А. И. Смирницкий

155

СЛОВАРНЫЙ СОСТАВ

Глава XV

§ 137. Ограничиваясь лишь самым общим обзором лексики английского языка древнего периода, можно разнообразные отдельные проблемы, возникающие при ее описании, свести к следующим основным проблемам:

1. Количественный состав древнеанглийской лексики.

2. Структура слов и словообразование в древнеанглийском языке.

3. Проблема словоупотребления (выделение в словарном составе древнеанглийского языка различных его сфер, как то: основного словарного фонда, слов, характеризующихся преимущественным употреблением в поэтических памятниках, «ученой» и профессиональной терминологии и т. д.).

4. Проблема происхождения словарного состава древнеанглийского языка. Эта проблема включает в себя два основных вопроса: а) отграничение исконных слов от заимствований и б) сравнительное сопоставление древнеанглийской исконной лексики и лексики других германских языков с целью выявления общих структурных черт и структурных различий, наблюдающихся в отдельных германских языках, в том числе в древнеанглийском.

Количественный состав древнеанглийской лексики

§ 138. Необходимо иметь в виду, что лексический состав отдельных древнегерманских языков не известен нам в полном объеме. Даже те языки, фонетика и грамматика которых с достаточной полнотой извлекаются из 156 сохранившихся письменных памятников, в лексическом отношении могут быть изучены лишь в некоторой своей части, большей или меньшей, в зависимости от материала, заключенного в памятниках. Для выявления лексического состава языка необходим гораздо более обширный и разнообразный литературно-текстовой материал, чем для установления фонетической или даже грамматической системы.

Из всех древнегерманских литератур наиболее богатой является древнеисландская, и поэтому, естественно, наиболее хорошо мы знаем лексику древнеисландского языка. Можно полагать, что лексический состав этого языка, в основном, дошел до нас более или менее полностью; однако, к сожалению, главным образом в сравнительно поздних памятниках. Но уже древнеанглийская лексика, несомненно, известна нам далеко не во всем ее объеме. В частности развитие кораблестроения в период, к которому относится написание древнеанглийских письменных памятников, заставляет предположить, что словарный состав древнеанглийского языка включал в себя обширную профессиональную терминологию, охватывающую эту область. Однако об этой части словарного состава древнеанглийского языка нам почти ничего неизвестно. С той же степенью вероятности в словарном составе древнеанглийского языка можно предположить существование столь же обширной военной терминологии и поэтической терминологии, также, по-видимому, в большей своей части навсегда утраченной.

Из всего сказанного следует, что в области словарного состава древнеанглийского языка невозможно провести сколько-нибудь исчерпывающего изучения с точки зрения его объема, а тем более с точки зрения его сопоставления со словарным составом других германских языков. Последнее оказывается абсолютно невозможным также и потому, что лексика других германских языков, за исключением древнеисландского, еще в меньшей мере сохранена письменностью. Это касается древнесаксонского и древневерхненемецкого и, особенно, готского. Тот контингент древнесаксонских и готских 157 слов, который дошел до нас, явно представляет собой лишь некоторую, относительно небольшую часть всего лексического состава соответствующих языков. Если огромные пробелы в нашем знании древнесаксонской лексики косвенно (и не всегда надежно) могут быть хотя бы отчасти восполнены путем привлечения более позднего — средненижненемецкого — материала, то в отношении готской лексики мы не располагаем даже этой возможностью.

По сравнению с готским древнеанглийский язык находится в более выгодном положении, поскольку его слова, не сохраненные письменностью, с большей или меньшей степенью вероятности могут быть реконструированы для древнеанглийского языка при помощи более поздних письменных памятников. Так, следующие среднеанглийские слова дают возможность предположить существование соответствующих древнеанглийских слов, не дошедших непосредственно до нас в письменных памятниках: са. cul взмах, удар; kille(n), kulle(n), kelle(n) попадать, ударять; убивать; dul, dil глупый, грубый; scateren, shatere(n) разбрасывать; slitte(n) рубить, расщеплять и другие. Для древнеанглийского эти слова можно представить в виде *cul, *cyllan слб. 1, *dyll, *scaterian слб. 2, slittan слб. 1. Однако, как указывалось выше, подобное восполнение словарного состава древнеанглийского языка при помощи более поздних письменных памятников не всегда является надежным. В частности представляется лишь в большей или меньшей степени вероятным существование древнеанглийских слов, соответствующих следующим среднеанглийским: са. ayen-bite угрызение совести; balled лысый, оголенный; besight обеспечение; bismotere(n) загрязнять, пачкать; blome цвет, цветение; budde(n) давать почки; clapse(n) застегивать, обхватывать; deye(n) умирать; draught(e) тяга, движение; forlond мыс, прибрежная полоса; frame преимущество, выгода; ho (междометие); lak(k) неудача, недостаток; lese(n) терять; melwe сочный, спелый; slombere(n) спать; todde куст, глыба и многие другие. Немалое количество из перечисленных выше слов, возможно, представляют скандинавские заимствования 158 (deye(n), forlond, frame, lak(k), balled, blome); но даже если отвлечься от возможности заимствования, никогда не может быть уверенности в том, что реконструируемые таким образом слова действительно существовали в словарном составе древнеанглийского языка, а не являлись среднеанглийскими новообразованиями.

Нельзя также не оговорить и другую трудность, с которой неизбежно сталкивается языковед, поставивший перед собой задачу относительно точно установить объем древнеанглийской лексики. Как известно, лексическая единица, как и всякая другая языковая единица, может быть признана таковой, если она выступает не как произведение, создаваемое в процессе речи, а как нечто, уже существующее и лишь воспроизводимое в речи. Между тем в дошедших до нас древнеанглийских (поэтических) текстах содержится немалое количество таких слов, которые оказываются не воспроизведенными, а созданными автором на данный случай из материала и по образцам, имеющимся в словарном составе языка. Подробно образования этого типа будут разобраны ниже (§ 149), сейчас же следует лишь обратить внимание на то, что указанные образования, представляющие собой речевые произведения, или hapax legomena, в словарный состав древнеанглийского языка включены быть не могут, а тем самым не могут служить показателем объема древнеанглийского словаря. Строго говоря, подобные слова, будучи не воспроизводимыми, а создаваемыми из отдельных единиц языка, являются новыми сочетаниями языковых единиц, произведениями, в которых используется язык, но которые сами, в своей целостности, не представляют единиц языка, подобно тому, как и свободные сочетания слов. Однако вместе с тем они выступают в дошедших до нас письменных памятниках на тех же правах, что и обычные, воспроизводимые, готовые единицы словарного состава. Если же учесть упоминавшуюся выше малочисленность древнеанглийских письменных памятников, вследствие чего сплошь и рядом не удается установить, в какой степени воспроизводимым является то или иное образование, становится 159 понятным, насколько трудно отграничить многочисленные hapax legomena от действительных единиц словарного состава древнеанглийского языка.

Из сказанного следует, что древнеанглийская лексика с точки зрения ее объема может быть охарактеризована лишь очень приблизительной общей цифрой. Можно думать, что словарный состав древнеанглийского языка составлял несколько десятков тысяч слов. Таким образом, по сравнению со словарным составом современного языка древнеанглийский словарный состав был приблизительно в десять раз меньше.

Структура слов и словообразование

§ 139. Слова древнеанглийского языка с точки зрения их структуры могут быть подразделены — так же как и слова других германских языков — приблизительно следующим образом:

1. Слова простые: а) без словообразовательных аффиксов: да. stān (|| г. stains, ди. steinn, дс. stēn, двн. stein) камень; да. cunnan знать, уметь (|| г. kunnan, ди. kunna, дс. двн. kunnan), hēah высокий (|| г. hauhs, ди. hār, hōr, дс. двн. hōh); — б) со словообразовательными аффиксами: да. stǣnen каменный (|| г. staineins, двн. steinīn); hīehþu высота (|| г. hauhiþa, ди. hǣð, двн. hōhida), cūþ известный, знакомый (|| г. kunþs, ди. kuðr, kunnr, дс. kūð, двн. kund).

2. Слова сложные: а) без словообразовательных аффиксов: да. middan-ᵹeard земной мир, земля как целое, собств. «срединный двор, срединная усадьба» (|| г. midjun-gards, ди. mið-garðr, двн. mittin-gart); — б) со словообразовательными аффиксами: да. ierfe-numa наследник, собств. «наследство берущий» (|| г. arbi-numja, двн. erbi-nomo); æl-mi(e)htiᵹ всемогущий (|| двн. ala-mahtig).

§ 140. Нужно, однако, иметь в виду, что многие слова относящиеся в литературную эпоху развития древнеанглийского языка к числу простых, не имеющих словообразовательных аффиксов (1, а) некогда могли расчленяться. 160 Так, например, в да. stān < *stainaz элемент *-na- когда-то, по-видимому, представлял собой словообразовательный суффикс, широко распространенный в индоевропейских языках в виде *-no-: ср. да. swefn < *sweƀnan сон, сновидение; ди. svefn < *sweƀnaz — при ди. sofa < *sůƀanan спать. Но тогда как -n < *-na- в ди. svefn еще выделялось как особый морфологический элемент (хоть уже не продуктивный) благодаря противопоставлению ди. svef-n — ди. sofa, прош. вр. svaf, этимологически то же самое -n- в да. stān уже срослось с корнем в одно нечленимое целое, так как это последнее слово в древнеанглийском (так же как и в других древнегерманских языках) не противопоставлялось никаким другим словам с тем же корнем, которые не имели бы -n- после корневого гласного: ср. да. stǣnen каменный, stǣniᵹ каменистый, stǣnan побивать камнями.

Также и древнеанглийское окончание инфинитива -n (sēon видеть, tēon тянуть) или -an (bindan связывать, helpan помогать) представляет собой или содержит в себе старый германский суффикс *-na-. Этот суффикс использовался для образования существительных среднего рода, обозначавших действие, но поскольку такие существительные превратились в германских языках в инфинитивы, т. е. полностью вошли в систему глагола, постольку этот суффикс в данном случае утратил характер словообразовательного суффикса: он стал лишь окончанием одной из глагольных форм, и глагол как лексическая единица стал выделяться этим окончанием так же, как и другими окончаниями (личными). Так, например, да. cyrran поворачивать, возвращаться противопоставляется существительному cyr(r) поворот, случай не как особое слово с суффиксом -an (= -a- + -n), но лишь как одна из форм единого слова-глагола cyrran, cyrrað (мн. наст. изъявит.), cyrde (3 л. ед. прош.) и т. д., характерным признаком которого является вся система окончаний (-an, -að, -de и т. д.), противопоставляемых как целое иной системе окончаний слова-существительного cyr(r) (им. и вин. ед. cyrr с нулевым окончанием, дат. cyrr-e и т. д., по склонению i-осн. м. р.). Таким образом, в древнеанглийском языке существительное 161 cyrr (со всеми его формами) и глагол cyrran (также со всеми его формами) относятся к числу простых слов без словообразовательных аффиксов (суффиксов), хотя некогда инфинитив и был существительным, образованным посредством суффикса *-na- (ие. *-no-), а в еще более раннюю эпоху и основообразующие гласные — тематический гласный в некоторых глагольных формах и гласный (дифтонг), образующий i-основы, — вероятно были словообразовательными элементами такого же типа, как явные суффиксы.

§ 141. Некоторые самостоятельные слова в древнеанглийском языке (как и в других древнегерманских языках) превратились или еще только превращались в словообразовательные суффиксы. Так, например, существительное да. līc (|| г. leik, ди. līk, дс. līk, двн. līh) тело, — первоначально в более широком значении тело, форма, облик, подобие — генетически тождественно древнеанглийскому суффиксу -lī̆c, -lc (|| г. -leiks, ди. -ligr вместо -lī̆kr, по аналогии с прилагательными на -igr, дс. -lī̆k, двн. -līh), образующий прилагательные: ср. да. lēof-lī̆c любезный, достойный любви, — первоначально собств. «имеющий любезный, милый облик». Прилагательные этого типа некогда образовывались как сложные слова „притяжательные“ (composita possessiva, в индийской терминологии bahuvrīhi): „притяжательное“ сложное слово характеризует предмет как имеющий то, что обозначено второй частью сложения, по отношению к которой его первая часть играет роль определения (ср. с приведенным выше примером русск. седобородый «имеющий седую бороду»). Уже в таких словах как да. dæᵹlī̆c ежедневный связь суффикса со старым значением существительного (да. līc) окончательно порвана. Нередкое сокращение гласного в да. -līc свидетельствует о том же. Еще ярче превращение основы līk- (< *līka- < *leika-) в суффикс внешне выражено в древнеисландском языке заменой -līkr через -ligr (ср. ди. liufligr любезный, достойный любви, dagligr ежедневный и т. п.), а в древнеанглийском редукцией -lī̆c > -lc в отдельных словах, где значение этого элемента особенно потускнело: 162 ср. да. hwilc, hwelc какой; swilc, swelc такой; ǣlc < *ā-ǥi-līk- всякий.

Другим примером образования суффиксов из самостоятельного слова в результате словосложения может служить возникновение суффикса да. -scipe (< sciepe*) (|| ди. -skapr, дс. -skepi, двн. -scaf), который в древнеанглийском языке встречается в существительных с абстрактным значением: ср. да. frēond-scipe (да. frēond друг), folc-scipe народность (да. folc народ) и др. Этот суффикс восходит к существительному, которое еще известно в древнеанглийском в виде scipe (< *skepi < *skapiz) м. р. положение, состояние; ср. близкое к нему ди. skap с. р. настроение, состояние духа; оба этимологически связаны с глаголом да. scieppan, ди. skepia создавать (|| г. skapjan, дс. skeppian, двн. scepfen).

Менее завершенным процесс образования суффиксов мы находим в случае существительного да. dōm, (ди. dōmr, дс. dōm, двн. tuom) положение, постановление, суждение, суд (|| г. dōms), которое сохраняется как самостоятельное слово, но вместе с тем имеет тенденцию превратиться в суффикс. Однако с формальной стороны такие слова (да. cyne-dōm королевство — cyne род, племя; да. wīs-dōm мудрость, знание — wīs мудрый) не отличаются от сложных слов: вторая часть каждого из приведенных слов несет на себе второстепенное ударение, свойственное вторым компонентам в словосложении, и не имеет никаких явных признаков редукции. Но семантика этих слов не позволяет рассматривать их как слова сложные: по-видимому, они находятся в стадии превращения сложного слова в простое со словообразовательным аффиксом (суффиксом).

Подобный же промежуточный тип представляют собой существительные с да. -hād (|| дс. hēd, двн. heit, г. haidus, ди. heiðr) состояние, положение, образ в качестве второй части словосложения; ср. да. munuc-hād монашество, «монашеское состояние»; mæᵹden-hād девственность, девство, «девственное состояние». Приведенные древнеанглийские слова с -hād еще явно носят характер сложных.

163

Подобных случаев перехода словосложения в словообразование посредством суффиксов — вследствие превращения второй части сложного слова в суффикс — в древнеанглийском языке имеется большое количество. Поэтому отнесение слова к числу простых со словообразовательными аффиксами (1, б) или к числу сложных (2) нередко является лишь условным и может зависеть от того, какая сторона явления и какой этап развития преимущественно имеются в виду в том или ином случае.

§ 142. Как было отмечено выше, многие сложные слова превращались в древнеанглийском языке в простые (со словообразовательными аффиксами) в результате того, что их вторые компоненты теряли полноту своего значения и низводились на положение суффиксов. Наряду с этим происходило и превращение некоторых сложных слов в простые, не имеющие аффиксов словообразовательного характера, так как в отдельных случаях изменения в значении и употреблении сложного слова могли приводить к тому, что его части сливались в одно нечленимое целое. При этом обычно исчезали и внешние признаки словосложения: наличие слабого ударения на второй части, особенности развития звуков на стыке частей сложного слова и т. п. Ср. да. worold, weorold, weoruld мир, вселенная, человеческий род (|| ди. verǫld, двн. weralt, worolt) = да. wer мужчина, муж (|| ди. ver-r, дс. двн. wer, г. waír) + да. *aldi- (ср. им. мн. да. ielde, дс. eldi люди, человеческие поколения, ср. ди. ǫld, г. alds); — да. hlāford господин = да. hlāf хлеб (|| г. hlaifs, ди. hleifr, двн. leib) + weard < *warð- сторож, хранитель (|| г. wards; ди. vǫrðr < *warðůz; двн. wart); — да. поэтич. ᵹåmel старый (|| ди. gamall) = ga- приставка вместе, со-, совсем (|| ди. ga-, г. ga-) + mǣl отметка, определенное время (|| ди. māl, г. mēl, двн. māl).

Примечание. Среди сложных слов следует различать: 1) такие слова, которые образованы простым сложением основ без соединительного элемента (ср. да. bōc-hūs библиотека, собств. «книжный дом»; heaðo-lind щит, собств. «боевая липа»; sūð-stæþ южный берег; wīd-sǣ открытое, собств. «широкое» море и многие др., ср. также г. mati-balgs пищевой мешок, где mati- основа 164 слова mats < *mati-z); 2) такие слова, в которых сложение основ происходит при помощи специального соединительного элемента причем этот соединительный элемент обычно генетически тождествен падежной флексии (ср. да. Sunn-an-dæᵹ воскресенье, собств. «Солнца день», где -an- восходит к флексии родительного падежа слова sunne солнце: разбираемое слово представляет собой кальку с лат. Sōlis dies, где первое слово словосочетания — Sōlis — стоит в форме родительного падежа). В целом сложные слова второй группы представляют собой более поздний тип. Они возникали из синтаксических сочетаний уже вполне оформленных слов — в результате слияния таких сочетаний в одно целое. Однако следует всячески подчеркнуть, что относительно более позднее возникновение второго типа сложения необходимо четко отграничивать от относительной хронологии возникновения конкретных слов, составляющих указанные типы: так, например, то или иное слово первого типа может быть сравнительно поздним образованием, возникшим по уже существующей в языке модели.

§ 143. Слова с приставками занимают в германских языках, а в частности и в древнеанглийском, особое положение. С внешней стороны такие слова большей частью сходны со словами сложными. Так, в фонетическом отношении граница между приставкой и последующей частью слова играет ту же роль, что и граница между частями сложного слова или между двумя отдельными словами: конечный звук приставки часто имеет такую же судьбу, как тот же самый звук в исходе слова, а первый звук последующей части слова развивается так, как если бы он находился в начальном положении: ср. да. ā-weorpan выбросить, отбросить; ā-rīsan встать, подняться — с отпадением конечного *ř в приставке (|| г. us-waírpan, ur-reisan — с ur- < *ůz-; вероятно и в г. us-waírpan выбросить; us-fulljan выполнять и т. п. s в приставке восходит к более раннему z, которое подверглось оглушению, характерному для исхода слова); — ср также да. ā-secᵹan произносить, объявлять; be-fealdan заворачивать, складывать; ᵹe-þinᵹe совет, согласие — с сохранением глухости начального звука корневой части; — ср. да. be-helan покрывать, прятать; be-hindan позади, после, где звук h, 165 находясь между двумя гласными, не выпадает, т. е. ведет себя так, как если бы он находился в начальном положении. Отступления от подобного развития звуков на стыке приставки и следующей за ней части слова очень редки (если не считать тех случаев, где приставка вообще перестала выделяться как особая морфема).

Однако с точки зрения их функции в речи и значения приставки в древнеанглийском языке нередко являются лишь аффиксами (см. примеры, приведенные выше). Некоторые же приставки в известных случаях настолько утрачивают свое вещественное значение, что в сущности перестают быть даже словообразовательными аффиксами и превращаются лишь в показатели грамматической формы: ср. да. ā- и особенно ᵹe- в роли показателей совершенного вида глаголов: да. wrītan писать — ā-wrītan написать; siᵹlan плыть — ᵹe-siᵹlan проплыть.

Но наряду с этими приставками, приставки, совпадающие с предлогами-наречиями, могут и по своему значению и функции, а не только формально, представлять собой составные части сложных слов: ср. да. fore-ᵹenᵹa предшественник, предок, собств. «впереди-идущий» (ср. аналогичное г. faura-gaggja начальник, предводитель); æfter-ᵹenᵹa преемник, «после-идущий», up-heofon небо наверху, собств. «верхнее небо» (ср. ди. up-himminn, дс. up-himil, двн. uf-himil); tō-cyme приход, tō-cuman приходить; fore-secᵹan сказать ранее, предварительно, «вперед сказать».

Таким образом, если с этимологической точки зрения, а большей частью и по внешнему виду, слова с приставками относятся в древнеанглийском к числу сложных, то с точки зрения их семантической структуры они распределяются, в основном, между сложными словами и простыми со словообразующими аффиксами, а в отдельных случаях представляют собой скорее даже не особые лексические единицы, но лишь известные грамматические формы слов (формы совершенного вида глаголов).

§ 144. Что касается способов образования новых слов в древнеанглийском, то, как это уже было достаточно 166 показано выше, в рассматриваемый период и словосложение и словопроизводство (аффиксальное) были основными и очень развитыми способами пополнения словарного состава английского языка. Наоборот, заимствования играли в английском языке небольшую роль (подробнее см. ниже, §§ 152156), причем иногда язык прибегал даже не к прямым заимствованиям, а к калькированию, т. е. образованию новых слов по образцу иноязычных слов, но из материала древнеанглийского языка (подробнее см. ниже, §§ 150 и 153).

§ 145. Иную роль в системе древнеанглийского языка играла конверсия1, т. е. такой вид словообразования (словопроизводства), при котором словообразовательным средством служит только сама парадигма слова: ср. да. lufu любовь — lufian любить; broc обломок, несчастье — brocian раздавливать, причинять вред/боль; caru забота — carian заботиться; cynd природа, род, происхождение — cynde естественный, прирожденный, добрый; curs проклятие, ругательство — cursian проклинать, ругаться; faru путешествие, путь, отряд — faran ехать, путешествовать. Нужно при этом иметь в виду, что парадигма играла роль в древнеанглийском словообразовании не только в случае конверсии. Так, например, прилагательное dæᵹ-lī̆c ежедневный образовано от существительного dæᵹ день не только посредством суффикса -lī̆c, но и посредством адъективной парадигмы (нулевое окончание — им. м. ед. сильного склонения, -ne вн. м. слн., -um — дт. м. слн. и т. д.), отличной от парадигмы существительного dæᵹ (им. и вн. ед. — нулевое окончание, дт. — -e и т д.). Но здесь словообразовательная роль парадигмы менее заметна, чем при конверсии, так как имеется специально словообразовательный элемент — суффикс -lī̆c-. Таким образом, специфическим для конверсии является не вообще использование парадигмы как средства словообразования, 167 а использование ее именно как единственного средства, без каких-либо иных, специально словообразовательных средств. Далее необходимо иметь в виду, что речь идет о древнеанглийском языке, т. е. о том, какие исторически сложившиеся соотношения между приведенными выше словами имелись в нем в период древнеанглийских письменных памятников, а не о том, что было раньше, из чего и как развились существовавшие соотношения. Конечно, рассмотрение этих соотношений с генетической точки зрения необходимо для подлинно глубокого понимания языка как исторически развивающегося общественного явления, как продукта целого ряда эпох. Но подменять определение существующего соотношения определением того, из чего оно получилось, означало бы смешение предыдущего периода с последующим, допущение анахронизма, следовательно, было бы антиисторическим подходом. Генетически lufian — глагол является производным от существительного lufu, так как древняя основа этого существительного (индоевропейское *lubh-ā-) в некоторых формах глагола осложнялась суффиксом *-jo- (т. е. выступала уже в виде части более сложной, производной основы). Однако уже древнеанглийское lufu (в косвенных падежах lufe) из *luƀō, из *lubhā членилось на корень luf- и окончание -u (в косвенных падежах — -e), а древнеанглийский глагол lufian (в личных формах lufie, lufas(t)…, lufade…) на тот же корень luf- и различные грамматические (не словообразующие) морфемы: -i-an, -i-e, -a-s(t), -a-d-e и пр. Иначе говоря, уже в древнеанглийском языке как существительное lufu, так и глагол lufian имели одну и ту же основу и различались только своими парадигмами, т. е. соотносились между собой по конверсии.

Семантические отношения между словами, соотносившимися по конверсии, могли быть самыми разнообразными: ср. да. lufu любовь — lufian любить, соотносящиеся как «явление» и «процесс его протекания», ср. также да. hearpe арфа — hearpian играть на арфе, семантически находящиеся в отношении «предмета» и «процесса его применения по назначению». Эти семантические 168 различия, понятно, не разрушали единства конверсии как определенного вида словообразования, характеризуемого тем, как оно осуществляется.

Из сказанного следует, что конверсия в древнеанглийском в принципе не отличалась от конверсии в современном английском языке. Так, между существительными doctor доктор или paper бумага и глаголами doctor лечить или paper завертывать в бумагу, оклеивать обоями по существу такое же различие по форме, как и между древнеанглийскими существительными ende конец или lufu любовь и глаголами endian кончать(ся) или lufian любить, соответственно. Поэтому никак нельзя последние пары противопоставлять первым как «разные» по форме «одинаковым» по форме: (грамматическая) форма совсем не то же, что звуковая оболочка.

Обращая, однако, внимание на единство системы конверсии по существу как в новоанглийском, так и в древнеанглийском, не следует упускать из виду и своеобразных особенностей конверсии в различных случаях.

Хотя древнеанглийские lufu — lufian, hearpe — hearpian и т. п. представляли собой случаи конверсии и в этом смысле были подобны развившимся из них парам love — love, harp — harp, а также и новообразованным pencil — pencil, paper — paper и пр., но они все же имели и общие отличия от случаев конверсии в новоанглийском языке. Самыми важными отличиями нужно признать следующие:

1) Для древнеанглийской конверсии было характерно отсутствие омонимии, тогда как для конверсии в новоанглийском как раз типично наличие омонимических форм, принадлежащих разным словам с общей основой (a doctor — they doctor; the doctor’s hat — he doctors). Это различие, связанное с общим уменьшением числа, а главное — разнообразия грамматических суффиксов (окончаний) в новоанглийском, разумеется, придает конверсии иной, более специфический и ярко выраженный характер в новом языке, сравнительно с древним: отсутствие специальных словообразовательных 169 средств как бы уже не маскируется сравнительно сложной системой грамматических суффиксов. Но, понятно, самый общий принцип словообразования — один и тот же и в современном love — love или pencil — pencil и в древнеанглийском lufu — lufian или hearpe — hearpian. И это-то и важно подчеркнуть, выделяя конверсию в качестве особого вида словообразования (словопроизводства).

2) В древнеанглийском языке, очевидно, конверсия не была столь продуктивным способом словообразования, как в новоанглийском языке, что также должно быть отмечено: место этого вида словообразования в общей системе различно в различные эпохи, большей ограниченности и устойчивости противостоит бо́льшая широта и подвижность, текучесть. Но и это различие не должно скрывать принципиальной однотипности самого способа образования, выделяемого термином «конверсия».

Помимо этих общих отличий между древнеанглийской и современной английской конверсией как способа словообразования могут также, естественно, наблюдаться различия (иногда очень существенные) между конкретными случаями проявления конверсии в древнеанглийском и новоанглийском. Так, например, в ходе истории английского языка некоторые пары слов, соотносившиеся в древнеанглийском по конверсии, могли в результате последующих изменений вставать в иные словообразовательные отношения. Сказанное можно проиллюстрировать на следующем (далеко не единичном) примере. Древнеанглийское существительное sånᵹ песня и древнеанглийский глагол sinᵹan — sånᵹ — sunᵹon — sunᵹen петь, без всякого сомнения, соотносились друг с другом по конверсии т. к. здесь при наличии общего гласного корня варьирование основы вследствие чередования звуков является характерным свойством одной парадигмы, а отсутствие такого варьирования принадлежит к числу характерных свойств другой парадигмы. В современном английском языке соответствующие слова song и sing — sang — sung в результате фонетических изменений в основе выпали из случаев конверсии: song 170 отличается от sing — sang — sung не только парадигмой, но и своим особым гласным, не встречающимся в глаголе, а соответствующие гласные глагола не встречаются в существительном, так что чередование гласных внутри глагола оказывается отделенным от чередования гласных между глаголом и существительным, хотя, конечно, в последнем чередовании участвуют те же гласные, какие чередуются между собой в парадигме глагола. Поэтому, если бы даже чередование гласных в глаголе исчезло и во всех глагольных формах стал бы употребляться лишь один из прежних гласных (безразлично какой), то все же чередование гласных между глаголом и существительным сохранилось бы. Другой пример: древнеанглийское существительное rād верховая езда, путешествие, дорога (лишь в сложных словах) и древнеанглийский глагол rīdan — rād — ridon — riden ехать верхом также по вышеизложенным причинам следует, безусловно, считать парой, соотносящейся по конверсии. Однако существительное road в современном английском языке уже не связывается конверсией с глаголом ride — rode — ridden, но не потому, что этому препятствует его звуковая оболочка, а потому, что оно вообще слишком отдалилось от глагола ride по своему значению — дорога, путешествие, рейд. Таким образом, изменения значения, равно как и изменение звуковой оболочки, происходящее в процессе исторического развития языка, могут разрывать ранее образовавшиеся связи по конверсии.

Словоупотребление

§ 146. Лексический состав древнеанглийского языка неоднороден в отношении стилистической значимости слов и их употребления в речи. Прослеживая употребление слов в дошедших до нас древнеанглийских письменных памятниках, можно видеть, что наряду с обычными, повседневными словами — словами, главным образом, основного словарного фонда — имелись, с одной стороны, слова «торжественного» стиля и специально поэтические и, с другой стороны, — слова «ученые», не 171 имевшие широкого распространения. Так, да. mån(n) (|| ди. maðr, дс. двн. man, ср. г. manna) человек, мужчина (во множественном числе — люди) и близкое по значению да. lēode (|| дс. liudi, двн. liuti) люди встречаются в различных, как прозаических, так и поэтических текстах; но да. fīras (мн. ч.) люди, мужи (|| ди. firar, дс. firihōs, двн. fīrah(i)e) характерно для лексики только поэтических произведений; с другой стороны, такие слова, как да. declīnunᵹ склонение (грамматическое), могут служить примерами слов «ученого» характера. Кроме того, в древнеанглийском, возможно, существовала обширная терминология, относящаяся к области различных ремесел, как-то: кораблестроению, выделке боевых доспехов и пр., но, к сожалению, об этой области словарного состава древнеанглийского языка нам почти ничего не известно (ср. также § 138).

Таким образом, с точки зрения употребления в древнеанглийской лексике возможно выделить три основных сферы, или области:

1) Слова обычные, нейтральные по своей стилистической характеристике.

2) Слова торжественного стиля и специально поэтические слова.

3) Слова «ученые», не употребительные в повседневной речи.

§ 147. 1) Примером первой группы могут служить следующие древнеанглийские слова: dæᵹ день, hūs дом, tūn огороженное место, усадьба, stān камень, sprǣc речь, mån(n) человек, мужчина, sorᵹ печаль, забота, rād верховая езда, путешествие, lånd земля, страна, lār учение, вера, mōnað месяц, sunne солнце, scort, sceort короткий, lånᵹ длинный, yfel плохой, злой, ᵹōd хороший, heard тяжелый, eald старый, hē он, mīn мой, ān один, ᵹān идти, dōn делать, sēon видеть, wrītan писать, sinᵹan петь, helpan помогать, sittan сидеть, ståndan стоять, sōna скоро, hēr здесь, æt у, при, tō к и многие другие. Огромное большинство перечисленных слов и не менее высокий процент других слов нейтрального стиля, засвидетельствованных 172 в древнеанглийских письменных памятниках, без всякого сомнения, принадлежали к основному словарному фонду древнеанглийского языка и, таким образом, входили в ядро его словарного состава. Эти слова на протяжении многовековой истории обнаружили необычайную устойчивость: с одной стороны, перечисленные выше слова, за небольшим исключением, содержатся в словарном составе других древнегерманских языков, что говорит о факте их существования еще в языке-основе (подробнее об этом см. ниже, §§ 157163), с другой стороны, они сохранились и в современном английском языке: ср. совр. англ. day, house, town, stone, speech, man, sorrow, road, land, lore, month, short, sun, long, evil, good, hard, old, he, my (mine), one, go, do, see, write, sing, help, sit, stand, soon, here, at, to. Для слов торжественного стиля, поэтических слов и «ученых» подобная устойчивость характерна не была. Это особенно наглядно видно при сопоставлении дальнейшей судьбы обычных слов с судьбой их поэтических синонимов: ср., с одной стороны, mån(n) мужчина, человек — обычное слово, сохранившееся в современном языке, и, с другой стороны, — wer мужчина, муж, beorn человек, муж, воин, герой, secᵹ воин, муж, lēode (мн. ч. собират.) люди — поэтические слова, — равно вышедшие из употребления в ходе дальнейшей истории английского языка (слово ᵹuma мужчина, муж, также характерное для древнеанглийских поэтических произведений, сохранилось лишь как второй компонент сложного слова bride-groom).

§ 148. 2) Слова торжественно-поэтические представляют собой в большом числе случаев архаизмы, вышедшие из употребления в повседневной речи (ди. fornǫfn, т. е. «древние имена»). Преимущественно это существительные. Сюда относится да. fīras люди, мужи; ᵹuma мужчина, муж-воин; далее eoh конь; mere в значении море (в прозе — в значении озеро, пруд), (англск.) mēce меч, hild бой, борьба и много других подобных слов. Ср. также такие глаголы, как да. brēotan ломать, разрушать; maðelian, mædlan молвить.

173

Многие слова в поэтической речи употребляются в переносном смысле: ср. да. æsc ясень (также корабль особого типа), в поэзии — копье; — нередко субстантивизированные прилагательные (большей частью в слабой форме) вместо или в значении существительных: ср. да. blånca белый и blånca конь (белый).

В очень большой степени своеобразие и богатство древнеанглийской поэтической лексики создаются сложными словами: ср. да. siᵹe-þēod победоносный народ, победоносная дружина; да. meodu-ærn «медовый дом», т. е. пиршественная палата; — да. sǣ-līðend(e) мореход, мореплаватель; — да. heoru-drēoriᵹ «окровавленным мечом». К подобным сложным словам примыкают и фразеологические единицы: ср. да. ᵹāstes hūs тело, собств. «духа (души) дом».

§ 149. Особое место среди сложных слов и равносильных им фразеологических единиц занимают так называемые кеннинги (ди. kenningar, ед. ч. kenning ж. р. обозначение, указание), т. е. описательно-метафорические обозначения предметов, подобные приведенным выше да. meodu-ærn, ᵹāstes hūs. Ср. также да. sǣ-mearh корабль, собств. «мореконь», beadu-leoma «битволуч»меч; ᵹlēo-bēam «весельедрево»арфа. Кеннинги особенно характерны для поэзии скальдов, которые состязались друг с другом и изощрялись в изобретении все новых и новых обозначений для моря, корабля, битвы, воина, коня, меча, золота и других предметов действительности, преимущественно привлекавших их внимание и наиболее часто упоминаемых в их стихотворениях. Постепенно кеннинги в скальдической поэзии нередко приобретали в высшей степени вычурный и замысловатый характер и во многих случаях их первоначальная живая образность и непосредственность совершенно утрачивалась: ср. ди. hleypi-meiðr hlunn-viggia «заставляющее-бежать-древо на-катках-коней» = повелитель кораблей = король, князь, конунг, («конь на катках» = корабль, по-видимому, потому, что корабли передвигались на суше с помощью катков, подкладываемых под них).

174

Очень многие сложные слова и фразеологические единицы, как кеннинги, так и неметафорические выражения, встречаются лишь по одному разу, т. е. представляют собой так называемые hapax legomena (греческий термин; ед. ч. hapax legomenon «однажды сказанное»). Таким образом, далеко не все те многочисленные сложные образования, которые нам известны из древних поэтических памятников, входили в традиционный, постоянный лексический состав языка. Бо́льшая часть таких образований создавалась отдельными авторами лишь на данный случай и характеризует тот или другой язык скорее не в отношении объема его лексики, но в отношении гибкости его лексической системы и возможностей ее свободного роста (см. §§ 148, 149).

Наличие нескольких специально поэтических простых наименований (heiti в древнеисландской поэтической терминологии — к глаголу heita называть, называтьсяда. hātan) и несколько традиционных сложных обозначений для одних и тех же предметов наряду с обычными словами, которые свободно употреблялись в поэзии в расширенном и переносном значении, вместе с почти неисчерпаемой возможностью создавать новые кеннинги и другие сложные выражения по образцу уже существующих, — все это находило отражение в той чрезвычайно богатой синонимике, которая характерна для древнеанглийской поэзии. Так, например, муж-воин обозначается в древнеанглийском следующим образом: mån(n), ᵹuma, secᵹ, rinc, hæleþ, þeᵹn (дружинник), wer, cempa, mecᵹ, freca (|| ди. freki волк, собств. «хищный»), beorn (|| ди. biǫrn медведь), wīᵹa; лишь во множественном числе fīras, lēode, niþþas (|| ди. niðiar родичи); сложные слова hilde-rinc («боевоин»), heaðo-rinc то же, ᵹār-wīᵹa («копьевоин», т. е. копьеносный воин), helm-berend («шлемоноситель») — наряду со многими другими сложными словами, однако, в большинстве своем не такими вычурными, как в древнеисландском. Конечно, все эти выражения различались оттенками значения, но все они могли без нарушения смысла заменять одно другое.

175

§ 150. 3) Слова, которые могут быть названы «учеными», образуют очень неоднородную группу слов, неупотребительных в обычной повседневной речи и в то же самое время не имеющих поэтического характера.

Большое число этих слов относится к сфере тех понятий и представлений, которые распространялись вслед за введением христианства вместе с элементами греко-латинской культуры. Так как языком церкви и средневековой образованности в западной Европе была латынь, то естественно, что в словах, в которых эти понятия и представления получили свое выражение в древнеанглийском языке, большей частью проявляется то или иное влияние латинского языка, а через него — и греческого.

Нередко «ученые» слова являются прямыми заимствованиями из латинского, включая сюда и греческий элемент в латинском. Ср. да. fers из лат. versus стих; — да. circul из лат. circulus круг; — да. maᵹister, mæᵹ(e)ster из лат. magister наставник, начальник; — да. declīnian из лат. dēclīnāre склонять; — да. (e)pistol из лат. epistola письмо, послание (из греч. epistolḗ); ср. ди. pistill — не непосредственно из латыни, но через да. (e)pistol; вообще ряд латинских (греческих) слов проникли в древнеисландский через древнеанглийский.

Наряду с заимствованиями (из латинского и греческого) среди слов «ученого» характера имеются многочисленные кальки (с тех же языков), т. е. слова, заново образованные из материала собственного языка или переосмысленные соответственно тем или другим иноязычным (латинским, греческим) словам. Так, например, древнеанглийское nemniendlī̆c именительный, «назывательный» (к nemnan называть) представляет собой кальку лат. nōminātīvus (к nōmināre называть; — ср. соответствующий русский термин); — ср. также да. bōcere книжник, грамотей, писецда. bōc книга) — греч. grammeteús (к grámmata, ед. ч. grámma буква, письмо, писание; ср. русск. ‘грамота’, ‘грамотей’ — из греческого), лат. librārius (к liber книга); — да. word слово, но у Эльфрика и как грамматический термин — 176 глаголлат. verbum слово, глагол (ср. архаичное значение слова ‘глагол’ в русском). — О более ранних кальках, не «ученого» характера см. § 153, примечание 2.

Для древнескандинавского языка в числе «ученых» слов также обычно выделяют терминологию поэтики, свободную от греко-латинского влияния (ср., например, приводившиеся выше древнеисландские поэтические термины). Бо́льшая часть подобных терминов, очевидно, имела в известном смысле слова ученый характер и была в ходу лишь в среде самих скальдов. Возможно, аналогичная терминология в том или ином объеме имелась и в древнеанглийском, но она не сохранена письменностью, и выделять ее в числе «ученых» слов у нас нет никаких оснований. Если же в древнеанглийском, в отличие от древнескандинавского, не существовало развитой поэтической терминологии, то древнеанглийские «ученые» слова можно охарактеризовать как находящиеся под полным (прямым или косвенным) влиянием иноязычной (латино-греческой) лексики. Этим «ученые» слова коренным образом отличаются от разобранных выше других сфер древнеанглийского словарного состава: ведь пополнение древнеанглийского словарного состава путем заимствований было в тот период для английского языка не характерным (подробнее см. ниже, §§ 152156).

В заключение необходимо заметить, что резкой и неподвижной грани между «ученой» лексикой и остальной областью словарного состава провести нельзя: отдельные слова, появлявшиеся в качестве «ученых», постепенно получали широкое распространение и делались всеобщим достоянием; и, наоборот, некоторым обычным, общеупотребительным словам в определенном контексте присваивалось особое, специализированное значение, в котором они уже становились словами «ученого» характера (ср. у Эльфрика да. word и также да. nåma в значении грамматического имени, tīd в значении грамматического времени — и много других примеров у того же автора).


1 Термин «конверсия» не представляется вполне удачным. Однако поскольку этот термин довольно прочно закрепился в лингвистической литературе, он используется также и в этой книге.

Источник: Смирницкий А. И. Древнеанглийский язык. — М.: МГУ, 1998. — 319 с.

OCR: Eyvar Tjörvason, Солнце Зимы

© Tim Stridmann