чем он спрашивал.
— Как ты думаешь, есть ли в Норвегии кто-нибудь сильнее тебя? — говорит Харек.
— Мне об этом ничего не известно, — говорит Торстейн.
— А как ты думаешь: кто из вас двоих сильнее — конунг или ты? — говорит Харек.
— Наверняка я больше уступаю конунгу во всем другом, — говорит Торстейн, — но даже и в силе мне с ним не сравниться.
На этом их разговор закончился.
А на следующий день Харек сказал конунгу, что Торстейн считает себя равным ему во всех искусствах. Конунг ничего на это не ответил.
Немного погодя конунг объявил, что тем, кто считает себя не менее сноровистыми людьми, чем он, следовало бы подвергнуться испытанию и показать, на что они способны, — «и правда ли, Торстейн, будто ты утверждал, что не хуже меня владеешь всякими искусствами или даже еще лучше?»
— Я ничего подобного не говорил, государь, — отвечает Торстейн. — Кто вам это сказал?
— Харек, — говорит конунг.
— Почему бы ему вместо этого не рассказать вам о жертвенном быке, которому он втайне поклоняется, так как в этом было бы куда больше правды? Что до меня, то я сказал лишь то, государь, что больше уступаю вам во всем остальном, нежели в силе, но даже и в ней я не могу с вами сравниться.
— В этих словах есть правда, Харек? — спросил конунг.
— Совсем немного, государь, — говорит Харек.
— Покажи-ка нам быка, которого ты так ценишь, — говорит конунг.
— Это в вашей власти, государь, — говорит Харек. — Но раз так, нам придется пойти в лес.
Они так и сделали. И когда они пришли туда, они увидели большое стадо. В нем был один большущий бык, такой свирепый, что конунг решил, что никогда не видал подобного. Бык страшно ревел и вел себя буйно.
Харек сказал:
— Вот этот бык, государь, и я им очень дорожу, потому что он мой любимец.
— Вижу, — сказал конунг, — и мне это совсем не нравится. Как ты, Торстейн, смотришь на то, чтобы испытать свою силу и попробовать поймать этого быка? Сдается мне, что если оставить его в живых, из этого не выйдет ничего хорошего.
Торстейн бросается в стадо скота, прямиком туда, где стоял бык. Бык отпрянул было от него, однако Торстейн схватил его за заднее копыто, да так крепко, что разорвались и шкура, и мясо, так что вся нога целиком вместе с бедром осталась у него в руках. Торстейн направился с нею к конунгу, а жертвенный бык повалился мертвый. Бык отбивался так яростно, что его передние ноги ушли в землю по самые колени.
Конунг сказал тогда:
— Ты, Торстейн, большой силач, и покуда ты будешь иметь дело с человеческими существами, тебе не придется испытывать недостатка в мощи. А теперь я собираюсь продолжить твое имя, чтобы отныне тебя называли Торстейном Бычья Нога, и вот тебе запястье, которое я дарую тебе в честь наречения имени65.
Торстейн принял запястье и поблагодарил за него конунга, потому что это было большое сокровище. Затем конунг отправился назад в усадьбу и взял себе все добро Харека, а его самого изгнал из страны за неповиновение и приверженность язычеству.
Вскоре после этого приходят опять вести из леса Хейдарског, что его осаждают тролли и не дают прохода людям. Стюркар велит тогда передать Торстейну, что пора им в другой раз отправляться в Хейдарског. Торстейн сразу же откликается на его призыв, собирается с дозволения конунга в дорогу и встречается со Стюркаром. И вот идут они вдвоем, приходят в ту хижину для укрытия путников, где они уже бывали прежде, и проводят там ночь.
На другой день, когда они вышли из хижины, они увидели в лесу тринадцать человек, среди них была одна женщина. Они пошли в их сторону. Торстейн узнает в женщине ту самую девочку, что он видал прежде. Она успела сильно вырасти, и теперь стала здоровенной великаншей.
Она обратилась к Торстейну и сказала:
— Ты опять здесь, Торстейн Бычья Нога, и я всегда буду помнить, как ты явился сюда в прошлый раз. Ты тогда убил моего отца, мать и сестру, а Стюркар — двух моих братьев, а еще ты погнался за мной. Я была тогда сильно напугана, и чего же еще можно было ожидать от девятилетней девочки? Но сейчас мне двенадцать лет. Когда мы с тобой расстались, я спустилась в подземелье, и пока вы с моим отцом бились, снесла из покоев вниз в подпол, что под кроватью моей матери, все, что было ценного в доме. Недолгое время спустя я вышла замуж за этого человека, Скелкинга66, с таким условием, что он убьет вас обоих — тебя и Стюркара. И вот он тут, и с ним его одиннадцать братьев, так что, обороняясь, тебе придется проявить всю свою храбрость, если только это тебе поможет.
Затем между ними завязывается битва. Скьяльдгерд67 нападает на Торстейна так рьяно, что кажется ему, никогда еще он не подвергался такому испытанию. Однако их схватка закончилась тем, что Торстейн нанес Скьяльдгерд удар повыше бедра мечом Дань Скьяльдвёр и разрубил ее пополам. Стюркар тем временем сразил Скелкинга. Затем они быстро одержали верх над оставшимися одиннадцатью братьями и убили их всех. Потом они отправились в палаты, проникли в подземелье и вынесли оттуда множество сокровищ. После этого они воротились домой в Гимсар и поделили между собой все это добро.
Потом Торстейн посватался к Хердис, сестре Стюркара, и получил ее в жены. А еще люди рассказывают, что у них был сын, которого звали Брюньяр. Затем Торстейн уехал к Олаву конунгу и с той поры оставался с ним и пал на Великом Змее68.
1 Торд Борода — Торд Борода, сын Храппа. Помимо «Книги о заселении страны» (Land., 311) этот первопоселенец упоминается также в генеалогиях в «Саге о Ньяле» (гл. 26, 46).
2 …в Лагуне к северу от Ледниковой Реки и до Лагунной Пустоши… — местности на юго-востоке Исландии.
3 …столбы его почетного сиденья… — По обычаю, подплывая к побережью Исландии, первопоселенцы бросали за борт увезенные ими из прежнего жилища столбы почетного сиденья (öndvegissúlur), на котором сидел хозяин усадьбы, — оно располагалось в дальнем конце или посредине длинного ряда скамей, стоявших у северной стены дома. По отдельным сообщениям, эти столбы могли быть украшены резьбой с изображениями богов, что проливает свет на смысл обычая отправлять их на поиски нового пристанища для их владельцев: столбы направляла божественная сила (ср. знаменитое описание этого обычая в «Саге о людях с Песчаного Берега», гл. 4, где прямо говорится, что столбы выносит на берег вырезанный на одном из них Тор). Там, где их прибивало к берегу, и надлежало «брать землю» и ставить двор, так как это место было выбрано самими богами, а значит, считалось наиболее благоприятным. Как следует из настоящего рассказа (и свидетельств «саг об исландцах»), иногда столбы почетного сиденья обнаруживались лишь спустя годы после прибытия в Исландию, что влекло за собой переселение на новое место.
4 …в Глинистом Заливе под пустошью… — Местность в Лебяжьем Фьорде на востоке Исландии.
5 …Ульвльоту Лагману… — Так в оригинале (lögmanni), но, по-видимому, правильнее Ульвльоту Законоговорителю (lögsögumanni), поскольку, согласно исландскому историку Ари Мудрому, Ульвльот был первым законоговорителем страны (по другим сведениям, это был Храфн сын Лосося; см. примеч. 6 к «Пряди об Орме сыне Сторольва»). Лагман — в Норвегии знаток и хранитель законов, который произносил их на судебном собрании, тинге (то же, что исландский законоговоритель); в Исландии лёгманнами (lögmenn) называли знатоков законов, к чьей помощи и советам в трудных случаях должен был прибегать законоговоритель (согласно судебнику «Серый Гусь», таких советников должно было быть не менее пяти; см.: Byock J. L. Medieval Iceland. Berkeley; Los Angeles; L., 1988. P. 64).
6 …сыном Торы дочери Кетиля Хёрда-Кари. Кетиль был сыном Аслака Кари Бобра сына Уннара Орлиный Рог. — Кетиль Хёрда-Кари, или Хёрда-Кари (так в «Саге о людях с Песчаного Берега», гл. 13), т. е. Кари из Хёрдаланда (см. об этом знатном норвежском предводителе в примеч. 5 к «Пряди о Сигурде Слюне»; имя Кари Бобер упоминается в гл. 5 «Пряди об Орме сыне Сторольва»). Эта же генеалогия с некоторыми вариациями, выдающими ее легендарное происхождение, приводится в «Саге о Торде Пугале» и в «Книге о заселении страны» (см.: Land., 312, nm. 5).
7 …уехал в Норвегию и пробыл там три зимы. Они с Торлейвом Умным, братом его матери, составили тогда законы, которые потом стали называть Законами Ульвльота. — Это же сообщение содержится в «Книге о заселении страны» (Land., 313) и в отрывке из «Саги о Торде Пугале» (гл. 1); в последней, однако, возраст Ульвльота ко времени его поездки в Норвегию не указывается. В «Книге об исландцах» (гл. 2) Ари Мудрый пишет, что когда Исландия «уже была широко заселена» (víða byggt orðit), «норвежец по имени Ульвльот» привез из Норвегии законы, которые стали называть Законами Ульвльота, причем утверждает, что «по большей части они были составлены на основании тогдашних Законов Гулатинга» и что Торлейв Умный советовал, что в них нужно «добавить, или изъять, или составить иначе» (Land., 6 f.). Согласно записи в анналах, Ульвльот возвратился в страну в 927 г. При том что большинство первопоселенцев были выходцами из Западной Норвегии (областей вокруг Согнефьорда, где действовало право Гулатинга, — фюльков Фьорды, Согн и Хёрдаланд), утверждение о том, что исландские законы («Серый Гусь») были созданы по образцу норвежских (и норвежцами), неоднократно подвергалось сомнению исследователями, указывавшими как на немалые различия в самих судебниках, так и на стоявшую перед исландцами необходимость приспособить их право к отличной от норвежской системе управления («народоправство»); кроме того, выражалось сомнение в древности норвежских «Законов Гулатинга» и высказывалась точка зрения, что они оформились уже после учреждения исландского альтинга (см. об этом: Byock J. L. Medieval Iceland. P. 58).
8 …был учрежден альтинг… — Всеисландское народное собрание (альтинг) было учреждено в 930 г. В «Книге об исландцах» Ари Торгильссон рассказывает, что до того, как был учрежден альтинг, побратим Ульвльота, Грим Козлиная Борода, по его настоянию изучил всю страну, после чего по совету Ульвльота было выбрано место для проведения альтинга — Поля Тинга у Секирной Реки на юго-западе страны. Альтинг собирался ежегодно по прошествии десяти недель от начала лета (т. е. в конце июля) и проводился в течение двух недель. До 60-х годов XIII в., когда Исландия была подчинена власти норвежского короля, альтинг был единственным органом власти в стране.
9 …духов страны. — Речь идет о духах-хранителях страны (landvættir), от настроения и расположения которых зависел мир и благополучие ее жителей. Нет никаких описаний, позволяющих судить о том, как эти духи выглядели, хотя в сагах сообщается о людях, видевших их. Одно из самых знаменитых таких сообщений содержится в «Саге об Олаве сыне Трюггви» (гл. 33), в рассказе о несостоявшемся вторжении в Исландию войска датского конунга Харальда сына Горма (ум. 986). Прежде чем плыть туда со своей флотилией, этот правитель послал на разведку одного колдуна, принявшего обличье кита. «Подплыв к Исландии, он отправился на запад и обогнул страну с севера. Он увидал, что все горы и холмы полны там духами страны, большими и малыми…» (КЗ, 118). К духам Норвегии обращается скальд Эгиль сын Скаллагрима, когда он проклинает конунга Эйрика Кровавая Секира и его жену, воздвигая против них на острове Хердла хулительную жердь с насаженным на нее лошадиным черепом: «Я воздвигаю здесь эту жердь и посылаю проклятие конунгу Эйрику и его жене Гуннхильд, — он повернул лошадиный череп в сторону материка. — Я посылаю проклятие духам, которые населяют эту страну, чтобы они все блуждали без дороги и не нашли себе покоя, пока они не изгонят конунга Эйрика и Гуннхильд из Норвегии» («Сага об Эгиле», гл. 57: ИС I, 145). Представление о том, что духи страны населяли рощи, скалы, холмы и водопады, не исчезло и в христианскую эпоху — в норвежском своде законов конца XIII в. содержится положение, направленное против этого языческого суеверия. К записанной в «Книге Хаука» (начало XIV в.) гомилии исландский редактор сделал дополнение о глупых женщинах, которые приносят еду к грудам камней и в пещеры, посвящают ее духам страны и лишь потом съедают ее, считая, что тем самым они обеспечивают себе благополучие (см.: Turville-Petre E.O.G. Myth and Religion of the North. L., 1964. P. 232 f.).
10 В каждом главном капище на алтаре должно было лежать кольцо весом не меньше чем в два эйрира. — Более обстоятельное описание исландского капища содержится в начале «Саги о людях с Песчаного Берега» (гл. 4): «Он поставил у Капищного Залива большой хутор и назвал его Капищный Двор. Там же он велел возвести капище; это был большой дом. В боковых стенах, ближе к углам, были прорезаны двери. Внутри стояли столбы почетной скамьи; они были закреплены гвоздями; гвозди эти звались боговыми. Внутри капища было большое святилище. В помещении была постройка вроде хора в нынешних церквях, и там посреди пола стоял жертвенник, как алтарь в церкви. Поверх него лежало незамкнутое кольцо весом в двадцать эйриров (по всей видимости, ошибка: в других редакциях саги “в два эйрира”; эйрир — унция, равнялась примерно 27 г. — Е.Г.). На нем следовало приносить все клятвы. Кольцо это годи капища должен был надевать на руку на всех сходках. На жертвеннике также должна была стоять жертвенная чаша с прутом наподобие кропила. Им следовало разбрызгивать из чаши ту кровь, что звалась “долей”, — то была кровь умерщвленных животных, принесенных в жертву богам. Вокруг жертвенника в задней части капища стояли боги» (Исландские саги. М., 2004. Т. 2. С. 25). Неизвестно, в какой мере это созданное в XIII в. описание языческого капища было подвержено влиянию представлений об устройстве привычных автору-христианину церковных сооружений. Поскольку археологи до сих пор не нашли в Исландии ни одной постройки, которая имела бы следы использования исключительно в культовых целях, предполагают, что капище, в котором совершались языческие ритуалы, располагалось непосредственно в помещениях большого дома, т. е. на территории усадьбы жреца-годи (см. след. примеч.).
11 Годи — хотя наименование goði (от goð «языческое божество») указывает на изначальную жреческую функцию лиц, имевших это звание, у скандинавов не существовало профессиональных жрецов. Годи был одновременно предводителем местного населения (бондов), судьей и жрецом, осуществлявшим все эти функции в так называемом годорде (goðorð) — округе, находившейся под властью годи (см. примеч. 15). Первые исландские годи были избраны из числа наиболее авторитетных, знатных и могущественных первопоселенцев, прибывших в страну в эпоху «взятия земли» (landnám), между 870 и 930 гг. Звание годи, как и принадлежавший ему годорд, передавалось по наследству, однако могло и покупаться. С принятием христианства годорды утратили культовый характер, но до конца эпохи народоправства (1262) годи сохраняли определенные властные функции. Каждый свободный исландец должен был принадлежать к одному из годордов, причем не обязательно по месту жительства, но и по собственному выбору, и быть так называемым тингманном того или иного годи (тингманн — полноправный участник тинга), с которым его связывали отношения взаимной поддержки.
12 …принести присягу на этом кольце… — О древнем обычае приносить клятвы на кольце (baugeið) говорится во многих источниках, причем самое раннее свидетельство (последняя четверть IX в.) содержится в «Англосаксонской хронике», где сообщается о том, что завоеватели-викинги присягали королю Альфреду на священном кольце. В «Речах Высокого» (строфа 110) сказано, что Один дал клятву на кольце, однако не сдержал ее, а в «Гренландской Песни об Атли» упоминается клятва, принесенная на кольце Улля (одного из древнескандинавских богов-асов).
13 …Фрейр, и Ньёрд, и всемогущий ас… — Фрейр — божество из рода ванов, бог плодородия, сын Ньёрда (см. о Фрейре в «Пряди об Эгмунде Битом и Гуннаре Пополам»). Под «всемогущим асом» (асы — самое многочисленное племя древнескандинавских богов, возглавляемое Одином), по-видимому, подразумевается Тор, поскольку он весьма почитался в Исландии. Высказывалось мнение, что упоминаемая здесь троица может указывать на христианское происхождение этой формулы, кроме того, нет других примеров, где бы слово almáttigr «всемогущий» употреблялось применительно к языческому божеству (Land., 314 f., nm. 6).
14 …полагается по закону выполнить на этом тинге. — В христианское время в эту присягу были внесены изменения; ср. в «Саге о Ньяле» (гл. 143): «Я призываю вас в свидетели того, что я приношу присягу на книге, как полагается по закону, и говорю Богу, что я буду вести защиту по совести, по правде и по закону и выполню все, что мне полагается по закону выполнить на этом тинге» (ИС II, 323).
15 Страна была тогда поделена на четверти, и было установлено, что в каждой четверти должно быть по три тинга и по три главных капища в каждом округе. — Исландия была разделена на четыре административные единицы (четверти) — северную, западную, южную и восточную — не ок. 930 г., т. е. при учреждении альтинга, как следует из данного сообщения, а ок. 965 г. В каждой четверти (кроме северной) было по 9 годордов (здесь они названы «главными капищами»), по 3 в каждом судебном округе (þingsókn — местность, в которой был свой тинг), и соответственно по 9 годи, которые назначали судей, решавших тяжбы жителей данной округи на местных тингах. Местные тинги также называли весенними по времени их проведения (конец четвертой недели лета, приходившийся на конец мая и начало июня). В северной четверти, наиболее густонаселенной части страны, было 4 тинга и 12 годи. Тогда же был учрежден суд четырех четвертей, собиравшийся в середине лета на альтинге и состоявший из 36 судей, которых выдвигали 36 годи, осуществлявшие контроль над местными судебными собраниями; в него передавались тяжбы, не нашедшие разрешения на местных тингах.
16 …подать капищу… — См. примеч. 31 к «Пряди о Торвальде Путешественнике».
17 …поселился в Капище (…) Бёдвар Белый из Вёрса… — Согласно «Книге о заселении страны», знатный норвежец Бёдвар Белый пристал к берегу в Лебяжьем Фьорде на востоке Исландии и занял там землю; Капище — название двора Бёдвара: сообщается, что он воздвиг в нем большое капище (Land., 310). Вёрс (совр. Восс) — селение в Хёрдаланде, откуда переселился Бёдвар. Начало пряди (вплоть до упоминания Бёдвара Белого) целиком и почти дословно совпадает с соответствующей записью в «Книге о заселении страны» (Land., 311–315: H 268); поскольку те же сведения приводятся и в отрывке из «Саги о Торде Пугале», это совпадение может объясняться только заимствованием из «Книги о заселении страны» (или иного, общего для всех этих текстов источника).
18 Халль с Побережья (Síðu-Hallr) — родовитый и могущественный исландец, о котором говорится во множестве саг, а также в ряде прядей, рассказывающих о его сыновьях (см. прежде всего «Прядь о Тидранди и Торхалле», действие которой происходит в тех же местах).
19 …в Крестовом Заливе к северу от Китового Фьорда. — Местности на востоке Исландии, расположенные севернее упомянутых выше.
20 …Торкель. Он был сыном Гейтира (…) Сестра его, которую звали Оддню… — Торкель сын Гейтира — родовитый исландец, о котором говорится во множестве саг (см. «Сагу о Ньяле», «Сагу о людях со Светлого Озера», «Сагу о сыновьях Дроплауг» и др.), в частности один из персонажей «Пряди о Пивном Капюшоне», где он выступает в качестве участника тяжбы и одного из шести годи — владельцев леса, сожженного героем этого рассказа. Торкель состоял в свойстве с Халлем с Побережья (см. примеч. 18). Автор пряди делает Торкеля жителем местности, лежащей в Китовом Фьорде, поскольку он спутал Крестовый Залив в Оружейном Фьорде, где в действительности находился двор Торкеля, с Крестовым Заливом, расположенным гораздо южнее. О сестре Торкеля, Оддню, не сообщается ни в одном другом источнике.
21 …его прозвали Фрейстейн Красавец. — По всей видимости, автор пряди заимствовал это имя из «Книги о заселении страны» (Land., 306), где оно, однако, принадлежит не «чужеземцу» и не «рабу», а прибывшему в Восточные Фьорды первопоселенцу, от которого ведут свой род несколько исландских семейств.
22 … человек по имени Крум (…) по другую сторону от Крачкового Мыса. — О Круме, первопоселенце, прибывшем из Вёрса вместе с Ториром Верзилой (см. конец гл. 1) и поселившемся на южной стороне Китового Фьорда, говорится в «Книге о заселении страны» (Land., 307), откуда, судя по текстуальным совпадениям, и были, скорее всего, заимствованы приведенные здесь сведения (см.: ÍF XIII. Bls. CLXXI), однако о потомках Крума Старого в этом источнике ничего не сказано. Знаменательно, что Торир Верзила и Крум упоминаются в «Книге о заселении страны» сразу же вслед за Фрейстейном Красавцем.
23 …Торгунна, она была дочерью Торстейна, сына Ветурлиди (…) сына Бьёрна Китовый Бок. — О предках Торгунны сообщается в «Книге о заселении страны» (Land., 302), где сказано, что этот Ветурлиди (здесь он назван сыном Арнбьёрна) занял землю в Городищенском Фьорде на востоке Исландии.
24 …Железного Скегги из Ирьяра… — О Скегги из Ирьяра см. примеч. 4 к «Пряди о Торстейне Силе Хуторов».
25 …Алов, она была замужем за Клюппом херсиром, который убил конунга Сигурда Слюну. — См. об этом в «Пряди о Сигурде Слюне» (об Алов см. также примеч. 6 к этой пряди).
26 Херсир — см. примеч. 4 к «Пряди о Сигурде Слюне».
27 Ивар Луч — см. о нем также в «Пряди о Сёрли» (и примеч. 37 к этой пряди).
28 …в Гимсаре в Трандхейме. Этот Стюркар был отцом Эйнара Брюхотряса. — Стюркар был дедом Эйнара (об Эйнаре Брюхотрясе см. «Первую прядь о Халльдоре сыне Снорри» и «Прядь об Эйндриди и Эрлинге»). Гимсар — родовая усадьба Стюркара, а затем Эйнара на северо-западе Норвегии. Из саги об Олаве Трюггвасоне известно, что внуку Стюркара, Эйнару Брюхотрясу, в 1000 г. было 18 лет, неясно поэтому, каким образом всего несколькими годами ранее Стюркар, к тому времени уже немолодой человек, мог наравне со своим товарищем Торстейном принимать участие в лесных экспедициях против троллей.
29 …Эйндриди, отец Стюркара, и Асбьёрн, отец Эйндриди Широкостопого, были братьями. — В «Пряди об Эйндриди Широкостопом» (см. в наст. изд.) содержится это же утверждение.
30 …в Залив Гаути в Восточных Фьордах. — Залив Гаути в Медведицыном Фьорде (расположен к югу от Крестового Залива, где жил Торкель) был одной из морских гаваней на восточном побережье Исландии, куда прибывали корабли из Норвегии.
31 …вырезала руны на палочке… — Деревянные палочки — rúnakefli (часто специально обструганные для нанесения надписи брусочки, имеющие четыре стороны) с вырезанными на них рунами краткими сообщениями или даже длинными посланиями были найдены как в Исландии, так и на континенте; особенно многочисленны бергенские находки, обнаруженные в 1960-е годы в ходе раскопок на Брюггене (самые ранние из них относятся к концу XII в., самые поздние датируются второй половиной XIV в.).
32 В те времена был закон, позволявший беднякам выносить детей… — В языческие времена новорожденных позволялось выносить и оставлять в пустынных местах, если их не было возможности прокормить. С введением христианства на этот языческий обычай был наложен запрет.
33 …увязался белый медвежонок… — Несомненно, Гейтир увидел духа-двойника Торстейна (fylgja). Медведь символизирует отважного богатыря (см.: Ellis Davidson H.R. Myths and symbols in pagan Europe. Early Scandinavian and Celtic religions. N.Y., 1988. P. 79). Указывалось и на то, что часть используемых в пряди фантастических фольклорных мотивов (в первую очередь борьба героя с великанами в их логове) ведет свое происхождение от получивших широкое распространение сказок о сыне медведя (так называемые Bear’s Son Tales: мотив B635.1; самый известный пример — «Беовульф»; см.: ÍF XIII. Bls. CLXXIV). Герой сказок этого типа — богатырь, либо состоящий в родстве, либо имеющий сходство с медведем, — совершает подвиги, которые не удавалось совершить никому до него: побеждает чудовищ, проникая в «нижний мир», где они обитают, вызволяет принцессу и т. д.
34 …уснул, а позднее ночью он стал вести себя очень беспокойно и сильно метался во сне… — Распространенный мотив, встречающийся во множестве саг и прядей. Беспокойное поведение неизменно указывает на то, что либо спящему снится вещий сон, либо он общается во сне со сверхъестественными силами (см. также «Прядь о Халли Челноке»).
35 Все они были одеты в красное (…) на противоположной стороне кургана сидят двенадцать человек и все они одеты в черное. — Попадая в курган, Торстейн оказывается вовлеченным в конфликт «добрых» и «злых» курганных жителей. По мнению Г.В. Вебера, они символизируют светлые и темные языческие силы, и избавление «положительных» обитателей кургана от «отрицательных» оказывается первым шагом Торстейна как на пути освобождения язычников из-под власти дьявола, так и его собственного перехода от старого обычая к новому, поскольку именно Брюньяр сообщает герою пряди о христианской вере, которую он считает «много лучшей, чем прежняя», причем просит Торстейна «принести его имя в христианство», назвав им своего будущего сына (см.: Weber G.W. Siðaskipti: Das Religionsgeschichtliche Modell Snorri Sturlusons in «Edda» und «Heimskringla» // Sagnaskemmtun: Studies in Honour of Hermann Pálsson / Eds. R. Simek et al. Wien, 1986. S. 309–311). Упоминания об отрядах, насчитывающих дюжину воинов (как и о поездках, в которые герой отправляется «сам двенадцатый»), традиционны для саг и прядей.
36 …марку золота… — См. примеч. 14 к «Пряди о Торлейве Ярловом Скальде».
37 …хранит золото, у которого есть такое свойство, что, если немой человек положит его себе под корень языка, он тотчас же обретет дар речи… — Распространенный фольклорный мотив (D1507.8: «Волшебное золото, взятое из кургана / холма, восстанавливает речь, будучи положенным под язык немого»; см.: Boberg I.M. Motif-Index of Early Icelandic Literature. Copenhagen, 1966. P. 78).
38 …в следующий момент опять становятся целы и невредимы. Но когда удары наносил Торстейн, они оказывали такое же действие, как обычно. — Ср. «Прядь о Сёрли», в которой участники нескончаемой битвы Хьяднингов просят отца Торстейна, Ивара Луча, положить конец их мучениям, убив участников сражения, — лишь пав от руки доброго христианина, они не будут обречены на то, чтобы восстать вновь и продолжить биться.
39 …курган стоит в Ледниковой Долине и зовется Курганом Брюньяра… — Эти названия сохраняются по сей день. Ледниковая Долина находится в местности, лежащей неподалеку от упомянутого в следующей главе Пещерного Фьорда.
40 Гримкель, отец Фрейстейна, жил в Вёрсе и был женат на Алов, дочери Бруннольва, который был сыном Торгейра сына Вестара. — Приводя эту респектабельную генеалогию недавнего раба-чужеземца, автор пряди заимствует ее у другого первопоселенца, о котором сообщается в «Книге о заселении страны» (Land., 296): несколько выше записи о Фрейстейне в ней приводится запись о Брюньольве Старом, сыне Торгейра, сына Вестара, от которого ведут свой род люди из Речной Долины (Fljótsdælir), занявшем землю вокруг Ясеневого Фьорда; среди его детей нет, однако, дочери по имени Алов.
41 …викинг Сокки… — О воинственном викинге по имени Сокки, грабящем и сжигающем дома бондов в Халогаланде (на севере Норвегии), после чего их сыновья переселяются в Исландию, рассказывается в начальных главах «Саги о Халльфреде Трудном Скальде».
42 Фрейстейн Красавец (…) От него происходят люди из Песчаного Залива, люди из Лесного Фьорда и люди из Пещерного Фьорда. — Это сообщение почти дословно совпадает с соответствующей записью в «Книге о заселении страны» (Land., 306 f.), откуда, по всей видимости, оно и было заимствовано автором пряди. Отождествляя Фрейстейна первопоселенца с персонажем своего рассказа, автор явно впадает в анахронизм, поскольку описываемые им события относятся не к эпохе «взятия земли» (landnám), завершившейся к 930 г., а приблизительно к 990 г. (см. об этом: Binns A. L. The story of Þorsteinn Uxafót. P. 47).
43 …пир по случаю праздника середины зимы. — См. примеч. 12 к «Пряди об Асбьёрне Тюленебойце».
44 …уехал в Норвегию вместе с Кольбьёрном Неряхой. — В «Книге о заселении страны» (Land., 248 f.) упоминается Грим херсир в Агдире (Норвегия), сын Кольбьёрна Неряхи (Kolbjörn sneypir). Не исключено, что автор пряди нашел и это имя в том же источнике.
45 Хакон ярл-язычник пал, а на его место заступил Олав сын Трюггви… — Описываемые события относятся, таким образом, к 995 г. О Хаконе ярле см. примеч. 1 к «Пряди о Торлейве Ярловом Скальде».
46 …созывает домашний тинг и спрашивает, кто хочет отправиться освобождать Хейдарског… — Домашний тинг — сходка, на которой конунг держал совет со своими приближенными и дружинниками. Название Хейдарског больше нигде не упоминается. Не исключено, что имеется в виду Эйдаског на востоке Раумарики — большой лес на границе между Норвегией и Швецией (см.: ÍF XIII. Bls. 358).
47 Лендрманн (lendr maðr) — знатный человек, предводитель местного населения, принесший присягу верности конунгу. Во многих случаях лендрманн получал от конунга земельное пожалование и «кормление» (так называемую вейцлу — букв.: пир), т. е. право на сбор с жителей подвластного ему округа продовольствия и угощения, предназначавшегося для конунга, а также для него самого. В руках лендрманнов было сосредоточено все управление на местах, и они лишь отчасти зависели от конунга, поскольку, помимо полученных от него пожалований, обладали собственными наследственными владениями и располагали дружинами и слугами.
48 …тролли были свирепы с виду. — О троллях см. в примеч. 29 к «Пряди о Торстейне Силе Хуторов».
49 …хижины, поставленной для укрытия путников (…) Торстейн должен был принести воды, а Стюркар разжечь огонь. — Аналогичная ситуация (хижина, в которой останавливаются путники, распределение между ними тех же обязанностей) описывается в «Саге о Халльфреде Трудном Скальде» (гл. 7). Последний мотив встречается также в «Саге о Финнбоги Сильном» и принадлежит к числу распространенных сказочных общих мест. В данном случае нельзя, однако, исключить возможность заимствования из «Саги о Халльфреде» (см. примеч. 41).
50 Лицо у нее было безобразное и иссиня-черное. — Представление о том, что троллихи и тролли безобразны и темны (темноволосы и темнокожи), отражается в том числе и в даваемых им именах; ср. некоторые из их имен, перечисленных в тулах (стихотворных перечнях имен): Ама («темная»), Амгерд, Имгерд («темная Герд»), Имд («темная»); Сурт («черный»), Альсварт («весь черный»), Амр («темный»). Ср. также сообщение о «черной с виду» великанше в «Пряди о Норна-Гесте» (гл. 9).
51 …кроме одного-единственного местечка (…) если уж это место не уязвимо для железа, то наверняка никакого другого ему и вовсе не найти. — Автор пряди использует здесь повсеместно распространенный фольклорный мотив «уязвимого места». Исследователь пряди А. Биннс справедливо обращает внимание на то, что в отличие от сказок, где герой, как правило, заранее узнает от помощника об уязвимом месте чудища (или иного непобедимого противника), которого ему предстоит одолеть, здесь этот сказочный мотив подвергается трансформации: герой сам догадывается, куда ему следует нанести удар (см.: Binns A. L. The story of Þorsteinn Uxafót. P. 53).
52 Ярнскьёльд — букв.: железный щит.
53 Скьяльддис — букв.: щитовая дева (или «щитовая диса»; о дисах см. примеч. 21 к «Пряди о Тидранди и Торхалле»).
54 …Хака и Хаки… — Хак — «обжора», Хаки — «крючок».
55 Скьяльдвёр — букв.: щитовая Вёр (Вёр — имя богини).
56 Есть лишь один человек, которого я боюсь, его зовут Торстейн (…) во всем, что касается моей судьбы, у меня точно завеса пред глазами, а отчего — не знаю. — Ср. близкую параллель в «Саге о Халльфреде Трудном Скальде» (гл. 6), где закоренелый язычник Торлейв Умный сообщает не раскрывающему своего инкогнито Халльфреду, что тот постоянно ему снится и он с тревогой ждет его скорого появления у себя и никак не может постичь, что Халльфред за человек; при этом Торлейв уверен в том, что удача его покинула, и связывает это свое чувство с ожидаемым приездом Халльфреда (см. об этом: Binns A. L. Op. cit. P. 54; о других параллелях с этой сагой см. примеч. 41 и 49). Ср. также обращенные к Орму слова Менглёд о ее родиче, великане Бруси: «…ты — единственный человек, которого он страшится, и он уже сделал все приготовления на тот случай, если ты вздумаешь пожаловать к нему» («Прядь об Орме сыне Сторольва», см. в наст. изд.).
57 …мечом Дань Скьяльдвёр… — Речь идет о мече, которым Торстейн убил великаншу Скьяльдвёр. Забранный этим героем из логова троллей меч упоминается и в другом месте (см. последнюю главу «Пряди о Сёрли» и примеч. 38 к той же пряди).
58 …только он ступил внутрь, как был схвачен и брошен оземь прежде, чем успел сообразить, что происходит. Торстейн видит тут, что это явилась старуха Скьяльдвёр… — Этот рассказ отчасти текстуально совпадает с сообщением о приходе Асбьёрна в пещеру великана Бруси («Прядь об Орме сыне Сторольва», гл. 7). Ср.: «…он заходит внутрь… Не успел Асбьёрн опомниться, как был схвачен и поднят в воздух, а затем брошен оземь с такой силой, что не сразу пришел в себя от удивления. Догадывается он тут, что это не кто иной, как великан Бруси…»
59 …на этот раз иметь с ней дело было еще труднее, чем раньше. — Убитая Торстейном троллиха становится, таким образом, «живым мертвецом» (draugr) — так называли тех мертвых, кому не лежится в могиле, так что они наведываются к людям и творят всякие бесчинства. Верили, что «живые мертвецы» обладают куда большей силой, чем была у них до смерти, причем эта сила могла прибывать. Ср. рассказ о Гламе в «Саге о Греттире» (гл. 32): «…у Глама снова стала прибывать сила. Сделался он теперь так могуч, что все бежали прочь с Торхаллева Двора» (ИС I, 647).
60 …склонилась над Торстейном, собираясь перегрызть ему глотку (…) обещает принять эту веру (…) если только ему удастся уйти оттуда целым и невредимым. — Ср. аналогичный комплекс мотивов в «Пряди об Орме сыне Сторольва» (гл. 9), где Орм борется с женским чудовищем — кошкой, матерью великана Бруси, которая пытается укусить его в лицо, и, понимая, что ему несдобровать, взывает к Богу и апостолу Петру, обещая, что в случае победы совершит паломничество в Рим. Принесение героем в сходных обстоятельствах обета Богу, конунгу Олаву Трюггвасону или святому — мотив, встречающийся во многих историях (см., например, «Прядь об Эгмунде Битом и Гуннаре Пополам», где Гуннар дает обещание вновь вернуться к истинной вере и помириться с Олавом конунгом, если ему удастся одолеть в единоборстве дьявола Фрейра). К помощи Господа и конунга Олава взывает и герой «Саги о Халльфреде» (гл. 7), причем в сцене, примыкающей к той, которая содержит другие параллели к нашему рассказу (см. примеч. 49).
61 …яркий луч (…) От одного его вида ей сделалось так скверно, что из нее вышла вся ее сила и мощь. — Этот же мотив встречается в исландской сказке «Золотые Брови и Скегги из Лощины» («Gullbrá og Skeggi í Hvammi»), где после принесения героем обета появляется луч, который направляется прямо в глаза женского «живого мертвеца», превращая это чудовище в камень (см.: Binns A. L. Op. cit. P. 55; см. текст этой сказки здесь). Появление в этой сцене яркого луча, лишающего троллиху всей ее силы, дало основание для проведения параллелей между «Прядью о Торстейне» и сценой в «Беовульфе», в которой герой англосаксонской поэмы также убивает женское чудовище — мать Гренделя (ср. стих 1570 и след.: «меч изнутри / озарился светом, / так ранним утром / горит на тверди / свеча небесная». Пер. В.Г. Тихомирова). По мнению Р. Чемберса (Chambers R. W. Beowulf: An Introduction to the Study of the Poem. Cambridge, 1959. P. 467), в этих не вполне ясных строках «Беовульфа» может содержаться намек на тот же архетипический мотив ниспосланной свыше божественной помощи (луч), который сохранился в рассказе о Торстейне и, очевидно, был частью исходного скандинавского сюжета о сражении героя с чудовищами, как принято считать многими исследователями, нашедшего воплощение в «Саге о Греттире», «Пряди об Орме сыне Сторольва» и ряде других средневековых и фольклорных исландских текстов. Указывалось, однако, на сомнительность принадлежности христианского мотива божественного света к гипотетическому скандинавскому прототипу сказания о Беовульфе, поскольку последний должен был появиться в языческую эпоху (Binns A. L. Op. cit. P. 59).
62 …иногда менял свое обличье. — Герои-оборотни не редкость в древнеисландской литературе. Самый известный пример — дед скальда Эгиля, Квельдульв, о котором рассказывается, что «каждый раз, когда вечерело, он начинал избегать людей, так что лишь немногим удавалось завести с ним беседу. К вечеру он делался сонливым. Поговаривали, что он оборотень, и прозвали его Квельдульвом (Вечерним Волком)» («Сага об Эгиле», гл. 1: ИС I, 23; см. также этот мотив в «Пряди об Орме сыне Сторольва» и примеч. 10 и 18 к этому рассказу).
63 …сломали старухе Скьяльдвёр шею. — Так же поступает с чудовищной кошкой герой «Пряди об Орме» (этот мотив известен и из ряда саг). Очевидно, Торстейн и Стюркар сломали троллихе шею, чтобы впредь предотвратить ее возможное вредоносное «хождение». С этой же целью герои обеих историй сжигают затем всех убитых ими великанов.
64 Рейн — усадьба на северной стороне Трандхеймсфьорда; позднее в этом месте был основан монастырь.
65 …чтобы отныне тебя называли Торстейном Бычья Нога, и вот тебе запястье, которое я дарую тебе в честь наречения имени. — Прозвище Торстейна известно из более ранних источников, чем этот рассказ (см. выше), и высказывалось предположение, что эпизод, в котором герой отрывает ногу у быка, был выдуман автором пряди специально, чтобы объяснить его происхождение (Binns A. L. Op. cit. P. 41). Об обязательном даре, сопровождающем наречение имени, см. примеч. 28 к «Пряди о Торлейве Ярловом Скальде».
66 Скелкинг — в «Саге о Кетиле Лососе» (гл. 5), одной из «саг о древних временах», упоминается конунг троллей по имени Скелкинг, его имя означает «наводящий ужас».
67 Скьяльдгерд — букв.: щитовая Герд (Герд — в скандинавской мифологии богиня, дочь великана Гюмира, жена Фрейра).
68 …с той поры оставался с ним и пал на Великом Змее. — Не исключено, что, сообщая о гибели Торстейна в битве при Свёльде (1000 г.) на корабле конунга, Великом Змее (см. примеч. 18 к «Пряди о Сёрли»), автор пряди, действие которой относится к более раннему времени, воспроизводит в заключение своего рассказа расхожую формулу, полагая, что его героя постигла та же участь, что и большинство защитников Великого Змея (при этом в пряди не упоминается, что среди погибших при обороне корабля был Ивар Луч, отец Торстейна). Между тем в жизнеописаниях Олава Трюггвасона, начиная с самого раннего, составленного монахом Оддом Сноррасоном, и включая обе редакции «Большой саги об Олаве Трюггвасоне», в позднейшую из которых вставлена наша прядь, Торстейн назван среди тех воинов Олава, кто прыгнул за борт, был спасен из воды и кому была дарована пощада (ÓTOdd, 230, 255; ÓT II, 289; Flat. I, 494); лишь в «Круге Земном» судьба героя остается непроясненной. То обстоятельство, что утверждение, сделанное в конце пряди, противоречит грядущему сообщению саги, в которую она была вплетена, как предполагают (см.: Binns A. L. Op. cit. P. 41), может объясняться как тем, что рассказ о Торстейне не имел под собой никакой реальной подоплеки, так и тем, что, делая последнее сообщение, его автор полагался на свою память, а не опирался на текст саги об Олаве.
Перевод и примечания Е. А. Гуревич
Источник: Исландские пряди. — М.: Наука, 2016.
«Прядь о Торстейне Бычья Нога» («Þorsteins þáttr uxafóts») сохранилась в «Книге с Плоского Острова» — в первой части этой компиляции, которая была записана Йоном Тордарсоном в 1387–1388 гг., где история Торстейна включена в «Большую сагу об Олаве Трюггвасоне» (гл. 201–214: Flat. I, 249–263), а также в ряде бумажных списков XVII в. В «Книге с Плоского Острова» (в этой рукописи ей предпослано соответствующее заглавие — «Þaattr Þorsteins Vxafots») прядь приводится в связи с рассказом о начале заселения Исландии и прибывших в страну первопоселенцах — редактор вставил ее сразу же вслед за сообщением об Ингольве Арнарсоне, первом норвежце, переселившемся в Исландию. Таким образом, излагаемые в начале пряди исторические сведения о первом исландском «законодателе» Ульвльоте, учреждении всеисландского народного собрания — альтинга, разделении страны на четверти и т. д., не имеющие прямого отношения к описываемой далее судьбе и приключениям Торстейна, и дали составителю книги повод поместить этот рассказ в контекст, весьма мало связанный с его фабулой. В позднейших списках рассказ о Торстейне приводится в качестве отдельного повествования и именуется как «прядью» (например, AM 552 h 4to, 1675–1699 гг.), так и «сагой» (например, AM 562 b 4to, 1620–1670 гг.).
Отсутствие каких бы то ни было упоминаний о Торстейне Бычья Нога в «сагах об исландцах» или в исландских генеалогиях — несомненное свидетельство того, что приведенный в «Книге с Плоского Острова» рассказ — это вымышленная история, не имеющая корней в устной традиции. На это же указывают приписываемое главному герою происхождение (в пряди он представлен как незаконорожденный отпрыск знатного норвежского и могущественного исландского родов), а также вся его исландская предыстория, очевидно призванные придать достоверность как фигуре самого Торстейна, так и совершенным им впоследствии подвигам (см.: ÍF XIII. Bls. CLXXIII). Сопоставление приведенных в пряди биографических и топонимических сведений с информацией, содержащейся в «Книге о заселении страны», показывает, что исландский «контекст», в котором, как следует из рассказа, появился на свет и провел свою юность его герой, складывается из имен и названий, а иногда и целых фрагментов текста, почерпнутых из этого (или весьма близкого к этому) письменного источника (см. комментарии).
Есть достаточно оснований полагать, что и самое имя героя пряди — Торстейн Бычья Нога было заимствовано автором рассказа из книжного источника, а именно из списка воинов-защитников корабля Олава Трюггвасона, Великого Змея. Торстейн Бычья Нога появляется в этом перечне во всех известных версиях «Саги об Олаве Трюггвасоне» (лишь в редакции саги в «Красивой Коже» у воина по имени Торстейн отсутствует прозвище). Самый ранний из этих источников — жизнеописание Олава Трюггвасона, составленное монахом Оддом Сноррасоном (конец XII в.), называет Торстейна Бычья Нога выходцем из Ховунда (в Теламёрке на юге Норвегии), в других версиях «королевской саги» о его происхождении не сказано ни слова. Не исключено, что именно сообщение Одда, из которого следует, что Торстейн был не исландцем, а норвежцем, и навело автора пряди на мысль приписать отцовство Ивару Лучу (о чем упоминается и в «Пряди о Сёрли», истории, также вставленной в эту сагу Йоном Тордарсоном и известной исключительно из «Книги с Плоского Острова»). Тогда как в более ранних вариантах саги об Олаве воин по имени Торстейн лишь упоминается, в отдельной «Большой саге об Олаве Трюггвасоне» (начало XIV в.), а затем и в более поздней редакции этой саги в «Книге с Плоского Острова», в одной из сцен, описывающих оборону Великого Змея в битве при Свёльде, рассказывается, как Торстейн, заявив, что каждый должен делать то, что он может, ударом кулака сбрасывает за борт одного из нападавших, а затем в ярости хватает палицу (или рангоут) и отбивается им от врагов. Конунгу, однако, пришлись не по душе избранные Торстейном средства, и он велел ему взять оружие и защищаться им, поскольку «оружие на то и существует, чтобы люди сражались им в битвах, вместо того чтобы наносить удары руками или палками» (ÓT II, 284; Flat. I, 491). Высказывалось предположение, что именно эта сцена, а также открывающее простор для фантазий прозвище героя и могли дать толчок для появления рассказа о нем и что создание пряди преследовало цель снабдить упомянутого в этом эпизоде храброго силача подобающим прошлым (см.: Binns A. L. The Story of Þorsteinn Uxafót // Saga-Book of the Viking Society. 1953–1957. Vol. XIV. P. 40). Если это так, то одним из образцов для создания биографии Торстейна Бычья Нога могла послужить история о другом выдающемся силаче — Орме сыне Сторольва, с рассказом о котором в пряди просматривается целый ряд аналогий (см. комментарии).
Финнур Йоунссон датирует прядь началом XIV в., тогда как ее исследователь А. Биннс (Binns A. L. Op. cit. P. 50) полагает, что она была создана незадолго до составления «Книги с Плоского Острова». В XVIII в. были сочинены римы о Торстейне; история его борьбы с великанами нашла также отражение в фарерской балладе «Stulku táttur» (Føroya kvæði: corpus carminum Færoensium / Udg. S. Grundtvig, J. Bloch. København, 1967. Bd. 4. S. 154–156).
Перевод выполнен по изд.: Íslendinga sögur og þættir. I–III / Ritstj. Bragi Halldórsson o. fl. Reykjavík, 1987. III. bindi. Bls. 2303–2317. (Svart á hvítu); печатается впервые. Заголовки приводятся по изд.: Flat. I, 249–263.