Оулав Гюннарссон

Фильм про викингов

Víkingamyndin

1

Они решили сходить в Университетский кинотеатр на новое исландское кино — фильм про викингов, о котором хорошо отзывались критики. С детьми должна была остаться няня, но Бьёртн и Эдда канючили и просились с родителями.

— Это фильм для взрослых, — сказал Хатльгрим, их отец. — На него пойдём только мы с мамой. А в следующие выходные я свожу вас в кино на что-нибудь интересненькое, а потом мы, наверно, заглянем в «Кентукки фрайд чикен» и закажем гамбургеров с курятиной, картошку-фри и колу.

— Папа, обещаешь? — отозвалась Эдда Бьёрг. У неё было два имени, потому что Хатльгрим и Вигдис так и не договорились: он выбрал имя «Эдда», а она хотела назвать дочь «Бьёрг» в честь своего отца Бьёргвина.

Супруги прожили вместе уже десяток лет.

— Предлагаю ускориться, — поторопил Хатльгрим жену. — Терпеть не могу продираться через зал в темноте, когда фильм уже вовсю идёт. Я люблю смотреть с самого начала. Если я пропущу начало, то дай бог только к антракту разберусь, что к чему в сюжете.

Вигдис стояла у зеркала в прихожей и подкрашивала глаза. Она крайне тщательно ухаживала за лицом.

— Пойди заведи машину, — сказала она. — Я мигом.

Он вышел во двор и завёл джип. Пока они ужинали, шёл дождь, а потом вдруг ударил мороз. Машина была словно облита прозрачным стеклом. Пока мотор прогревался, он достал скребок и стал чистить окна, а Вигдис тем временем заканчивала свой макияж. Фары освещали фасад их таунхауса. А над ним было чёрное вечернее небо. Наконец она вышла и юркнула на пассажирское сидение. Он к тому времени закончил отчищать окна машины и сел за руль.

— Фильм про викингов, — произнесла она. — А нам точно хочется это смотреть? Там где-нибудь комедию не показывают? Или хотя бы боевик?

— Или фильм про женщин, или про фашистов, — отозвался он. — Не хочу сегодня думать ни про что серьёзное. Ни про что из нашей реальности: ни про наркотики или рэкет, ни про банкротство или долги, ни про пропавших без вести. Хочу в древние времена, чтоб отдохнуть от всего этого хотя бы часика на два. Ведь мне можно, да? Пару часов в таком мире, где, если тебя предавали, ты мог дать волю рукам. Мне хочется на миг задержаться в Исландии до введения христианства. Всего на один субботний вечер. Можно ведь? Разве я многого прошу?

— Ах, милый, успокойся. Разве я не согласилась, что именно этот фильм мы с тобой и будем смотреть?

Он повернул с проспекта Кринглюмирарбрёйт на проспект Миклабрёйт. На часах было девять.

— Перед самим фильмом должны пустить рекламу, — произнёс он взволнованным голосом.

Она не отвечала. Выбор фильма её не устраивал.

— Вигдис, милая, — сказал он, после того, как ему пришлось очень долго слушать молчание. — В Университетском кинотеатре залов много. Если тебе прямо уж так не нравится фильм, на который мы собираемся — почему бы не выяснить, что ещё там идёт? Тогда ты будешь смотреть свой фильм, а я — свой, а в антракте встретимся. Должны же там показывать какую-нибудь чепуху про любовь в твоём вкусе.

— Да угомонись ты, — сказала она. — Я не против того, чтоб посмотреть этот фильм. Я тебе уже сказала. — Она красила губы, повернув зеркало заднего вида так, чтоб видеть в нём себя.

— Когда я еду по Миклабрёйт, меня всегда передёргивает от того, насколько гостиница «Сага» выше Университета, — сказал Хатльгрим. — Она его просто-таки подавляет. И все уже давно могли бы это понять! Мы, исландцы, вообще не думаем, когда строим дома.

— Этого никто не замечает кроме тебя и ещё немногих, кто работает в этой твоей строительной отрасли, — ответила она, свернула помаду и убрала в косметичку. — Кто-то тут у нас хотел перенестись в древность, чтоб отдохнуть от реальности.

Хатльгрим поправил зеркало и, ничего не ответив, свернул на улицу Сюдюргата. Они приехали поздновато, и парковать машину им пришлось в отдалении от Университетского кинотеатра.

— Я заскочу и куплю билеты, — сказал он. Раньше он играл в гандбольной команде «Ястребы» и был решительным, высоким и сильным.

Он спокойно прошёл ко входу в кинотеатр и бросил взгляд на гостиницу «Сага» справа — великую виновницу того, что вид на университет оказался испорчен. Когда в фойе вошла Вигдис, в очереди перед Хатльгимом оставался только один человек. Вигдис посмотрела на плакаты на стене. Выбор был богатым: и комедия, и романтический фильм о любви, и фильм про войну. Но там висело и изображение древнего исландского идола Тора. Тот фильм назывался «Берсерк». На этот фильм они и пришли.

— Тебе хочется поп-корна или ещё чего-нибудь? — спросил Хатльгрим, когда приобрёл билеты, и они протянули их подростку у входа в кинозал. Вигдис помотала головой, так что её светлые волосы разметались по плечам:

— Нет, мы и так уже опоздали. В антракте что-нибудь купим.

Но они не опоздали на фильм. В зале всё ещё горел приглушённый свет, а на экране шли отрывки из детектива с неистовыми погонями на машинах, стрельбой и полицейским, погружающим палец в пакет с белым порошком и пробующим на вкус, не кокаин ли это. А потом из множества окон старого склада взметнулись языки пламени и бас проговорил по-английски: „He was the man who alone dared to go up against the mob1.“ Голос окреп и добавил: „She was the woman with the courage to love him2.“ Затем на экране началась реклама косметики, и в полупустом зале на миг стало светлее. Наконец воцарилась полная темнота, и на экране появилось изображение идола Тора. Вдруг на идол брызнула кровь. Вигдис задумалась, не выйти ли ей потихоньку из зала за поп-корном и маленькой порцией колы. Ей хотелось пить.

Вот на экране появилось название фильма: «Берсерк» — заострёнными буквами поперёк идола, и, словно из больших глубин, выплыло слово «Исландия», затем мелькнула дата: 895.

Вигдис устроилась поудобнее на сидении и покосилась на профиль мужа, который был весь внимание. Она снова на миг задумалась, не выйти ли ей незаметно из зала, потому что в фойе висел анонс комедии, которая ей понравилась, — но исландский фильм уже начался, и лучше было бы посмотреть его, ведь, как это обычно бывает с отечественным кино, билеты на него стоили вдвое дороже.

2

Наступил антракт. Там и тут в зале зрители стали вставать с мест.

— Ну, как тебе? — спросил Хатльгрим.

— Ну, не знаю, — ответила она.

— А мне нравится, — сказал он; ему стало обидно за «Берсерка», ведь, что ни говори, это он выбрал, на какой фильм им пойти. — Давай выйдем, купим поп-корн и что-нибудь попить, или мне одному сходить и взять тебе что-нибудь?

— Нет, — ответила она. — Мне полезно подвигаться.

У прилавка, где продавали сласти, толпился народ; он встал в очередь и купил две больших порции поп-корна и большой стакан кока-колы на двоих. Обернувшись, он увидел, что Вигдис стоит у столика и беседует с каким-то мужчиной. Он сразу узнал его: это её бывший возлюбленный по имени Гвюдни. Хатльгрим подошёл к ним и протянул Вигдис поп-корн, с досадой отметив, что она слегка покраснела.

— Здравствуй, — кивнул он её бывшему возлюбленному.

Гвюдни ответил на его приветствие:

— Вечер добрый.

— Ты про викингов смотришь? — поинтересовался Хатльгрим.

— Нет, — ответил Гвюдни. — Я отечественное кино вообще не смотрю. Меня исландские актёры просто бесят. Они вечно переигрывают. Прямо как будто в сельском клубе выступают. Английское кино получше будет: в Англии же такая богатая традиция актерского мастерства.

Хатльгрим замолчал, на его лице отразилось замешательство. Он не решался вступать в споры с бывшим возлюбленным своей жены, который, насколько он знал, по образованию был театровед.

— Как дела в строительной отрасли? — спросил Гвюдни.

— Да, честно говоря, не ахти как, — ответил Хатльгрим, потягивая напиток через трубочку.

— В этом фильме последняя сцена перед антрактом — полная безвкусица, — сказала Вигдис.

— Да ну? — быстро спросил её муж.

— Заставили голую женщину скакать верхом без седла, чтобы расшевелить мужика.

— Похоже, я ничего интересного не пропустил, — ухмыльнулся Гвюдни.

— Тебе такое кино смотреть не опасно, — ответил Хатльгрим. — Потому что женщина, которая скачет верхом — это шведская актриса. А значит, за ней не стоит исландской традиции актёрского мастерства, которой ей пришлось бы стыдиться… Ну, — добавил он. — Не хочу ничего пропустить, особенно — если её снова покажут голую верхом на лошади. — Он усмехнулся. — А с вами я прощаюсь. — И он ушёл, унося поп-корн и колу.

В зале ещё не погасили свет, когда вошла Вигдис, села с ним рядом и зло произнесла: «Ну почему тебе обязательно надо вести себя так пошло и так по-хамски?»

Он хотел было ответить, но не стал: на экране ожил фильм, и было так восхитительно снова перенестись в 895-ый год.

3

Титры с именами всех, кто работал над фильмом и его краткой версией, бежали вверх по экрану на фоне викингов, которые подтягивали паруса к реям и выплывали из фьорда при попутном ветре. В горах удлинялись тени, а поверхность фьорда становилась серой.

Вигдис и Хатльгрим вышли из Университетского кинотеатра под плакатом, изображавшим Халльгерд на борту викингского корабля, держащей свою дочь за плечи.

Пока они были в кино, выпал снег. Город и машины на стоянке осыпала сверкающая пороша. Хатльгрим вскочил в джип, завёл мотор и открыл пассажирскую дверь для жены. Он достал скребок, вышел и стал чистить стекло. Тут и там со стоянки разъезжались машины, они растянулись длинной вереницей до самого выезда на улицу Сюдюргата. Отчистив окна, он сел за руль.

— Ерунда полная, — сказала Вигдис. — Почему я должна верить, будто женщина могла оттяпать голову собственному сыну, чтобы отомстить мужу?

— Тогда времена были другие, — ответил Хатльгрим. — Да и к тому же, этот Хёскульд, её муж, убил её жениха. Стоит ли удивляться, что она нанесла ему удар в самое чувствительное место, убив сына, которого он горячо любил?

— Какая женщина, по-твоему, станет убивать собственного ребёнка? Они думают, что я в такое поверю?

— Я же говорю: тогда времена были другие. Это дохристианская эпоха. Там же всё доходчиво показали: мальчик сам хотел умереть, дабы вызволить свою сестрицу и попасть в Вальгаллу.

— Что-то ты слишком поддерживаешь эту женщину из фильма, — ответила она. — Даже в каком-то древнем стиле заговорил.

Он не ответил, потому что въехал на перекрёсток с круговым движением и стал ждать, когда ему дадут свернуть на Хрингбрёйт. Пока он осматривался по сторонам, в его поле зрения попал профиль жены. Вигдис была хмурой.

— Ну это же просто фильм! Не надо принимать его так близко к сердцу!

— Ничего я не принимаю близко к сердцу. Это ты себя странно ведёшь: этой женщине из фильма прощаешь всё, а мне ничего.

— О чём это ты? — стал раздражаться он. — Что за вздор?

— Просто тебе не понравилось, что я в антракте с Гвюдни разговаривала.

Он засмеялся:

— С Гвюдни-то? Я на него не злюсь. Если на то пошло, мне он даже симпатичен.

— Это что-то новенькое, — ответила она, вынула сигарету из пачки в своей сумочке и зажгла. — Я просто не понимаю, зачем ты так безобразно себя с ним вёл.

— А я думал, ты курить бросила, — сказал он.

— Ну, покуриваю иногда, — ответила она. — Тебе-то что?

— А я думал, ты бросила, — сказал он. — Я не знал, что у тебя такие тайны. И к тому же, я себя вёл ничуть не безобразно. Твой Гвюдни — просто сноб. Хатльгрим скорчил дурашливую физиономию и произнёс, подражая голосу Гвюдни: — «В Англии, в отличие от нас, такая богатая традиция актерского мастерства, ля-ля-ля». — Но вот он снова принял серьёзный вид. — Исландские актёры лучше английских. Во всяком случае, не уступают им.

— Просто дико слышать, как ты ревнуешь.

— Я ни капельки не ревную, хотя тебе как раз этого и хочется. Подумаешь, встретила бывшего жениха, мне-то какое дело.

— Ах, милый, я не хочу ссориться, — ответила она.

— Да тут никто не ссорится кроме тебя, — весело ответил он.

Она открыла окно и выкинула окурок. Пока он вёл машину по проспекту Миклабрёйт к дому, оба молчали. Поскольку она не нарушила молчания, он спросил:

— А что у нас на воскресный ужин?

— Мы же решили, что бараний окорок. Ты не купил окорок?

— Вигдис, — произнёс он. — Я хочу раз навсегда дать понять, что не позволю возводить на меня обвинения в том, что я якобы ревную, из-за того, что ты пообщалась с бывшим возлюбленным в антракте. Мне на это наплевать. Ведь я сам тебя у него когда-то увёл. Так что, пожалуйста, не накручивай себя, — ласково проговорил он. — Иначе все выходные насмарку. Милая, прошу тебя. Если не ради меня, то хоть ради детей. — Он снял руку с руля и положил ладонь ей на колено, но она крепко взяла его за запястье и убрала его руку со своей ноги.

Остаток пути до дому они молчали. Он припарковал джип, а она вышла из машины раньше него и гордо прошествовала к дверям, а волосы у неё развевались.

— В чём дело? — бормотал он, плетясь за ней. — Что вообще происходит? Что я такого натворил?

В прихожей он столкнулся с заспанной нянькой. Когда он разделся и разулся, то заметил, что Вигдис сбросила своё пальто, выхватила из холодильника окорок и отнесла на разделочный столик у раковины на кухне.

Она стояла над окороком, положив обе руки на столешницу, и волосы закрывали её лицо.

Он заглянул в комнату детей, которые спали каждый в своей кровати, и посмотрел на них. Потом он направился в супружескую спальню, разделся и улёгся под одеяло. Едва он закрыл глаза, как перед ним возникла шведская актриса, голая верхом на коне. Он захотел свою жену, но гордость не позволила ему просить её лечь к нему в постель. Она мигом догадается, из-за чего у него возникло такое желание. Ему удалось расслабить тело. Его последняя мысль, перед тем, как он заснул, была: «Она покраснела».

Вигдис долго стояла над окороком. Затем она положила его на деревянную разделочную доску, взяла топорик для разделки мяса и головку чеснока, отделила зубчик и очистила от кожуры. «Десять лет, — пробормотала она себе под нос. — Десять лет впустую». — Затем она раздражённо крикнула: «Хатльгрим! Мне окорок чесноком нашпиговывать?»

Он не отзывался.

Тогда она крикнула ещё громче: «Хатльгрим! Отвечай: мне чеснок в окорок класть?» — Он не ответил, и она прошагала в коридор и шумно ступила на порог спальни, чтоб повторить свой вопрос.

Он уже спал. И спал на удивление спокойно. Как будто так мирно спать для него было нормально. Она немного постояла, смотря на мужа.

Она пошла в комнату детей; они тоже сладко спали. Она стала смотреть на сына — и обнаружила, что всё ещё держит в руке топорик для мяса. Она вышла из комнаты, осторожно закрыв за собой дверь, вбежала в кухню со всё нарастающим чувством страха и отшвырнула топорик в раковину. «Нет!» — прошептала она и прикрыла рот рукой.

— Нет! Я никогда, никогда не смогла бы так поступить!

Примечания