Русско-скандинавские отношения раннего средневековья привлекают внимание исследователей более двух веков. Походы викингов — бесстрашных скандинавских мореплавателей — были направлены как на запад, так и на восток. Скандинавское присутствие в Восточной Европе совпало по времени с процессами возникновения здесь ранних государств. Степень скандинавского участия в сложении Древнерусского государства и поныне остается предметом оживленной научной дискуссии1.
Тот факт, что перспективы пополнения письменных источников «практически равны нулю, тогда как археология… за каждые три десятилетия удваивает количество своих источников»2, выдвигает археологию на первое место в решении целого ряда проблем ранней истории. В связи с этим так называемый «варяжский вопрос» «чем дальше, тем больше становится предметом ведения археологии»3. Материальные следы присутствия варягов на Руси неоспоримы. Продолжаются выявление и систематизация находок и комплексов скандинавского происхождения в могильниках и на поселениях Древней Руси4. Накопление археологических материалов позволяет ставить и решать такие сложные вопросы, как, скажем, периодизация русско-скандинавских отношений IX–XI вв. или уточнение сфер социально-экономической деятельности, в которых развивались эти отношения.
Вместе с тем усовершенствование методики анализа письменных источников дает возможность несколько иного, чем это принято в историографии, их прочтения и выявления содержащейся в них действительной информации. Именно совокупный анализ письменных и археологических материалов, равно как и данных целого ряда вспомогательных исторических дисциплин, привел исследователей к осознанию места и роли варягов в протекавших в Восточной Европе социально-экономических процессах5.
Не последнее место в определении характера межэтнических связей занимают данные топонимики. Настоящая статья посвящена топонимии Древней Руси, нашедшей отражение в памятниках древнескандинавской письменности.
Произведения древнескандинавской письменности — скальдические стихи, рунические надписи, саги, географические сочинения — донесли до нас довольно обширный этно-, топо- и гидронимический материал, относящийся к Восточной Прибалтике, Древней Руси и Русскому Северу, особенно к городам и предгородским поселениям. При работе с названными источниками возникают известные трудности, связанные, с одной стороны, с их жанровыми особенностями, с другой — с хронологическим разрывом между событием и его фиксацией, достигающим порой пяти веков6. Рунические надписи датируются в основном концом X–XI в.; скальдические стихи, сочиненные в IX–XII вв., дошли преимущественно в сагах, создававшихся в XII–XIII вв., но сохранившихся, как и географические 48 сочинения XII–XIV вв., в более поздних списках. Тем не менее характер содержащихся в источниках сведений со всей определенностью указывает на то, что в них отражена картина более ранняя, во всяком случае, никак не позднее середины XIII в. Так, например, детальный анализ исландских географических трактатов убеждает, что «это картина Восточной Европы X — начала XII в. до татаро-монгольского нашествия, до образования Литовского государства, до завоевания Орденом прибалтийских земель»7. Что касается скальдических стихов и рунических надписей, то изучение их топонимической номенклатуры показывает, что она сформировалась на начальном этапе проникновения скандинавов в Восточную Европу8 (первый период русско-скандинавских отношений датируется исследователями 750–860-ми годами9).
Совокупное изучение древнескандинавской топонимии Древней Руси приводит к выводу, что каждый источник (или группа источников) имеет свою топонимическую номенклатуру. При этом хронология письменной фиксации топонимов (хотя и со значительным «запаздыванием») соответствует последовательности их возникновения в языке древних скандинавов10.
На настоящем уровне исследованности восточноевропейского этно-, топо- и гидронимического материала в различных жанрах древнескандинавской письменности можно говорить о наличии в Скандинавии двух этногеографических традиций, отражающих определенную пространственную и временную очередность в процессе проникновения скандинавов в Восточную Европу и нашедших фиксацию, во-первых, в скальдических стихах, рунических надписях и королевских сагах, во-вторых — в географических сочинениях, скальдических тулах (перечнях) и сагах о древних временах11.
Наиболее ранние источники — скальдические стихи и рунические надписи — содержат лишь названия двух городов: Ладоги (Aldeigia) и Новгорода (Hólmgarðr), а также обозначение Руси — Garðar.
Этногеография королевских саг является прямой наследницей традиции скальдических стихов и рунических надписей. Древняя Русь — это Garðar, хотя постепенно место этого топонима занимает новообразование Garðaríki; основные города Руси — Aldeigjuborg (композит типа X-borg, от скальдического Aldeigja) и Hólmgarðr, хотя в сагах второй половины XIII в., видимо, в силу влияния более поздней традиции упоминаются Киев (Kænugarðr), Полоцк (Pallteskia) и Суздаль (Suðrdalaríki, Súrdalar) по два раза каждый12.
В географических сочинениях XII–XIV вв.13 объем сведений о Восточной Европе значительно возрастает. На территории Руси (Garðaríki)
фиксируются основные водные артерии и крупнейшие города, относимые русской летописью к числу древнейших. Трактаты называют восемь древнерусских городов: Муром (Móramar), Ростов (Rostofa), Суздаль (Súrdalar), Новгород (Hólmgarðr), Полоцк (Pallteskia), Смоленск (Smaleskia), Киев (Kænugarðr), Гнездово (Sýrnes Gaðar)14, при том что Ладога в них не упоминается. Число известных географическим сочинениям рек тоже увеличивается: помимо Западной Двины (Dýna), это Днепр (Nepr), Нева (Nyia), Волга либо Волхов (Olkoga)15.
Саги о древних временах16, зачастую развивающие сюжеты саг 49 королевских, содержат топонимический набор, характерный для этих последних, в результате чего среди древнерусских городов вновь появляется Ладога (Aldeigja, Aldeigjuborg). Однако совершенно очевидно, что в них имеет место известная общность с этногеографией географических трактатов: Древняя Русь — Garðar и Garðaríki с городами Hólmgarðr, Kænugarðr, Móramar, Radstofa, Pallteskia, Smalenzkia, Súrsdalr. Вместе с тем в этом источнике содержатся и дополнительные топонимические данные, происхождение которых еще ждет объяснения: в частности, это латинизированные обозначения Руси (Rússía, Rússaland), Новгорода (Nógarðr) и Киева (Kio), название города Danparstaðir. Под весьма противоречиво толкуемым исследователями Алаборгом (Alaborg), вероятно, следует понимать безымянный городок IX–X вв. на реке Сясь у села Городище17.
В целом для древнескандинавской топонимии может быть прослежена одна общая тенденция к обязательному воспроизведению фонетического облика адекватных иноязычных географических названий с последующим народноэтимологическим переосмыслением18. Если ситуация с названиями городов Móramar, Rostofa/Ráðstofa, Smaleskia/Smalenzki Pallteskia, Súrdalar/Súrsdalr прозрачна, то обозначения Древней Руси (Garðar/Garðaríki), Новгорода (Hólmgarðr) и Ладоги (Aldeigja, Aldeigjuborg) требуют дополнительных комментариев.
Вопрос о скандинавских наименованиях Руси в письменных памятниках конца X–XIII в. неоднократно привлекал внимание исследователей русско-скандинавских отношений раннего средневековья19. Зачастую различия между топонимами Garðar и Garðaríki не проводилось: они рассматривались как взаимозаменяемые разновидности какого-то единого имени. Большинство историков останавливались лишь на топониме Garðaríki, более позднем, чем Garðar, имеющем более широкое распространение в древнескандинавской письменности.
Наиболее верной с методической точки зрения представляется трактовка вопроса о соотношении этих двух наименований Руси в статье Ф. А. Брауна20. По мнению исследователя, форма Garðaríki является творением исландцев, записывавших саги (начиная с конца XII в.). До этого времени (в X, XI и XII вв.) на всем Скандинавском полуострове использовалась для обозначения Руси форма Garðar, и вопрос о значении искомых топонимов надо решать не на материале позднейшего Garðaríki, а только на основании исходного Garðar.
Совокупный анализ древнескандинавских источников показывает, что уже в конце X в. топоним Garðar имел распространение в древнескандинавском языке (самая ранняя дошедшая до нас его письменная фиксация в висе Халльфреда Трудного Скальда — 996 г.), а в XIII в. практически вышел из употребления, уступив место топониму Garðaríki.
Использование корня garð- для оформления именно восточноевропейской топонимии заставило исследователей обратить внимание на связь древнеисландского garðr и древнерусского «город, град». Большинство историков для сопоставления с древнеисландским garðr брали русское слово «город» с более поздним семантическим наполнением, понимая под «городом» отделенный от сельской местности укрепленный населенный пункт, центр ремесла и торговли. Это приводило к выводу о «семасиологическом влиянии русского языка на древнескандинавский»21, о 50 «приближении» скандинавского слова «к почти однозвучному русско-славянскому»22 и т. п. Однако на том основании, что garðr и «город» — слова родственные23 и что в них выделяется одно и то же значение («ограда, забор, укрепление»), можно заключить, что в определенном временном срезе они были тождественны по значению и именно в это время должна была сложиться (применительно к Руси) скандинавская топонимия с корнем garð-.
Археологически скандинавы на Руси (за исключением Ладоги) прослеживаются начиная со второй половины IX в., а первая фиксация топонима Garðar — 996 г. Значит, скандинавское наименование Руси оформилось в конце IX–X в. Но что дало основание скандинавским пришельцам назвать область расселения восточных славян этого времени (точнее, Северо-Запад Восточной Европы, поскольку в этот район скандинавы попадали раньше всего, с ним теснее всего были связаны) Garðar? Каков был характер поселений в указанное время на означенной территории?
Все предшествующее рассуждение приводит к выводу, что это должны быть укрепленные поселения, но не города в более позднем понимании. Археологические материалы со своей стороны говорят за то, что даже в конце X — начале XI в. в Новгородской земле было всего три города (Псков, Новгород, Ладога), при общем числе древнерусских городов не более 2124. В то же время в Новгородской земле насчитывается (по данным разведочных обследований) не менее 20 укрепленных поселений, относящихся к эпохе сложения Древнерусского государства25.
Анализ топографии кладов куфических монет VII–X вв.26 подтвердил выдвигавшееся уже в науке27 положение о том, что в Ильменском бассейне смыкались два важнейших торговых пути средневековья, пересекавших Восточную Европу, — балтийско-волжский путь и путь «из варяг в греки». Именно в этом районе, в центре складывающейся Новгородской земли (по реке Волхов, в низовьях рек, впадающих в озеро Ильмень, по реке Поле), и находились означенные укрепленные поселения. Они служили убежищем для населения близлежащей округи, а кроме того, были опорными и контрольными пунктами на водных дорогах, зачастую они располагались на наиболее сложных участках водных магистралей, что характерно в первую очередь для поселений на берегах Волхова (Ладога, Любша, Новые Дубовики, Городище, Холопий городок, Рюриково городище)28.
Таким образом, скандинавы, отправляясь из Ладоги по Волхову в глубь славянской территории, встречали на своем пути цепочку укрепленных поселений, называемых местными жителями «городами». Поэтому вполне естественно, что на первом этапе знакомства с Русью скандинавы стали называть страну именем Garðar — «Города (= укрепления)», создав его не без учета фонетического облика местного обозначения знакомых им на первых порах укрепленных поселений вдоль Волхова.
Наиболее ранний скандинавский городской топоним Восточной Европы — Aldeigja — обозначение Ладоги, зафиксированное в висе скальда Эйольва Дадаскальда около 1010 г. Присутствие в скальдических стихах формы Aldeigja говорит о том, что именно она являлась исходной для этого наименования. Исследователи единодушны в признании генетической связи между топонимами Aldeigja и «Ладога», но вопрос об их происхождении 51 и взаимозависимости решался в науке по-разному. Название города производили и от наименования Ладожского озера (из фин. *aaldokas, aallokas «волнующийся» — от aalto «волна»)29, от имени реки «Ладога» (совр. «Ладожка», из фин. *Alode-Joki, где alode, aloe — «низкая местность» и jok(k)i — «река»)30. До недавнего времени разделявший последнюю точку зрения германский филолог Г. Шрамм31 пересмотрел свое мнение и предположил, что в основе названия города Ладоги лежит финское имя реки Волхов (фин. Olhava)32 или ее нижнего течения33. Однако, как можно заметить, значительная часть восточноевропейских городов, расположенных вблизи устьев небольших рек, получила свое название по этим притокам (ср., например: Псков — и река Пскова, Витебск — и река Витьба, Полоцк — и река Полота). Поэтому представляется верным мнение, что скандинавское Aldeigja, а из него (с метатезой ald — lad) и древнерусское «Ладога» произошли от финского названия реки Ладожки34. «С несомненностью сначала возникло название реки, затем города и, наконец, озера»35.
Используемый сагами композит Aldeigjuborg построен при помощи корня borg, служащего для оформления древнескандинавской топонимии Западной Европы и не типичного для обозначения городов Древней Руси. Причина, по-видимому, кроется в известной поэтапности освоения скандинавами пути «из варяг в греки»: Ладогу, лежащую в самом начале этого пути, варяги освоили уже во второй половине VIII в.36, на остальной же части этого пути они археологически прослеживаются только со второй половины IX в.37 (о чем уже шла речь выше). Осевшие в Ладоге скандинавы, составлявшие здесь, «вероятно, сравнительно самостоятельную политическую организацию»38, создали топоним Aldeigja от финского имени реки Ладожки, а затем дали городу имя Aldeigjuborg в соответствии с привычной для себя топонимической моделью X-borg.
Топонимические данные блестяще коррелируют здесь с археологическими материалами. Возникновение древнерусского названия «Ладога» не прямо от субстратного *Alode-joki, а через посредство скандинавского Aldeigja подтверждается новейшим анализом стратиграфии, домостроительства и топографии Ладоги VIII–X вв.39, который показывает, что первыми поселенцами в Ладоге в начале 750-х годов были выходцы из Северной Европы, а импульс продвижения славян дал себя знать лишь к концу 760-х годов.
Следующий по времени фиксации городской топоним — Hólmgarðr, впервые встречающийся в рунической надписи из Эсты первой половины XI в. Историки последнего столетия, преодолевшие ошибочное отождествление топонимов Hólmgarðr и «Холмогоры» у Тормода Торфеуса и его последователей, склонны видеть в древнескандинавском имени Hólmgarðr обозначение Новгорода. Тем не менее объяснения происхождения и значения его различны: Hólmgarðr понимают 1) и как «Ильменский город» («Ильмень» Hólm), 2) и как «город на острове» (от hólmr, «остров»), 3) и как «поселение в островной, т. е. заливаемой паводками местности», 4) и как «Холм-город, т. е. крепость Холм».
Два первых мнения подвергнуты анализу и критике в посвященной скандинавскому наименованию Новгорода работе Е. А. Рыдзевской40. Пытались доказать неправомерность третьей точки зрения в целом ряде 52 статей41, где одновременно приводится аргументация в поддержку выдвинутого ранее исследователями42 четвертого толкования топонима Hólmgarðr. Не приводя подробной аргументации, содержащейся в серии наших статей, повторим лишь основные выводы. Топоним Hólmgarðr образовался практически в то же время, что и древнейшее скандинавское наименование Руси Garðar (по всей вероятности, в конце IX в.), когда корень garð- в нем был тождествен древнерусскому «город» (в значении «укрепленное поселение»). Поскольку вторая часть топонима была передачей древнерусского слова, то и первая часть его не могла быть скандинавской, а являлась транскрипцией древнерусского «холм». Тем самым в момент своего возникновения форма Hólmgarðr представляла собой не что иное, как отражение древнейшего самоназвания некоего укрепленного поселения «Холмгорода» (т. е. крепости Холм), ставшего затем составляющей Новгорода. Согласно летописным данным, «Холмом» именовался один из районов средневекового Новгорода, носивший также название «Славно», «Славенский конец». Не исключена, правда, возможность, что «Холмгородом» называлось сначала (во второй половине IX в.) поселение на территории нынешнего Городища под Новгородом, и лишь впоследствии, с переселением его обитателей на территорию будущего Славенского конца, туда был перенесен ими привычный топоним. Однако вопрос о возможности такой миграции топонима, послужившего прототипом для древнескандинавского смогут разрешить, по-видимому, только дальнейшие раскопки обоих названных центров приильменских славян43.
Совершенно необходимо четко различать период возникновения топонима и период его функционирования на языке. Так, в равной степени мало правдоподобно и то, что могло возникнуть двусоставное (скандинавско-славянское) имя, и то, что его исходное значение могло сохраниться в процессе использования топонима скандинавами (в языке которых существовали hólmr — «остров», garðr — «усадьба, хутор», а также имена собственные с составляющими holm- и garð-). Соответственно надо полагать, что со временем народная этимология связала Hólmgarðr (Холмгород) с древнескандинавским hólmr — «остров». Саги содержат и подтверждение тождества Холмгорода и Новгорода, и факты восприятия Хольмграда (Hólmgarðr) как островного города.
Итак, анализ древнерусского топонимического материала, прежде всего городских топонимов, содержащихся в памятниках древнескандинавской письменности, опровергает тезис о наличии в нем собственно скандинавских наименований и говорит об ориентации скандинавских топонимов на фонетический облик географических самоназваний, подтверждая тем самым признанный исследователями факт, что «скандинавы рано и быстро слились с местным населением и как этнический элемент растворились в нем»44.
1 Детальный обзор литературы по проблеме и библиографию работ см.: Мошин В. А. Варяго-русский вопрос // Slavia. 1931. N 10. P. 109–136, 343–379, 501–537; Шаскольский И. П. Норманская теория в современной буржуазной науке. М.; Л., 1965; Он же. Антинорманнизм и его судьбы // Генезис и развитие феодализма в России: Проблемы историографии. Л., 1983. С. 35–51; Булкин В. А., Дубов И. В., Лебедев Г. С. Русь и варяги: Новый этап изучения // Вестн. ЛГУ. Сер. 2. Ист., яз., лит. 1987. Вып. 3. С. 12–26. 53
2 Клейн Л. С., Лебедев Г. С., Назаренко В. А. Норманские древности на современном этапе археологического изучения // Исторические связи Скандинавии и России, IX–XX вв. Л., 1970. С. 226.
3 Арциховский А. В. Археологические данные по варяжскому вопросу // Культура Древней Руси. М., 1966. С. 41.
4 Булкин В. А., Дубов И. В., Лебедев Г. С. Археологические памятники Древней Руси IX–XI веков. Л., 1978; Кирпичников А. Н. и др. Русско-скандинавские связи в эпоху образования Древнерусского государства (IX–XI вв.) // Scando-Slavica. 1978. Т. 24. P. 63–89; Булкин В. А., Дубов И. В., Лебедев Г. С. Русь и варяги. С. 17–19.
5 Лебедев Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе: Ист.-археол. очерки. Л., 1985; Мельникова Е. А., Петрухин В. Я. Послесловие // Ловмяньский Х. Русь и норманны: Пер. с пол. М., 1985. С. 230–245; см. также: Джаксон Т. Н., Плимак Е. Г. Некоторые спорные проблемы генезиса русского феодализма: (В связи с изучением и публикацией в СССР «Разоблачений дипломатической истории XVIII века» К. Маркса) // История СССР. 1988. № 6. С. 40–50.
6 Мельникова Е. А., Глазырина Г. В., Джаксон Т. Н. Древнескандинавские письменные источники по истории Европейского региона СССР // Вопр. истории. 1985. № 10. С. 36–53.
7 Мельникова Е. А. Древняя Русь в исландских географических сочинениях // Древнейшие государства на территории СССР: Материалы и исследования, 1975. М., 1976. С. 156 (Далее: ДГ).
8 Джаксон Т. Н. Древнескандинавская топонимия с корнем aust- // Скандинавский сборник. Таллинн, 1988. Вып. 31. С. 140–145; Она же. Север Восточной Европы в этногеографических традициях древнескандинавской письменности: (К постановке проблемы) // Славяне: этногенез и этническая история: (Междисциплинарные исследования). Л., 1989. С. 131–132. Ср. заключение Е. А. Мельниковой, что круг используемых руническими надписями наименований «принадлежит к древнейшему пласту географических и топографических сведений скандинавов о Восточной Европе» (Мельникова Е. А. Этнонимика севера европейской части СССР по древнескандинавской письменности и «Повести временных лет» Северная Русь и ее соседи в эпоху раннего средневековья. Л., 1982. С. 124).
9 Лебедев Г. С. Эпоха викингов. С. 260.
10 Глазырина Г. В., Джаксон Т. Н. Древнерусские города в древнескандинавской письменности // Тез. докл. сов. делегации на V Международном конгрессе славянской археологии. М., 1985. С. 123–124; Джаксон Т. Н. Древнескандинавская топонимия; Она же. Наименования Древней Руси и Новгорода в древнескандинавской письменности: О возникновении топонимов Gaðar и Hólmgarðr // Скандинавский сборник. Таллинн, 1986. Вып. 30. С. 85–95.
11 Джаксон Т. Н. Север Восточной Европы. С. 130–135.
12 См.: Древнерусские города в древнескандинавской письменности: тексты, перевод, комментарии / Сост. Г. В. Глазырина, Т. Н. Джаксон. М., 1987.
13 См.: Мельникова Е. А. Древнескандинавские географические сочинения: тексты, перевод, комментарий. М., 1986.
14 Джаксон Т. Н. Sýrnes и Gaðar: Загадки древнескандинавской топонимии Древней Руси // Scando-Slavica. 1986. Т. 32. С. 73–83.
15 Мельникова Е. А. Древняя Русь. С. 150.
16 Глазырина Г. В. География Восточной Европы в сагах о древних временах // ДГ, 1986. М., 1988. С. 229–235.
17 См.: Джаксон Т. Н., Мачинский Д. А. Юго-восточное Приладожье в «Саге о Хальвдане, сыне Эйстейна» // Археология и история Пскова и Псковской земли, 1988: Тез. докл. науч.-практ. конф. Псков, 1989. С. 83–85.
18 Джаксон Т. Н., Молчанов А. А. Из истории формирования древнескандинавской топонимии пути «из варяг в греки» // Археология и история Пскова и Псковской земли. Псков, 1986. С. 59–61; Они же. Древнескандинавское название Новгорода в топонимии пути «из варяг в греки» // Вспомогательные исторические дисциплины. Л., 1990. Вып. 21. С. 226–238.
19 Обзор литературы см.: Джаксон Т. Н. О названии Руси Garðar // Scando-Slavica. 1984. Т. 30. С. 133–143.
20 Braun F. Das historische Russland im nordischen Schrifttum des X–XIV. Jahrhunderts // Festschrift Eugen Mogk zum 70. Geburtstag. Halle, 1924. S. 192–196. 54
21 Рожнецкий С. Из истории Киева и Днепра в былевом эпосе // Изв. Отд. рус. яз. и словесн. Академии наук. СПб., 1991. Т. 16, кн. 1. С. 62.
22 Брим В. А. Путь из варяг в греки // Изв. АН СССР. Сер. 7. Отд. обществ. наук 1931. № 2. С. 229.
23 Фасмер М. Этимологический словарь русского языка / Пер. с нем. и доп. О. Н. Трубачева. М., 1986. Т. 1. С. 443.
24 Куза А. В. Социально-историческая типология древнерусских городов X–XIII вв. // Русский город. М., 1983. Вып. 6. С. 21–22.
25 Булкин В. А., Дубов И. В., Лебедев Г. С. Археологические памятники. С. 77.
26 Носов Е. Н. Нумизматические данные о северной части балтийско-волжского пути конца VIII–X в. // Вспомогательные исторические дисциплины. Л., 1976. Вып. 8. С. 95–110.
27 Рыбаков Б. А. Торговля и торговые пути // История культуры Древней Руси. М.; Л., 1948. Т. 1. С. 346–349; Янин В. Л. Денежновесовые системы русского средневековья. М., 1956. С. 103.
28 Носов Е. Н. Поселения Приильменья и Поволховья в конце I тыс. н. э.: Автореф. дис. канд. ист. наук. М., 1977. С. 9, 21; Он же. Волховский водный путь и поселения конца I тыс. н. э. // Краткие сообщения Ин-та археологии АН СССР. 1976. Вып. 146.
29 Thomsen V. Der Ursprung der russischen Staates. Gotha, 1879. S. 84; Фасмер М. Этимологический словарь… М., 1986. Т. 2. С. 448.
30 Mikkola J. Ladoga — Laatokka // Journal de la Sociéte Finno-ougrienne. 1906. T. 23. P. 23; Брим В. А. Указ. соч. С. 222–223; Рыдзевская Е. А. Сведения о Старой Ладоге в древнесеверной литературе // Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Ин-та истории материальной культуры АН СССР. М.; Л., 1945. Вып. 11. С. 64–65; Роспонд С. Структура и стратиграфия древнерусских топонимов // Восточнославянская ономастика. М., 1972. С. 53; Нерознак В. П. Названия древнерусских городов. М., 1983. С. 101–102.
31 Schramm G. Normannische Stützpunkte in Nordwestrussland. Etappen einer Reichsbildung im Spiegel von Namen // Beiträge zur Namenforschung, N. F. 1982. Bd. 17, H. 3. S. 274–278.
32 Фасмер М. Этимологический словарь… Т. 1. С. 346.
33 Schramm G. Sechs warägische Probleme // Jahrbücher für Geschichte Osteuropas. 1986. Bd. 34, H. 3. S. 369–370.
34 Mikkola J. Ladoga. P. 23; Брим В. А. Путь из варяг в греки. С. 222–223.
35 Роспонд С. Структура и стратиграфия. С. 53.
36 Булкин В. А., Дубов И. В., Лебедев Г. С. Археологические памятники. С. 85–90, Рябинин Е. А. Скандинавский производственный комплекс VIII века из Старой Ладоги // Скандинавский сборник. Таллинн, 1980. Вып. 25. С. 161–177.
37 Кирпичников А. Н. и др. Указ. соч.
38 Лебедев Г. С. Путь из варяг в греки // Вестн. ЛГУ. Сер. 2. Ист., яз., лит. 1975. Вып. 4. С. 4.
39 Кузьмин С. Л., Мачинская А. Д. Культурная стратиграфия Ладоги VIII–X вв. // Археология и история Пскова и Псковской земли, 1988. Псков, 1989. С. 29–30; Кузьмин С. Л. Малые дома Старой Ладоги VIII–IX вв.: (Культурная принадлежность домостроительной традиции) // Там же. С. 34–35.
40 Рыдзевская Е. А. Холм в Новгороде и среднесеверный Holmgarðr // Изв. Российской академии истории материальной культуры. Пг., 1922. Т. 2. С. 105–112.
41 Джаксон Т. Н. О названии Руси Garðar; Она же. Наименование Древней Руси и Новгорода; Джаксон Т. Н., Молчанов А. А. Древнескандинавское название Новгорода.
42 Рыдзевская Е. А. Холм в Новгороде; Янин В. Л., Алешковский М. Х. Происхождение Новгорода: (К постановке проблемы) // История СССР. 1971. № 2. С. 41; Янин В. Л. Социально-политическая структура Новгорода в свете археологических исследований // Новгородский исторический сборник. Л., 1982. Вып. 1. (11). С. 83.
43 Янин В. Л. Социально-политическая структура Новгорода. С. 87; Колчин Б. А., Янин В. Л. Археологии Новгорода 50 лет // Новгородский сборник, 50 лет раскопок Новгорода. М., 1982. С. 111.
44 Рыдзевская Е. А. О роли варягов в Древней Руси (1939 г.) // Рыдзевская Е. А. Древняя Русь и Скандинавия в IX–XIV вв.: (Материалы и исследования). М., 1978. С. 135 и след.; ср.: Ловмяньский Х. Указ. соч. С. 98–106. 55
Источник: Цивилизация Северной Европы. Средневековый город и культурное взаимодействие. М.: «Наука», 1992. С. 48–55.
OCR: Speculatorius
48 — так обозначается конец соответствующей страницы.
В этой электронной версии были устранены некоторые явные ошибки и недочёты в древнеисландской орфографии, вызванные типографскими ограничениями той эпохи.