Séra Hallgrímur Pétursson

Преподобный Хатльгрим Пьетюрссон

Einu sinni var séra Hallgrímur Pétursson á ferð fyrir norðan Ölvishaug eða Ölver í Hafnarfjalli og vakti þá fylgdarmaður hans máls á því að gaman væri að sjá Ölvi upp standa og bað prest neyta nú þess að hann væri kraftaskáld. Þá kvað séra Hallgrímur:

Однажды преподобный Хатльгрим Пьетюрссон1 проезжал к северу от Эльвисхёйга или Эльвера в Хабнарфьятле, и тогда его спутник завёл речь о том, что было бы весело поглядеть, как восстанет Эльвир, и попросил священника теперь воспользоваться тем, что тот могучий скальд. Тогда преподобный Хатльгрим произнёс:

Þá bólaði á draugsa og kom fyrst upp höfuðið og þótti þeim heldur ófrýnlegt; síðan færðist hann upp allt að miðju. Þá varð fylgdarmaður prests hræddur og bað hann fyrir hvern mun að kveða drauginn niður aftur. Þá kvað prestur þrjár vísur og er þessi ein:

Тогда стало видно призрака, и первой высунулась голова, показавшаяся им весьма безобразной. Затем он вылез наполовину. Тогда спутник пастора испугался и попросил его во что бы то ни стало произнести стихи и загнать драуга обратно под землю. Тогда священник сказал три висы, и вот одна из них:

Áður en séra Hallgrímur vígðist var hann einu sinni sem oftar á ferð um Borgarfjörð, kom þar að bæ og bað að gefa sér að drekka. Bóndadóttir var úti þegar hann kom og bar nokkur kennsli á hann, gekk svo inn og sagði að skáldið af Akranesi væri komið þó ekki væri hann skáldlegur, en bæði svartur og svipillur enda mundu kvæði hans fara eftir því. Hallgrímur heyrði raus hennar, gekk inn í dyrnar og kvað:

До того, как преподобный Хатльгрим был рукоположен в священники, он однажды, как обычно, путешествовал по Боргарфьёрду, приехал там на хутор и попросил вынести ему попить. Дочь бонда находилась снаружи, когда он приехал, и немного узнала его, она зашла в дом и сказала, что из Акранеса прибыл скальд, хотя на скальда он вовсе не похож: чёрен он, и лицо у него злое, да и стихи его, наверняка, этому соответствуют. Хатльгрим услышал её болтовню, зашёл в двери и произнёс:

Eftir það gekk hann innar til hennar, tók í hönd henni og kvað:

После этого он прошёл к ней вглубь дома, взял за руку и сказал:

Og enn þetta:

И ещё так:

Sagt er að kona þessi yrði gæfulítil þangað til Bjarni Jónsson skáld í Bæ í Borgarfirði réð henni að flytja burt úr héraðinu.

Рассказывают, что той женщине не было удачи до тех пор, пока Бьяртни Йоунссон из Байра в Боргарфьёрде не посоветовал ей переехать из той округи.

Önnur sögn er það um Hallgrím prest að hann kvað tófu dauða og stóð svo á því að tófa lagðist á fé manna í sveitinni og var það hinn mesti bitvargur og kallaður „stefnivargur“ og varð ekki unnin með nokkru móti. Einn sunnudag er prestur messaði og stóð alskrýddur fyrir altarinu leit hann út um kórgluggann og sá hvar tófa var að bíta kind. Varð honum það þá að hann gleymdi hvar hann var staddur og kvað:

В другом рассказе о пасторе Хатльгриме говорится, как он стихами умертвил лисицу, а причиной этому было то, что та нападала на скот людей из округи, и то была величайшая из лис, её называли «стебниваргом»2 и никакими способами не могли одолеть. В одно воскресенье, когда священник проводил службу и в полном облачении стоял перед алтарём, он выглянул в окно в хорах и увидел, как лисица кусает овцу. И вдруг позабыв тогда, где находится, он сказал:

Þetta reið lágfótu að fullu. En af því séra Hallgrímur hafði varið skáldskapargáfu sinni svo illa og það í miðri þjónustugjörðinni missti hann gáfuna með öllu þangað til hann iðraðist þessarar yfirsjónar og hét því fyrir sér að hann skyldi yrkja eitthvað guði til lofs og dýrðar ef hann veitti sér gáfuna aftur. Leið svo og beið þangað til um haust eitt eða veturinn fyrir jól að fara átti að hengja upp ket í eldhúsi. Var vinnumaður hans að því og fór hann upp á eldhúsbitann og seildist þaðan með ketið upp á rárnar. Enginn var til að rétta vinnumanninum krofin nema prestur. Þá segir prestur: „Talaðu nú eitthvað til mín því nú finnst mér gáfan vera að koma yfir mig.“ Maðurinn segir þá: „Upp, upp,“ og átti við það að prestur skyldi rétta sér upp fallið. En þau orð er sagt að séra Hallgrímur notaði í fyrsta versið í fyrsta Passíusálminum sem hann fór þá að yrkja og byrjar svo:

Это окончательно прикончило лисицу. Однако из-за того, что преподобный Хатльгрим употребил свой поэтический дар таким дурным образом, и это посреди службы, он напрочь утратил его до тех пор, пока не раскаялся в этом проступке и не пообещал сочинить что-нибудь во славу Господа, если тот возвратит ему дар. Так прошло некоторое время, пока одной осенью или зимой перед Рождеством не пора было начинать подвешивать мясо в кухне3. Этим занимался его работник, он забрался на кухонную балку и тянулся оттуда вместе с мясом к жердям. Никто не подавал работнику разделанные туши кроме священника. Тогда священник говорит:

— Скажи-ка мне что-нибудь, потому что сейчас мне кажется, что на меня снисходит дар.

Человек тогда говорит:

— Выше, выше! — и он имел в виду, что священнику нужно протянуть ему выпотрошенную тушу. Однако преподобный Хатльгрим, как говорят, использовал эти слова в первом стихе Страстных псалмов, которые он принялся тогда сочинять, и начинает он так:

Þó segja aðrir svo frá að hann hafi verið búinn með tvo fyrstu sálmana þegar hann kvað tófuna dauða og hafi hann notað þessi orð vinnumannsins í 1. versi í 3. sálmi sem svo byrjar:

Но другие рассказывают, что он уже закончил два первых псалма, когда произнёс стих, убивший лису, и использовал эти слова работника в первой строфе третьего псалма, который начинается так:

Og þykir það benda til þess að eitthvert hlé hafi orðið á milli þess hann kvað tvo fyrstu sálmana og hinn þriðja, og segja sumir að þetta olli. En aðrir segja að Tyrkja-Gudda kona hans sem ávallt þótti nokkuð blendin í trú sinni hafi átt að fela eða brenna fyrir honum handritið er tveir fyrstu sálmarnir voru búnir og hafi það fengið svo mikið á hann að hann hætti við þá um hríð, en byrjaði aftur á þriðja sálmi eftir nokkurt millibil.

И считается, что это указывает на то, что между сочинением двух первых псалмов и третьего, у него был какой-то перерыв, и некоторые говорят, что причиной была в этом. Однако другие рассказывают, что Турецкая Гюдда4, его жена, которую всегда считали несколько смешанной в вере, могла спрятать или сжечь его рукопись, когда были закончены два первых псалма, и это так сильно подействовало на него, что он на некоторое время перестал работать над ними, но после некоторого перерыва вернулся и начал с третьего псалма.

En það var ekki það eina sem Gudda átti að hafa gjört manni sínum til móðs. Sú saga hefur gengið um prestskonu þessa að hún hafi haft goð eitt út með sér úr Algier (Alsír) frá því hún var þar hernumin og vildi hún lengi ekki af láta með nokkru móti að dýrka það á laun hvernig sem prestur taldi um fyrir henni og vildi leiða hana frá þeirri villu. Einn sunnudag lézt hún ætla í kirkju, en kom ekki þangað. Grunar nú prest um athæfi hennar, hleypur því inn úr kirkjunni og kom að Guddu þar sem hún var að tilbiðja goð sitt. Greip hann það þá af henni og er sagt að hann brenndi það fyrir augum hennar, en hún yrði honum alllengi reið síðan.

И это, видимо, было не единственное, что Гюдда совершила назло своему мужу. Об этой пасторше ходила такая история, будто она привезла с собой одного алжирского идола, поскольку находилась там в плену, и долгое время не хотела перестать тайно почитать его, как бы священник её ни переубеждал и ни желал вывести из этого заблуждения. В одно воскресенье она сделала вид, будто собирается идти в церковь, но не пришла туда. Вот священник догадывается о её действиях, вбегает из церкви в дом и застаёт Гюдду там, где она поклонялась своему идолу. Тогда он выхватил его, и рассказывают, что он сжёг его у неё на глазах, а она после этого очень долго на него злилась.

Sú saga er höfð eftir Vigfúsi prófasti Jónssyni í Hítardal að einn vetur biti refur sauðfé fyrir presti og vannst ekki þó til þess væri leitað. Gudda talaði oft um það tjón sem dýrið gjörði, við mann sinn með beiskju mikilli og geðofsa því hún var skapstór mjög og óþýð í lund. Vítti hún séra Hallgrím og sagði að það sæi ekki á að hann væri kraftaskáld þar sem hann gæti ekki fyrirkomið einum ref. Prestur þoldi lengi vel frýjuorð hennar þangað til eitt kvöld sem Gudda var frammi í búri að hræra flautir að þar kom inn skollatófa til hennar, settist fyrir framan flautakeraldið, geispaði ámátlega upp á prestskonuna og datt síðan dauð aftur á bak. Við það brá Guddu svo að hún leið í óvit og lá svo til þess einhver heimamanna kom að henni. Eftir það létti af bítnum enda er sagt að Gudda hafi aldrei skapraunað manni sínum eins eftir og áður. Þó er það í frásögur fært um hana að einu sinni léti hún rífa hrís og flytja heim á sunnudegi meðan prestur embættaði. En þegar hann kom úr kirkju gekk hann að hrískestinum og í kringum hann. Lysti þegar eldi í köstinn og brann hann upp til kaldra kola; er svo að skilja sem í kestinum hafi kviknað fyrir bænastað prests, svo hafi hann verið bænheitur.

Со слов пробста Вигфуса Йоунссона из Хитардаля5 известна история, будто в одну зиму лиса покусала овец священника, и её не удалось одолеть, хотя попытки и предпринимались. Гюдда часто с большой злобой и волнением говорила своему мужу об ущербе, который причиняет этот зверь, поскольку была очень резка и горяча нравом. Она попрекала преподобного Хатльгрима и говорила, что не похоже, что он могучий скальд, раз не может убить одну единственную лису. Священник долгое время терпел её подстрекательства, пока в один вечер, когда Гюдда в своём чулане взбивала молоко, к ней не вошла лисица, она уселась перед сосудом со взбитым молоком, страшно зевнула на пасторшу и затем повалилась мёртвой. Это настолько поразило Гюдду, что она упала в обморок и лежала так, пока её не обнаружил кто-то из домочадцев. После этого нападения лисы прекратились, рассказывают также, что Гюдда больше никогда не дразнила мужа так, как раньше. Хотя в историях о ней говорится, что однажды в воскресенье, когда священник проводил мессу, она велела нарвать прутьев и принести домой. Но, когда священник вернулся из церкви, он подошёл к штабелю прутьев и обошёл его кругом. В штабеле тут же заполыхал огонь, и тот сгорел дотла. Это следует понимать так, что штабель загорелся по просьбе священника, — столь страстно он молился.

Enn er það sögn um séra Hallgrím að hann var á heimferð við þriðja mann sunnan yfir Brynjudalsvoga. Af því flóð fór í hönd tóku þeir það til ráðs að liggja í Bárðarhelli við fossinn til þess að fjaraði út um nóttina og rynni úr ánni. Förunautum prests þótti illur fossniðurinn og ýrurnar úr honum inn í hellinn. Annar fylgdarmaður prests lá fremstur og gat ekki sofið því honum sýndist ófreskja eða óvættur nokkur sækja að þeim og koma inn í hellisdyrnar. Bað hann þá prest að hafa bólaskipti við sig og lét hann það eftir. Varð prestur nú var hins sama og förunautar hans; er þá sagt að séra Hallgrímur hafi kveðið stefjadrápu þá sem nú kemur og að ófreskjan hörfaði út úr hellinum við hvert stef, en þokaðist aftur nær á milli, unz hún hvarf með öllu. Fyrsta erindið er þannig:

Ещё о преподобном Хатльгриме рассказывается, что он ехал домой с юга вместе с двумя спутниками через бухту Бриньядальсвогар. Поскольку ожидался прилив, они решили переночевать у водопада в пещере Баурдархетлир, пока вода не спадёт вода и не выйдет из реки в течение ночи. Спутникам священника не нравился шум водопада и брызги, залетающие в пещеру. Один из них лежал ближе всех ко входу и не мог заснуть, потому что ему казалось, будто к ним приближается и входит в пещеру чудовище или какой-то злой дух. Тогда он попросил священника поменяться с ним постелью, и тот согласился. Теперь священник заметил то же, что и его спутники. Говорят, что тогда преподобный Хатльгрим спел хвалебную песнь с припевом, которая следует ниже, и что с каждым припевом чудовище отступало прочь из пещеры, хотя снова придвигалось ближе в промежутках, пока совсем не исчезло. Первая строфа звучит так:

и т.д.